Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Российская писательница Марина МОСКВИНА — о детстве, сибирской погоде, жизнелюбии и вязаных свитерах

Московская гостья фестиваля «Книжная Сибирь» Марина Москвина прилетела в Новосибирск, когда наш город отчаянно, как впервые в жизни, боролся со снегом и гололёдом. Она тут же вспомнила, что несколько лет назад, в дни литературного фестиваля «Белое пятно», когда рассказывала о книге «Моя собака любит джаз», в Сибири были жуткие метели. С тех пор она скучала по новосибирцам.

— Когда в городе живут взрослые, которые выросли на твоих книгах, то город становится родным, и ты автоматически по нему скучаешь, — рассказывает она. — Тогда мне очень хотелось кататься на коньках, но был такой буран, что для меня это было слишком экстремально. Нынче с погодой вы тоже переборщили: гололёд и колдобины. Ходите аккуратно по улицам, это опасно для здоровья.

На небе — всегда солнце. Это про глаза и улыбку Марины. После знакомства с ней в памяти остаётся образ светлого лучезарного человека. Она наполнена творчеством, каким-то юношеским озорством, энергией добра. Весь этот ценный багаж, превратившийся естественным образом в литературу, — из детства.

— Я была не то чтобы совсем непослушным ребёнком, а таким баловнем судьбы, — говорит Марина. — Меня очень любили все мои бабушки-дедушки, которые описаны в книге «Крио». Деды, которые прошли все войны, все революции — всю страну трудного счастья. В этом романе они идут навстречу друг другу, их дети идут навстречу друг другу, чтобы я появилась на свет. Меня всегда интересует тайна жизни. Мама у меня — журналистка, любительница приключений, путешествий. Она работала на радиостанции «Юность», даже основала её, вернувшись с фронта. Папа закончил МГИМО, был дипломатом, историком, учёным. Брат — геодезист. Все они гедонисты, большие любители жизни. Родные всячески пытались сподвигнуть меня на путешествия и на чтение книг, которых немало в домашней библиотеке, в том числе с автографами Якова Акима, Юрия Сотника, Юрия Яковлева, Юрия Коваля.

Теперь Марина тоже путешествует. Привозит из поездок что-то памятное: минералы, раковины, осколки горшков, кость мамонта. Улыбается и продолжает удивлять:

— В этой коллекции есть даже консервная банка из-под сгущёнки, которую сплющила лапой медведица в геологической экспедиции, где я была поваром. А кусочек резины мне подарил воздухоплаватель — герой моей статьи, когда с ним летала на воздушном шаре. Недавно читала, что существуют гены оседлости и кочевничества. Последний, видимо, у меня есть. Он точно встроен в мою генетическую систему, потому что я очень люблю путешествовать и просто не мыслю себя без этого. Некоторые странствия легли в основу книг об Индии, Непале, Японии, Арктике. Это такие открытия абсолютно незнакомых миров. Иногда сложно вновь пережить путешествие и написать книгу. История о Гималаях и восхождении на Аннапурну получилась опасная, и муж произнёс: «Неужели ты в состоянии её вновь почувствовать?». Это был существенный вопрос. Чтобы написать книгу, ты должен всё заново сильно пережить, очень. Но писательская закваска позволила с этим справиться. А записи, которые делаю даже в экстремальных ситуациях, помогли в этом.

Как говорит Марина Москвина, рабочий блокнот писателя — это чемодан слесаря-сантехника, который пришёл починить кран, или авоська с продуктами, из которых хозяйка будет варить суп. Дома у неё большой архив из записных книжек и тетрадей, накопленный за многие годы.

— Они исписаны мелким почерком маньяка, который записывает всё, что происходит вокруг, что он видел в этот день, хотя ничего не происходило, — говорит она. — Накопления очень серьёзные: столько ещё ящиков, наполненных неиспользованными историями. Но я продолжаю их записывать, порой не в блокноты, а использую гаджеты. Но всё же блокнотик — лучше. Записал, а потом увидишь в нём фразу, и рождается целая история. Главное, всё это не утратить. Книга «Золотой воскресник» — о людях, многих из которых нет на свете. От них мы не услышим ни привета, ни реплики. Эта книга и все мои книги — некое противостояние забвению. В «Хрустальном желудке ангела» рассказываю про Рину Зелёную, Юрия Никулина, Резо Габриадзе, Даура Зантарию, Андрея Битова. Продолжаю общаться с этими людьми вот так — на уровне какой-то зыбкой перегородки между реальным миром и воображаемым.

