Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

В театре «Старый дом» прошёл цикл показов нового спектакля режиссёра Юрия Квятковского. Почему его обязательно надо увидеть?

«Парадокс об актёре и жестокости»

Театр «Старый дом»

Режиссёр Юрий Квятковский

Художник Нана Абдрашитова

В своём драматическом эссе «Парадокс об актёре» французский писатель Дени Дидро утверждает, что артист — это искусный подражатель, разбирающий свою роль рассудочно и с холодным носом, ибо его профессиональная миссия «показывать» своего персонажа, но не быть им. В спектакле «Парадокс об актёре и жестокости» российский режиссёр Юрий Квятковский опрокидывает теорию Дидро, подталкивая зрителя к той бездне, куда регулярно вглядываются артисты в поисках своего героя. А уж в этом бестиарии — каждой твари по паре, и не все они «невиданной красы» — случаются и вовсе отвратительные василиски, чей яд антидотов не подразумевает. Как в пьесе британца Майкла Ардитти «Магда», где речь идёт о последних днях правящей верхушки нацистской Германии, которая прячется в мае 1945 года в бункере, готовясь напоследок явить миру самоубийственный перформанс. Собственно, она и послужила исходником для спектакля Квятковского, который решил не идти по следу пьесы, а вместе с драматургом Екатериной Августеняк создал «театр в театре», где пресловутая четвёртая стена, подобно берлинской, сначала возводится, а потом падает. Так можно ли сыграть чудовище, не отравившись его ядом?

В условном театре Режиссёр (Евгений Варава) репетирует с артистами пьесу«Магда»: проводит актёрский кастинг, разбирает роли и готовится к генеральному прогону. Идею «матрёшки», когда в один спектакль вложен другой, поддерживает сценография Наны Абдрашитовой: прогон спектакля помещён в стеклянный аквариум-бункер, а закулисье — на авансцену и в зрительный зал. «Ты пьесу читал?» — спрашивает из зала Режиссёр артиста Анатолия Григорьева, которому выпало репетировать роль министра пропаганды Третьего рейха Йозефа Геббельса. «Читал. Кошмарная. Ночь потом не спал», — сдержанно рефлексирует Григорьев на авансцене, стирая границы между театром и явью, потому что явно рассказывает о личном опыте встрече с пьесой Ардитти. Этот док-приём работает на протяжении всего «Парадокса»: артисты, как в кабинете психоаналитика, будут рассказывать свои истории, которые выудит из них диктатор-режиссёр, чтобы кинуть в топку работы над ролью, — они и послужили материалом для перепрошивки исходной пьесы. 

Режиссёр Варавы — типичный нарцисс и тиран, которому, в общем-то, наплевать на душевные метания артистов, ему нужна «соль роли», обнажение и трансформация, для которой все средства хороши, в том числе и грубый психоанализ, когда человек вскрывается как банка тушёнки консервным ножом. Что при этом чувствует артист? Батенька, да не всё ли равно? Если что-то не нравится, то велкам на завод! Эксцентричные жесты, пижонский шарф на шее, очочки, модные штиблеты, руки-мельницы и закадровый голос Бога из темноты зрительного зала — режиссёр такой режиссёр. Собирательный образ в зеркале социума — поэтому всё утрировано жирными мазками. Сначала возникают сомнения, как такой хлыщ вообще посмел замахнуться на «Магду»? Но потом становится ясно — Режиссёр отчаянно боится этого материала, отсюда и все эти нервические и бравурные эскапады. За внешним жестом всегда легче спрятаться, и Евгений Варава предельно точно рисует партитуру роли своего персонажа.

«Магда» — это не пасквиль на Третий рейх в духе Херлуфа Бидструпа, первым начавшего рисовать политические карикатуры на германских национал-социалистов. (Хотя, если честно, Геббельс Анатолия Григорьева гораздо ближе к знаменитой серии Бидструпа «про Гитлера», чем к своему реальному прототипу.)Здесь в центре сюжета — Магда Геббельс, икона стиля и идеальная мать национал-социалистов, жена главного пропагандиста и пособница чудовищного режима, решившая повторить в бункере архетипический путь Медеи. «А где ваша одежда?» — «На мне» — «Только одно платье?» — «А больше и не надо». Короткий диалог с Евой Браун (Лариса Чернобаева) не оставляет сомнений — у четы Геббельсов свои планы на шестерых детей, которых они привезли в подземелье. Хотя какие могут быть сомнения — все мы наизусть выучили этот страшный исторический урок. Но родители детей расходятся во мнениях насчёт «идейного качества» сакральной жертвы: если отец готов запалить условный костёр во славу ницшеанского сверхчеловека, то мать — во имя миллионов погибших детей в лагерях смерти. Но как расставить акценты в трудном, но таком важном разговоре о расплате и искуплении, не провоцируя зрителя на сочувствие?

