Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Директор реабилитационного центра «Рассвет» Татьяна ФРИЛИНГ — о равнодушии, работе в треугольнике, эмоциональном исцелении и признании 

— Татьяна Геннадьевна, ваш приход в социальную сферу был случайным или осознанным шагом?

— Я считаю, что случайных людей в социальной сфере быть не может, потому что ты должен понимать, куда идёшь, и осознавать всю ношу, что последует за этим шагом. Я окончила педагогический университет и начинала свою деятельность педагогом дополнительного образования в подростковом клубе, где собирались трудные ребята с плохими взаимоотношениями с родителями. Тогда я поняла, что помощь детям, которые оказались в трудной ситуации, — в приоритете. В социальной сфере я начала с должности методиста как раз в учреждении для детей с трудной жизненной ситуацией. Это был социально-реабилитационный центр города Татарска. Работала там более пяти лет, а потом уже перешла в «Рассвет». Центр пережил много переименований. Но мы меняли не только название, но и категорию детей. Изначально это был коррекционный детский дом, где проживали ребятишки дошкольного возраста, имеющие инвалидность. С 2014 года в наш центр начали поступать дети-сироты. Это были нормотипичные подростки, которым требовалась не коррекционная работа, а работа по жизнеустройству и самоопределению, поэтому нам пришлось перестроиться. Потом как-то естественным путём в данной категории становилось всё меньше и меньше ребят, они уходили в семьи и устраивались в жизни. И наш центр плавно пришёл к тому, чтобы работать с детьми с инвалидностью. С 2019 года мы очень плотно работаем только с такими детьми из Новосибирска и региона.

— Как внутри центра всё устроено?

— Работа центра заключается в оказании помощи семье, воспитывающей ребёнка с инвалидностью от рождения до 18 лет. В нашем учреждении внедрена перманентная модель сопровождения этих семей. Модель разбита по ступеням. Первая ступень — это реабилитация. Процесс, когда мы работаем с определёнными нарушениями. Вторая ступень — абилитация, когда у ребёнка вообще функция не развита, и мы её восстанавливаем. И у нас есть возрастные категории: ранняя помощь для ребятишек от 0 до 7 лет, которые приходят на кратковременное пребывание на курс реабилитации, следующая категория — от 7 до 12 лет, тоже приходят на реабилитацию, чтобы улучшать функции, которые нарушены, и последняя ступенька — с 12 до 18 лет, когда подростки с поставленным, к сожалению, неизлечимым диагнозом обучаются жить самостоятельно. Также у нас есть вечернее время, когда дети с инвалидностью могут заниматься мультипликацией, плаванием в бассейне, хореографией.

Следующее направление в этой модели — это работа с родителями. Очень важная и неотъемлемая часть, потому что если не будут подключены родители, то результат окажется нулевым. Тут нужно работать в треугольнике, как мы его называем. Работа с родителями различная. Они могут позвонить по любой проблеме и решить её дистанционно, а могут приехать в наш клуб для родителей, который проходит раз в две недели. Его участники — это и родители, дети которых уже на реабилитации, и родители, которые только планируют привести ребёнка в центр. Мы проводим творческие мастерские и тренинги. На сайте нашей библиотеки есть подборка специальных упражнений, литературы и фильмов. И открыт координационный совет, куда можно адресовать любую проблему, которую мы решим.

— Что самое сложное для сотрудников социальной сферы? С какими трудностями вы сталкиваетесь в центре?

— В нашей сфере приходится работать с тем, что боль твоих подопечных должна становиться твоей собственной. В нашем случае это боль родителей и детей. У нас равнодушных людей нет. Безразличным в принципе не место в социальной сфере. Каждый специалист, каждый сотрудник переживает все истории через себя. В ином случае результата не будет. Человек, не способный прочувствовать, не способен по-настоящему помочь. И в этом состоит первая трудность социальных учреждений и нашего центра — специалистам, естественно, становится тяжело пропускать всё через себя, тем более когда за время работы ты не только вникаешь душой в проблему, но и привязываешься к ребёнку, а на очереди у тебя уже десяток других ребятишек. С этим мы работаем. Между заездами у нас есть один свободный день, который мы полностью посвящаем самим себе. Проводим тренинги, беседы, конкурсы и соревнования, чтобы выплеснуть все эмоции и перезарядиться.

Вторая трудность, о которой я уже упоминала, — это когда родители не идут с нами на контакт. Они думают, что привели ребёнка к нам — и он становится только нашей заботой. Сейчас намного меньше таких случаев, чем лет пять назад, но, к сожалению, они всё ещё есть. Поэтому огромную часть работы мы вынуждены посвящать родителям.

— Бывает ли такое, что ребёнка невозможно социализировать даже совместными усилиями родителей и специалистов?

— У меня ребёнок тоже родился с особенностями. И когда мне говорят: «Ой, какой тяжёлый». Я отвечаю: «Да нет, мы лёгкие родились». Понятно, что люди имеют в виду тяжёлый диагноз, от которого многое зависит. И когда другим со стороны кажется, что с таким диагнозом делать нечего, мы работаем, просто ставя пометку, что в этом случае нужно приложить больше сил. У каждого ребёнка свой спектр возможностей и ограничений, но чтобы диагноз не позволял социализироваться — такого всё же не может быть. Мы на протяжении десяти лет внедряли различные методики, чтобы помогать любым ребятишкам. И мы расширяем свои территории, чтобы охватить как можно больше семей. Например, сейчас мы выезжаем в Колыванский район с междисциплинарной бригадой, в которую входят врач-невролог, врач-психиатр, психолог-педагог, логопед, дефектолог и по необходимости инструктор по адаптивной физической культуры. Они приезжают в отдалённые районы к семьям, когда ребёнку сложно доехать в город. Важно оказывать помощь своевременно.

—Что сейчас происходит в сфере социальной помощи у нас в регионе? Хотели бы вы что-то поменять?

— Социальная сфера — как один большой механизм, задающий движение, а учреждения — его частички, некие шестерёнки, которые крутятся и передают это движение. Если вдруг они выбиваются, вся система рушится. Только главная шестерёнка закрутилась — и мы пошли по цепочке, она изменения кинула нам — мы их подхватили. Поэтому что-то изменять там, где всё и так перестраивается, не хотелось бы, а вот пожелать — да. Нужно, чтобы было больше благодарных людей. После каждого заезда мы проводим заседания. Как-то на одно из них опаздывал психолог, поэтому мы начали без него. Он спустя время заходит и буквально светится от счастья. На наш вопрос «Вы почему опаздываете?» он сказал: «Вы знаете, у меня ребёнок заговорил». И ведь было сказано всего одно слово, но для психолога это знак, что его работа не прошла бесследно. Ребёнок с тяжёлым аутизмом и вечно закрывающийся от других тоже сделал большой шаг вперёд. Но иногда родители могут не замечать вот этих шагов. Они не отслеживают незначительные изменения, а для нас это всегда огромный результат. Хочется, чтобы это научились признавать. Для нашего эмоционального восстановления очень важна благодарность родителей, когда они говорят не про то, какие мы профессионалы, а про то, что действительно увидели, как поменялся их ребёнок за время работы с нами.