Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Известный новосибирский художник Михаил ПАРШИКОВ — о логике плаката, творческих дачах и социальном заказе.

Плакат — это полёт мысли художника, лаконично «упакованный» в исторический контекст, а Михаил Паршиков — это известнейший новосибирский художник-плакатист, чьи работы «Ниве жизни — жить!», «Учёные — селу» и «Полуправда» стали классикой жанра. «Плакат — это короткое высказывание, точно бьющее в цель», — считает художник.

— Михаил Владимирович, на лекции «Сто лет российскому плакату» одна женщина вас спросила: почему сегодня художники-плакатисты «не жгут словом» окружающую реальность. Почему не жжёте?

— В нашей ситуации вылезать вперёд с инициативой преждевременно — социального заказа пока нет. С одной стороны, в организме булькает плакатное воспитание, полученное в прошлом веке, с другой — нет активности у чиновников от культуры. Хотя нам есть что показать. Тот же Сергей Мосиенко утром встаёт — бац, плакат сочинил, мне прислал. Знамя Евросоюза, а вместо звездочек — «крестики». Но использование фашистской символики запрещено, поэтому такой плакат права на жизнь не имеет, — несмотря на то, что ты заслуженный-перезаслуженный плакатист. Многие сегодня живут по принципу «как бы чего не вышло». Вот и ответ.

— Изучив тему развития плаката в Новосибирске, пришла к выводу, что рассвет жанра пришёлся на 1980-е годы, это так?

— Да, начало 1980-х, безусловно, было культовым временем во всех смыслах — мы были моложе, жили быстро, горели инициативой. Для меня отсчёт времени начался с того момента, как Сергей Мосиенко начал делать каждый год на меня шаржи — на день рождения. Первый шарж он нарисовал в 1979 году, когда мы с ним познакомились. Тогда меня привёл к нему дизайнер и фотограф Эдмонд Яковлевич Керзон, человек большой харизмы. Сергей Сергеевич в то время был художественным редактором культового академгородковского журнала «ЭКО», он посмотрел на меня, дал пробное задание, я ему исполнил три картинки, так и начал работать. А потом мы оба как-то плавно въехали в плакатную среду, там нас подхватил художник-плакатист Владимир Петрович Мандриченко, вокруг которого консолидировалась творческая молодёжь Новосибирска. Когда мы начали работать в группе, это дало свои результаты, — в 1983-м состоялась выставка новосибирских плакатистов в ЦК ВЛКСМ. А потом новосибирские плакатисты начали ездить на творческие дачи.

— Творческие дачи — звучит красиво. Это что-то вроде писательских дач в Переделкино?

— Не совсем. Это дома творчества, где с нами, молодыми художниками, проводила работу плакатная комиссия Союза художников СССР. Несколько творческих дач принимали группы художников-плакатистов, к примеру, всем известная «Челюскинская». Мы на дачах всегда работали на какую-то конкретную тему. Когда я оказался на «Челюхе» в первый раз, мы отрабатывали тему войны — я решил не показывать комиссии промежуточные эскизы, решил выдать сразу готовый плакат. Мол, я же великий плакатист! Разделил вертикальный формат пополам, написал посередине крупно «Урок истории». Сверху нарисовал шесть железных крестов с надписями: «За Париж», «За Брюссель», «За Варшаву». А снизу шесть берёзовых крестов — настоящие заслуженные награды, на которых было написано «За Москву», «За Сталинград», «За Киев». Мне казалось, что все поймут мою мысль: чего стоят легковесные победы немцев против наших побед? Комиссию возглавлял главный художник издательства «ЦК КПСС — Плакат» Олег Масляков — он прошёл всю войну, ветеран, серьёзный человек, булыжное лицо. Он смотрит на мой плакат и говорит: «Что это вы тут прославляете фашистские победы?». Я пытался ему объяснить логику плаката, но не сработало. Когда возвращался в зал на своё место, то почувствовал, как холодок побежал по залу. А потом мой сосед толкает меня в бок: «Миша, ты что, на творческие дачи больше ездить не хочешь?». Я призадумался. Критика возымела своё действие, и я плакат переделал. Оставил всего по одному кресту сверху и снизу — после чего плакат прошёл на всероссийскую выставку «Мир отстояли, мир сохраним».

— Складывается впечатление, что советская система художникам-плакатистам благоволила. Всегда ваша творческая жизнь шла так гладко?

— Я считаю, что мои отношения с издательством «ЦК КПСС — Плакат» складывались. Даже несмотря на такую серьёзную критику, плакаты в издательстве печатались. За всю мою бытность было напечатано в качестве плакатов две картинки — «Учёные — селу» и колосок из «Ниве жизни — жить!». Ещё несколько картинок в других издательствах. Но иногда критика была крайне жёсткой. Мой плакат «Ниве жизни — жить!», занявший третье место на всесоюзном конкурсе, уже известный нам главный художник Масляков пытался снять с печати со словами: «Ты почему на костях советского воина разводишь агрономию свою?». У меня же на плакате колосок прорастал из звёздочки, «похороненной» в земле. А я ему ответил: «Плакат у меня призовой, так что оставьте все свои фантазии». Но постепенно, год за годом, складывалась новосибирская школа плакатистики. Её особенность заключалась в том, что мы давали синтез текста и картинки. Они были единым целым и никак иначе. Москвичи работали «красивенько»: горки накрашены, лыжники бегут, а посередине — портрет румяной лыжницы и написано «Российскому спорту — слава!». И вот тут нате вам — «Учёные — селу».

— Сергей Мосиенко как-то сказал, что компьютер убил плакат — в нём не осталось души. Вы тоже так считаете?

— Если честно, то мы с Сергеем Мосиенко на компьютере обрабатываем «рукопашные» эскизы своих плакатов. Так что душа плаката ещё жива.

— Слышала, что вы лично знали знаменитого советского карикатуриста Бориса Ефимова, который ещё на Блока шаржи рисовал…

— Борис Ефимов пережил всех своих коллег, включая Кукырниксов. А встреча с ним, которая осталась у меня в сердце, произошла, когда мы были моложе и подвижнее. Я как-то полетел в Москву, чтобы представить работы новосибирских карикатуристов на первой Всероссийской выставке сатиры и юмора. Это был 1986 год. И вот захожу я на выставку, а там посреди зала стоит стол, а в центре сидит председатель Борис Ефимов. И сразу стало понятно, что он работает один, остальные только присутствуют. У него на глазах очки с толстыми линзами — сантиметра в три толщиной, он подносил работу к глазам и начинал водить по ней буквально носом. Как у него пиксели в картинки складывались, ума не приложу. Мне дико понравилась его паритетность: подаёшь ему шесть рисунков, три он принимает, три возвращает авторам. И так со всеми претендентами. Обменялись с ним рукопожатием. Он спросил: «Откуда? Из Сибири? Обалдеть!». Вот так я прикоснулся к истории.

— Есть ли сегодня в Новосибирске молодые художники, работающие в плакатистике?

— Они, конечно, есть. Просто я с ними не знаком. У меня была идея, которая так и не реализовалась — инициация знакомства с молодыми плакатистами. Это было несколько лет тому назад, когда мы с Мосиенко поучаствовали в одном зарубежном конкурсе в Казахстане и получили реальные призы в тенге. Там было много молодых участников из Новосибирска, хочу верить, что все они остались в профессии, потому что уже давно должны были закончить худграф. Мы с Сергеем Мосиенко не преподаём в вузах и не представляем себе, как обстоят дела с текущей работой по подготовке художников-плакатистов, поэтому мне трудно говорить о преемственности.