Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Новосибирские «Первый театр» и «13 трамвай» выпустили спектакли-предчувствия. Наталия ДМИТРИЕВА рекомендует смотреть их в определённой последовательности

Творческие люди всегда были провозвестниками, умеющими считывать информацию будущего из гипотетической ноосферы. Такой способностью обладают в основном писатели, но сегодня этим отличились и новосибирские режиссёры. Иначе чем объяснить две последние премьеры в Сибирском камерном театре «13 трамвай» и Молодёжном драматическом театре «Первый театр», где зрителя сначала отравили грядущей горечью социального одиночества, а потом попытались успокоить медитативным гимном физическому труду? Кстати, для психотерапевтического эффекта советую смотреть эти спектакли в заданной логике: сначала «Апокалипсис», затем «Плотник».

Пьесу болгарского автора Георги Господинова «Апокалипсис приходит в 6 вечера» называют «тарантиновской»: ткань сюжета — эксцентричные пазлы-эпизоды в стиле pulp fiction, складывающиеся в общий сюжет-узор. 20 историй о любви и смерти объединены одной нехитрой мыслью: человек по своему замыслу — создание одинокое, ибо Бог одинок, а весь мир — это его проекция, тени в платоновской пещере и диафильм на простыне мироздания, чтобы скрасить божественную скуку. Стал бы Бог вкалывать до седьмого пота все шесть дней, если бы за ним по пятам не гналось одиночество?

Режиссёр Дарья Догадова (выпускница НГТИ, мастерская Сергея Афанасьева) решила рассказать эту философскую притчу в жанре мультипликационной катастрофы. Апокалипсис — очень распространённый жанр в аниме, и на эту связь довольно прозрачно намекает сценический костюм Бога (Илья Боров) — такой гибрид из японских штанов-хакама и современного кэжуала. Сценография как предчувствие киберпанка: на остатках цивилизации пытаются жить и любить ещё не до конца мёртвые люди — на всех предметах печать упадка и вырождения, но человек не сдаётся. В общем, ощущение тотального «Безумного Макса» образца 1979 года: этот поезд в огне, что-то страшное грядёт, а всадники апокалипсиса уже давно проскакали и скрылись за горизонтом. Вся эта метафизическая безнадёга щедро приправлена саундом Бориса Гребенщикова — апокалипсис такой апокалипсис. Понятно, что на этом фоне обычные человеческие истории выглядят мультяшным гротеском, — когда градус трагедии уже ощущается как фарс.

Все истории «Апокалипсиса» — о социальном одиночестве. Вокруг тебя бурлит мегаполисная жизнь, а ты одиноко стоишь под уличным фонарём и заглядываешь каждому прохожему в глаза: давай поговорим, а? Фонарь в спектакле Дарьи Догадовой — практически живой герой, центр притяжения людей и их страданий, место для свиданий с Богом и соборной Душой мира (Варвара Сидорова), которая живёт в болгарской девочке, убежавшей от скандалящих родителей. Легконогой Душе трудно найти убежище в мире окончательного заката, где каждый день разбиваются сердца и умирают люди — кто от старости, а кто от пули маньяка-снайпера. Старость заковывает влюблённую пару в узилище решётки-кровати, у маньяка-снайпера было тяжёлое детство без любви, а Бог ненавидел аккордеон, потому что всю свою бесконечную жизнь мечтал сыграть на пианино. В финале спектакле они вместе с Душой играют на деке аккордеона «К Элизе» Бетховена — и зрительский катарсис неизбежен.

Несмотря на искренний разговор со зрителем, «Апокалипсис начнётся в 6 вечера» — это всё-таки тот случай, когда надо «резать, не дожидаясь перитонита», сокращай, играй и ещё раз сокращай. Слишком концентрированный бульон смыслов, вмещённый в 2,5 часа одного акта, к финалу вызывает интеллектуальную изжогу, а некоторые истории звучат лишними и не работают на общую мысль. Тем не менее спектакль, безусловно, интересен. Особенно если учесть, что был поставлен задолго до сегодняшних событий в мире.

После того как вы испытали экзистенциальное потрясение в «13 трамвае», нужно идти в «Первый театр» — на спектакль Ангелины Миграновой и Родиона Сабирова «Плотник» по пьесе Лидии Головановой. Этот текст вошёл в шорт-лист «Любимовки-2021» и стал для режиссёров «местом тишины и спокойствия в мире энтропии и хаоса». Когда над пропастью во ржи нас уже некому ловить, очень полезно для психического здоровья принять участие в сценической випассане, где звуки падающих капель сливаются с ритмичным текстом, а смыслы неторопливо прорастают в голове.

Образованного рефлексика «Плотник» сразу уводит в интеллектуальные дебри, где кидает на растерзание метафорам и аллюзиям. Вижу воду на сцене и думаю: ага, библейские мотивы пошли, «ходить по воде босиком», да и плотник, ясное дело, оттуда родом. А если в финале звучит фраза: «Я скидываю с себя всю одежду и погружаюсь с головой в прохладную воду», значит ли это, что пучина сия поглотила ея в один момент? Налицо конкретные аллюзии с «Бедной Лизой», но при чём тут Карамзин? Или всё-таки — Островский? Мозг по привычке лихорадочно гуглит сам себя, но все эти умничания — от лукавого. На самом деле в «Плотнике» всё очень просто: девушка рассказывает, как перестраивает на даче летний домик, доставшийся ей от деда, и фиксирует каждый свой шаг.

Вернее, рассказывают три актрисы — Елизавета Маслобоева, Юлия Шабайкина и Карина Мулева. Текст плывёт лентой Мёбиуса — практически без склеек и без пауз, переходя вербальной эстафетой от одной девушки к другой. Мозг опять начинает играть в ассоциации: понятно-понятно, три субличности одной героини, голоса в голове, малая психиатрия… Стоп. Нет никаких субличностей. Просто. Одна девушка. Перестраивает. Дом.

«На следующий день я возвращаюсь и подхожу к шалашу, чтобы сделать пол. Снова выставляю табуретки, переношу на них лист osb. Захожу в шалаш и измеряю незакрытые листом участки земли, обрешечённые брусками. Потом расчерчиваю новый лист и беру пилу, чтобы начать привычные действия. Пилю. Останавливаюсь. Дышу» — капля за каплей падает в зрителя текст. Фразы гипнотизируют, расслабляют тело, вдох-выдох, это уже я закупаю стройматериалы в магазине «Русь», выкидываю старые дедовские вещи, прощаюсь с прошлым, пилю весь день на солнцепёке ДСП, чёрт, какой тяжёлый шуруповёрт, иду вечером на пруд, погружаюсь в воду, уставшее тело говорит спасибо. Физическая монотонная работа вытаскивает из души старые занозы, я практически не думаю и лишь фиксирую свои действия — какие могут быть рефлексии, когда ты гвоздодёром вытаскиваешь ржавые шурупы, чтобы снять покосившуюся дверь?

И уже становится понятен сам образ Дома. Конечно, это я сама, мой внутренний мир: в крыше зияют дыры, оконца — мутные, а из щелей в стенах дуют чужие ветра. Я ломаю старые стены, мою окна, крашу подоконник, — вдох за вдохом, фраза за фразой, физическое действие как точка сборки. Трансформация внутренняя влечёт за собой физическую. Это закон, и он работает. Иногда, чтобы почувствовать себя живым, а не щепкой в хаосе событий, достаточно взять в руки молоток и забить пару гвоздей. Физическое осознание себя через усталость даёт ощущение духа, живущего в теле. И в этом смысле спектакль «Первого театра» — прекрасная терапия. Или медитация, кому что привычнее.