Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

В «Глобусе» изучили «хомо советикуса» — на примере спектакля «Генерал и его семья»

С детства считала Василия Чапаева кем-то вроде чудаковатого родственника, про которого взрослые и дети беззлобно травят анекдоты, невзирая на речку Урал, папаху и подвиг. Фраза «Приходит как-то раз Василий Иванович...» сразу обостряет коллективную память: усищи — густой щёткой, глазищи — навыкат, грудь — колесом, а размах плеча богатырский, когда и врагов в капусту, и за мир во всём мире. В общем, не человек, а сплошная гипертрофированная геройская функция со вкусом «сделано в СССР». В спектакле «Генерал и его семья» Василий Иванович получает фамилию Бочажок, говорит голосом «позднего Брежнева» и всё-таки переплывает свой внутренний Урал, совершив небоевой подвиг во имя любви.

Исторический роман Тимура Кибирова «Генерал и его семья» литературные критики называют «биографической памятью» самого автора, которую он распределил между главными героями — генералом Василием Бочажком, его дочерью Анечкой и младшим сыном Стёпкой. Признание в нелюбви к советскому режиму вылилось в сильное высказывание: как остаться порядочным человеком внутри системы, которая заставляет тебя маршировать на плацу каждый день и готовит к подвигу смерти ради себя? В тексте было много документальных свидетельств о красном терроре, но главный режиссёр «Глобуса» Алексей Крикливый оставляет их за скобками, чтобы рассказать историю о любви. Потому что только она может сохранить человека человеком при любом режиме.

В этом спектакле зритель сам контролирует глубину погружения в реку смыслов. Можно наслаждаться уютной ламповостью советской ностальгии, созданной художником-сценографом Каринэ Булгач, но поощряется и заплыв за буйки, где на экзистенциальном уровне человек пытается изжить в себе систему. «Генерал Бочажок, единственный начальник в маленьком военном городке, получил от государства звание и блага. Но он находит в себе силы сделать свой выбор, — сказал Алексей Крикливый. — И этим поступком он совершает подвиг во имя счастья дочери и внука».

У генерал-майора Василия Бочажка (Илья Паньков) радость — дочка Анечка (Анастасия Белинская) из Москвы возвращается! По этому случаю солдатики-срочники па-де-де на заснеженном аэродроме танцуют, а сам генерал брови радостно хмурит: эх, заживём теперь. Но отцы предполагают, а дочери располагают: Анечка выкатывается из самолёта изрядно беременной, и с этой минуты в жизни генерала начинается ядрёный «ёксель, моксель, пародоксель». Неминуемый конфликт поколений усиливает Анечкино внутреннее диссидентство — в СССР сплошная ложь и спесь, тебе, папа, вообще не стыдно так жить?

Как некоторые борцы за свободы, Анечка с удовольствием пользуется стыдными отцовскими благами, прикрывая своё потребительство высоко задранным носиком. Анастасия Белинская очень точно ведёт свою героиню, следуя амплитуде её внутреннего маятника: сегодня я экзальтированно влюбляюсь в стихи Анны Ахматовой, завтра отбиваю у подружки солдатика по фамилии Блюменбаум, а потом устраиваю отцу истерику, потому что хочу жить не по лжи. Апофеозом: дай папа мне разрешение на отъезд в Израиль, я убью твою карьеру и отчасти — лишу тебя смысла жизни. Да, я знаю, что ты меня любишь, но себя я люблю больше. Большое счастье, что режиссёр полюбил своих героев, иначе Анечка рисковала в моём воображении превратиться в эгоистичную снежную королеву с максимумом потребностей и минимумом эмпатии. А так она получилась смешной, нелепой, обаятельно долговязой, непосредственной и простодушной — такое девчачье воплощение Пьера Ришара.

Понятно, что Василий Бочажок — не идеальный папаша, воспитывающий детей по модной тогда методичке доктора Спока. И режиссёр с ним на эту тему весь спектакль спорит: вот тут, Василий Иванович, ты зря сыну нагрубил, орать не надо, что глаза пучишь, никто тебя здесь не боится, потому что любят. А к концу спектакля уже ясно, что Василий Бочажок — это не анекдотический персонаж с усами Будённого-Чапаева, а главный герой, воин и рыцарь, готовый пожертвовать собой ради счастья дочери. И становится понятным весь этот нелепый гротеск с картонными носами и накладными животами — в момент визуальной метаморфозы, когда Илья Паньков освобождается от бутафорской личины. Настоящее прорывается через генеральскую шинель «режимных правил», и Василий Иванович выходит к зрителю таковым, каков он есть: без погон и знаков отличий, молодым, подтянутым, смелым. Он едет в командировку в столицу, где живёт дочь со своим мужем Блюменбаумом, и даёт ей разрешение на эмиграцию, понимая, что генеральская карьера кончена, а дочь он больше не увидит. Наверное, в этом есть акт христианского смирения, проявления той Божественной силы, которую генерал-майор был вынужден гнать от себя в силу своих погон. Хотя в сцене крещения его жены Травиаты Захаровны (Светланы Галкиной) Бог уже говорил с Василием Ивановичем — и это одна из самых пронзительных сцен в спектакле. Илья Паньков, безусловно, велик в этой роли — грим, конечно, образ усиливает, но, чтобы наполнить «карикатуру» нежностью и любовью, нужно прожить на сцене целую жизнь. Очень мелодична роль Светланы Галкиной — партия любви и смирения той самой хрестоматийной генеральской жены, которая сначала выходит замуж за лейтенанта, а потом мотается с ним по гарнизонам.

Впечатляет и внутренняя работа режиссёра, который, не принимая априори советскую систему, сумел понять и принять главного героя с его беззаветным служением Отечеству. В спектакле Крикливый исследует явление «хомо советикус», но делает это не с бездушием патологоанатома, а с любовью к людям, — да, они долгое время смотрелись в кривое зеркало, не замечая искажений, но Божественная суть у всего человечества одинаковая. Главное — её вовремя разглядеть.