«Когда работаешь над книгой, то надо отдавать всё, что в тебе есть, — всю сердечную энергию». Именно так считает и поступает Марина, работая над очередным произведением:

— На семинарах с начинающими писателями рассказываю о тех, у кого получилось отдать свою сердечную энергию: Уильяме Сарояне, Фазиле Искандере, Дауре Зантарии. Чтобы раскрыть эту тему, даю задание написать о каком-нибудь очень любимом и утраченном человеке, вспомнив, сколько он принёс вам тепла. Есть вещи, которые можно только почувствовать. Если человек напишет об этом, погрустит, поплачет, повспоминает, то сердечная энергия польётся сама собой.

— Книги, они как корабли — отходят от тебя и начинают жить своей жизнью, — рассуждает Марина. — Они куда-то уплывают, а ты смотришь им вслед и машешь на пристани рукой. С возрастом какие-то вещи ты понимаешь по-другому, а что-то даже забываешь, например, как зовут героев. Я смотрю вдаль, а они плывут. Романы «Гений безответной любви», «Роман с Луной» давно не переиздавались, и я их отпустила в свободное плавание. Я не пишу сиюминутных вещей, стараюсь работать мифологично. А герой в мифе может несколько раз рождаться и умирать.

Мой первый читатель — муж и художник Леонид Тишков. С его замечаниями соглашаюсь, потому что Лёня ничего неправильного не скажет. А если у меня дело стопорится, иногда прошу его помощи. Он очень хороший художник и творец. В романе «Крио», который занял у меня семь лет, где и войны, и революции, мне с моей радужной палитрой трудно было написать некоторые моменты. А он брал и описывал какую-нибудь сцену так, как будто он там присутствовал. Мне это здорово помогало.

Кстати, новая книга Марины связана со Спасо-Преображенским Мирожским монастырём Пскова. Герой — реставратор фресок.

— Для книги пришлось накапливать огромное количество материала, потому что пишу о реставрации фресок храма XI века, который расписывали византийские мастера, — поясняет Марина. — Как правило, когда берусь за вещь, мало что знаю об этом и трачу много времени на разработку темы. Приходилось изучать полностью профессию. Чтобы написать свои книги, исследовала революции и войны, знаю, как сделать скрипку и какое дерево годится для неё, узнала всё о Витебске, чтобы местный житель удивился: «Ну вот откуда она так хорошо всё знает?».

А ещё Марина умеет вязать удивительные свитера — картины, которыми она одаривала своих друзей. На вязаных полотнах из шерсти оживают фантастические сюжеты.

— Стараюсь не заниматься чем-то одним больше десяти лет, но вязание у меня длилось очень долго, с юности, — рассказывает Марина. — Сейчас не вяжу, не могу себе позволить потратить на изготовление вещи полтора года. Мой свитер может носить редкий человек, потому что по его животу будут плыть рыбы, лететь по груди птицы, шуметь листвой дерево, выглядывать птицы из травы. Когда сын был маленький, связала ему корабль, попавший в бурю, с бегающими по палубе матросами, летящими чайками, волнами, накрывающими судно. Он мне сказал: «Пожалуйста, пусть твои музейные свитеры носят твои музейные друзья». Некоторых моих друзей нет на свете, но свитера действительно перекочевали к ним в музей и стали украшением экспозиции. Когда путешествовала по Индии, вязала своему учителю Якову Акиму жилет, на котором было всё, что видела: реки, горы, земля. Потом связала свитер Дауру Зантарии по рисунку Леонида Тишкова: чёрные большие птицы с красными клювами выглядывают из травы в сумерках. Даур его носил как талисман. Подарила Резо Габриадзе варежки: ночь и день. На одной — солнце, плывущие облака, голубое небо, а на другой — на чёрном небе звёзды и луна. У Дины Рубиной тоже есть моя вязаная история.