Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Мастер по историческому народному костюму Татьяна КУЛИКОВА о неизвестной Сибири, сегодняшней моде и «конфетках» с подменной начинкой.

Татьяна Куликова и сотрудницы «Ведомостей» в её исторических костюмах.

Она была первой модницей в Академгородке, шила наряды докторским жёнам по журналу Burda, но, увидев показ исторических костюмов, в 30 лет резко изменила своё представление об одежде. С 1986 года Татьяна Куликова занимается изучением и изготовлением народной одежды. Выезжала в экспедиции, изучала исторический костюм в музейных фондах, а ещё пела — народный костюм без песенного творчества, по её мнению, понять невозможно. Двумя фольклорными коллективами руководила сама, в третьем просто поёт. Преподавала в НГПУ, ведёт многочисленные семинары в разных уголках России. Участница этнофорумов, «Славенки», «Бирюзовой Катуни» и многих других фестивалей. Показы её аутентичных костюмов проходили в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге и других городах России. Сейчас Татьяна Юрьевна с коллегами создают большой выставочный проект по костюмам старообрядцев юга Западной Сибири, кержацкой традиции, — одного из самых закрытых до недавнего времени сообществ.

— Татьяна Юрьевна, как случилось, что, будучи городским человеком, вы увлеклись народной одеждой?

— Самым знаменательным в моей жизни днём стало 8 марта 1986 года, когда Лидия Михайловна Русакова, ведущий этнограф Института филологии и философии СО РАН, сейчас это Институт археологии и этнографии, сделала женщинам Академгородка подарок — устроила показ исторических костюмов на сцене ДК «Академии». Она занималась историей старообрядцев юга Западной Сибири, коллекция была богатейшая. На показ я пришла еле живая, на сносях, беременная вторым сыном, и то, что я увидела, потрясло меня до глубины души. И я поняла, что хочу этим заниматься. Тут всё сошлось, до этого я побывала на концертах ансамбля Дмитрия Покровского, и вот эти два события стали решающими в моей судьбе. Тогда же сформировался главный принцип, которого я и сейчас придерживаюсь: исторические образцы нужно сохранять в их неизменном виде. С тех пор началась моя учёба, которая продолжается по сей день, тема эта неисчерпаема.

— А предпосылки были — как сейчас говорят, историческая память?

— Мой папа был музыкантом по призванию, занимался этим как хобби в оркестре народных инструментов Дома учёных, был дирижёром. Он зазывал меня на репетиции и концерты, но это была сценическая авторская музыка, не народная, которая выработана тысячелетиями, и это не находило отклика в моей душе. И как сейчас радуется мой папа на небесах, что я вышла на этот путь. А вот по материнской линии (хотя моя бабушка и мама — городские жительницы) наш род имеет непосредственное отношение к традиционной культуре. Мои предки — старожилы старинного сибирского села Талбакуль в Омской области, там жили ещё прапрадеды. Бабушка ушла из села в 1936 году, отправилась в город пешком, будучи беременной моей матерью. Это была волевая энергичная женщина. Род наш — смесь старожилов с однодворцами. Однодворцы — воинское сословие, они защищали границы, были прослойкой между помещиками и дворянством. Имели много своей земли, но не могли нанимать батраков, только один двор — одну семью, чтобы иметь помощников по хозяйству. В 1880-х годах это сословие стали упразднять и высылать семьями в Сибирь. Так наша семья из Курской губернии оказалась в Талбакуле. У однодворцев и женщины были воинами. Такой была и бабушка, и мама, и в моём характере это есть. А прабабушка — из старожилов этого старинного села. Прадед взял Аксинью Дмитриевну убёгом, по сговору, она была заводилой в селе, первой песельницей. В Талбакуле сложилась богатейшая песенная традиция, не имеющая аналогов в округе, омские фольклористы её собирали много лет.

— Тема этнокультуры долгое время была закрыта, 1980-е стали временем обращения к своим корням. Тогда же в НГУ был создан ансамбль «КрАсота» Оксаны Ильиничны Выхристюк, и он до сих пор существует.

— Мне повезло, что я в начале своего пути погрузилась в начинающееся фольклорное движение, родоначальником и лидером которого в нашем регионе стал Вячеслав Владимирович Асанов, у него был свой ансамбль, а потом он открыл и студию для всех желающих. К этому времени немного подрос младший сын, и началась моя прекрасная жизнь: мы стали ездить в экспедиции, в разные города и на концерты, встречались с народными исполнителями, на которых часто была подлинная одежда. Если ты хочешь стать настоящим мастером, нужно погрузиться в контекст народной жизни. Войдя в наше замечательное фольклорное сообщество, я получила неограниченные возможности в изучении этой темы. И в результате такого широкого общения — от Урала до Байкала — увидела: есть не только старообрядцы, но ещё старожилы Сибири и поздние переселенцы, и у них свой интересный костюм. Так я сосредоточилась на изучении этих этнокультурных групп и изготовлении костюмов. Это было непросто, такого рода рукодельным делам никто нигде не учил, и мне пришлось добывать золото из тонн руды, читать много статей и книг этнографов.