Квятковский помещает «Магду» во временную капсулу звуконепроницаемого аквариума-бункера — откуда до зрителя практически не доносятся звуки немецкой речи, лишь отдалённый гул орудий и гипертрофированные звуки шагов персонажей, которые спускаются в подземелье, спотыкаясь на этой клятой последней ступени. Они не имеют права живого голоса, потому что умерли ещё до своей физической смерти, — за них говорят переводчицы-синхронисты Яна Погорелова и Софья Степанова, сидящие в зрительном зале. Землистые лица, стёртые краски, чёткий ритм документальных кадров майских событий 1945 года в Берлине и профессиональные голоса переводчиков многократно усиливают мета-событийное ощущение кинохроники, увеличивая дистанцию между персонажами спектакля «Магда» и зрителем. Здесь эмоционально подключаться не к кому — жизни в этих бывших людях давно нет. Хотя они ещё по инерции пытаются завести патефон, сыграть свадьбу накануне прыжка в ничто и вести человеческие диалоги из серии «ты мне всю жизнь испортила, мы из-за тебя войну проиграли».

Перед артистами стоит нелёгкая задача, с которой они все блестяще справляются, одновременно прожить через себя два сценических измерения — играя исторических персонажей спектакля «Магда» и самих себя в спектакле «Парадокс об актёре и жестокости». Гениальна Наталья Немцева — её хищная птица Магда готова одновременно вцепиться когтями в ненавистное лицо упыря-мужа и раскинуть материнские крылья-руки над своими детьми, приговорёнными к смерти. Существование на грани пароксизма, когда клокочущие у горла эмоции автоматически гасятся сдержанностью истинной арийки, вшитой в генетический код нации. И её сценическая «антагонистка» Ева Браун — «прелесть какая дурочка» с кукольными локонами а-ля кукла Суок, не ведающая про Бухенвальд и Аушвиц, преданная фюреру как овчарка Блонди: любимый господин назначил меня своей женой! Прямой как шпала герой Арсения Чудецкого медик Людвиг — когда-то подававший надежды молодой хирург, а сегодня отравитель собак и детей. Кстати, в этой роли зашит большой экзистенциальный потенциал: на что человек может пойти ради чистой науки? Переживающий свой звёздный час Йозеф Геббельс — калиф на час, кукловод и одновременно марионетка, последний карикатурный оскал агонизирующего режима. Анатолий Григорьев ведёт своего персонажа, не щадя своего человеческого и живого, отвечая всем своим сценическим существованием на вопрос Режиссёра: зачем смотреть в бездну? Затем.

Но геометрия всех ролей резко меняется, когда на авансцену к Режиссёру выходят «просто артисты», которые удручённо рефлексируют, вытаскивая из своей судьбы истории-нитки, чтобы сшить общее полотно «Магды». В какой-то момент перестаёшь понимать, где заканчивается один спектакль и начинается другой, — так органично подогнаны друг к другу все измерения, без каких-либо сценических швов и зазоров. Театр расширяется до размеров бездны, откуда нам всем лукаво подмигивает коллективный режиссёр: на что ты готов ради своей главной роли в жизни? Поступишься ли своими гуманистическими принципами ради сладкого часа безграничной власти? Сможешь ли ей противостоять не в кухонном разговоре, а вот здесь и сейчас? Что готов за неё отдать? Или — не отдать?

Квятковский — мастер неожиданных финалов и сюжетных твистов, когда драма вдруг превращается в производственный триллер с элементами фантасмагории в духе Михаила Булгакова, а весь актёрский ансамбль перемещается в третье измерение, где их уже никто не догонит. В финале все стены рухнут, и «свобода вас встретит радостно у входа», но у неё горьковатый привкус цикуты, а значит, антидот против яда всё-таки найден. Кстати, режиссёр (Квятковский) использовал в «Парадоксе» все запрещённые в театре приёмы — у него одинаково гениально играют и артисты, и восточно-европейская овчарка Николь, и дети, и Марлен Дитрих.

P.S. Во время «спектакля в спектакле» ни один ребёнок не пострадал.