— Исторический народный костюм — это же всё ручная работа?

— Конечно, чтобы понять, как это сделано, нужно попасть в музейный фонд, посмотреть, подержать в руках, а ещё лучше вывернуть наизнанку, чтобы рассмотреть, как это сделано — конструкция кроя, приёмы отделки, старинные техники вышивки и ткачества. Я занимаюсь изготовлением новодела, но при этом добиваюсь полной аутентичности и этнографической достоверности. Работала в музейных фондах Новосибирска, Омска, Барнаула, Усть-Каменогорска, Екатеринбурга, Перми, Кудымкара. Мне посчастливилось поработать в фондах столичных музеев: в московских — благодаря друзьям, в питерском Российском этнографическом музее — я лично знакома с Изабеллой Иосифовной Шангиной, главным научным сотрудником отдела этнографии русского народа. Мне несказанно везло на людей, которые мне встречались и помогали. Это важно, когда ты первым прокладываешь этот путь, и я прошла его легко, с радостью и удовольствием.

— Кто носит ваши костюмы?

— В основном фольклористы. Ещё достаточно много просто сочувствующих, тех, кто приходит на наши праздники, — люди хотят быть гармоничными в этой среде, женщины заказывают одежду для себя, мужа, ребёнка. Ко мне обращаются иностранцы, которые знают свои корни и хотят, чтобы в семье было что-то из этой традиции, в наследство потомству. Преимущественно, конечно, фольклорные ансамбли заказывают. Иногда приходят со словами: «У вас всё очень круто, но вы сделайте нам юбочки пошире и покороче…» Я отвечаю: это не ко мне — если хотите со мной работать, тогда только на моих условиях.

— Народная культура сегодня — это удел и интерес немногих?

— Мы часто выезжаем на фестивали и видим, как людям интересна настоящая народная культура. Ещё до пандемии в Москве в рамках этнофорума проходили наши показы с песнопениями — первый раз столица так развернулась лицом к Сибири. Я часто бываю в европейской России, общаюсь с фольклористами и учёными, и по литературе тоже видно, что Сибирь — это неисследованный, неизученный регион, о нём мало что знают. Между тем у фольклористов Сибири (а у меня очень широкий круг общения — и коллегии, и мои ученики) накоплен богатейший материал. И очень обидно, что его никто не видит. В Москве мы показывали костюмы старообрядцев — староверов от Урала до Байкала, — невероятные по красоте и глубине традиции. В обывательском представлении в европейской России есть замечательный исторический костюм — всё такое грандиозное и красивое, как, например, русский Север. А в Сибири это не менее богато и интересно, просто нужны усилия и время, чтобы это представление перевернуть, и мы с коллегами на этом пути. Создаём сейчас командой большой выставочный проект, но продвигается он медленно, много ручной работы. Поработаешь на выставочный костюм, а есть-то надо — приходится трудиться и «на живот», потом снова за проект.

— Что вы думаете по поводу эффекта «Бурановских бабушек»?

— Несчастные женщины. Меня возмущает, что их заставили петь на английском языке и современные вещи. Давайте говорить честно — это не народная культура. Их использовали как приманку и начинили эту «конфетку» попсой. Деревенский народ — люди открытые и чистосердечные, они не видят подвоха. Участницы ансамбля потом признались, что пошли на это, чтобы построить храм в селе.

— Получается, такое искусство не может быть массовым?

— Может быть — но только без подмены. Наши концерты собирают полные залы. Самое интересное, что происходит возврат к народной культуре, — казалось бы, откуда это у молодёжи. Ладно, мы пожилое поколение — уходящая натура. Как я себе это поясняю? Душа человека требует чего-то иного. Духовные потребности впереди, они определяют наш образ жизни.

— Не все так думают, если вспомнить пирамиду Маслоу.

— И масскультура, и мода исходят из материального, а хуже того — меркантильного. Одежда — мощный инструмент манипуляции, который сознательно используется дизайнерами. Самое страшное было, когда вся молодёжь ходила в чёрном: как результат — депрессивное состояние у целого поколения. Одежда и человек — это всё очень неслучайно и небезобидно, об этом и психологи говорят. Почему мы показываем гармоничную традиционную одежду? Она эмоционально позитивна и влияет на человека так, что хочется творить и жить. В традиционной культуре впереди идёт духовное, а за ним под его влиянием выстраивается материальный мир. У каждого из нас есть глубинная душа, как бы мы это ни маскировали и ни прятали наслоениями культуры, она требует гармонии, спокойствия, утешения и чего-то высокого. Почему важно показывать детям лучшие образцы, шедевры живописи и музыки? Потому что душу нужно настраивать гармонией, как музыкальный инструмент, — и лечить её можно тем же.

Марина ШАБАНОВА | Фото Валерия ПАНОВА

Фоторепортаж «Костюм к юбилею» — как сотрудницы «Ведомостей» исторические костюмы примеряли