Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Сотрудник НГАУ, кандидат биологических наук Екатерина ГРИЗАНОВА о том, как приобщиться к науке в третьем классе, навредить вредителям полей и получить самую престижную премию для молодых учёных.

Вдумчивый учёный, молодая мама — наконец, просто красивая девушка. А ещё лауреат премии Президента РФ в области науки и инноваций для молодых учёных 2019 года, более того — первый за всю историю присуждения этой премии учёный в области сельского хозяйства. Знакомьтесь: кандидат биологических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории биологической защиты растений и биотехнологий Новосибирского государственного аграрного университета Екатерина Гризанова.

— Екатерина, в чём состоит ваше открытие?

— Наша лаборатория биологической защиты растений и биотехнологий изучает применение для борьбы с насекомыми-вредителями их естественных врагов. Колорадские жуки, хлопковая совка, непарный шелкопряд — у каждого насекомого есть свои враги: грибы, вирусы-возбудители болезней, от которых болеют только эти насекомые. Это и есть основной принцип биологической защиты — сделать так, чтобы не заболел никто, кроме вредных насекомых.

На основе бактерий создан ряд биологических препаратов для защиты растений, но в процессе их использования длительное время насекомые к ним адаптируются. Мы стали изучать, почему это происходит. Взяли вощинную огнёвку и несколько поколений подряд заражали её бактериями. В каждом поколении отбирали самых стойких — и заражали их снова. Через десять поколений устойчивость насекомых стала выше в восемь раз, а через 20 — в 11 раз. Сравнивая устойчивых насекомых с теми, которые остались чувствительными, мы открыли новые механизмы формирования этой устойчивости. Один из них — иммунный ответ. Приобретённого иммунитета у насекомых не бывает, а врождённый иммунитет усиливается за счёт активизации иммунного ответа. Есть и другие механизмы. Зная об этом, мы можем усовершенствовать инсектициды или создать новые — например, на основе генетически модифицированных микроорганизмов, которые заблокируют механизмы защиты насекомых.

— А если насекомые адаптируются и к ним тоже?

— Предсказать это сложно, но, если мы знаем, что происходит на начальных этапах защитных реакций, мы можем такую адаптацию предупредить. Конечно, при мутации ген, ответственный за иммунную устойчивость, может измениться, и нам придётся искать новые препараты, но это уже следующий шаг биологической защиты.

— И подобными исследованиями раньше никто не занимался?

— Основные исследования велись на насекомых, собранных в полях, а в этом случае все факторы, повлиявшие на устойчивость, учесть невозможно. Как и изучить формирование иммунитета у насекомых на первых этапах. А мы в условиях лабораторной селекции это сделали. Мы первыми показали, что у выздоровевших насекомых усилены процессы регенерации — например, восстановление тканей кишечника. Пока — на модели отряда бабочек Lepidoptera, но такие же процессы изучаем и на колорадских жуках. По другим отрядам насекомых тоже понадобятся дополнительные исследования.

— Сколько человек работает над этими исследованиями?

— Лаборатория у нас молодая, ей три года, но развивается активно, есть много аспирантов и студентов, а заведует ею доктор биологических наук Иван Михайлович Дубовский. Он был моим научным руководителем в аспирантуре, вместе мы изучали развитие бактериальных инфекций у насекомых. Над нами ещё посмеивались: мол, как вы собираетесь селектировать насекомых на устойчивость в лаборатории? Но это только до тех пор, пока три-пять лет назад не появились первые результаты, которые стали одними из ключевых.

— Почему вы решили заняться наукой?

— Мне повезло со школой: я училась в лицее № 9, который постоянно организовывал спецкурсы совместно с вузами и НИИ Академгородка. В восьмом классе такой курс у нас вела кандидат наук Наталья Смирнова, и она предложила нам с подругой поучаствовать в научной конференции. Мы стали изучать поведение тигров в зоопарке. Помню, как мы приходили в пустой зоопарк в тридцатиградусный мороз, стояли около вольера и каждые десять минут записывали, что делает тигр — ест, спит или играет с самкой. Потом в течение пяти минут расписывали поведение тигра почти по секундам, а в конце выстраивали график активности тигра за сутки: 20 процентов времени он играет, 10 — ухаживает за собой и так далее. На следующий год у леопардов в зоопарке появилось потомство, и мы стали изучать родительское поведение этих кошек. Наш консультант Наталья Валентиновна была сама очень увлечённым человеком: она даже ездила в Африку к профессору, который изучает львов.

Потом мы попали в лабораторию, где разводили насекомых, изучали их иммунитет, помогали аспирантам в экспериментах. И в 11-м классе я уже выступала на конференции с докладом об антиоксидантном ответе насекомых при заражении их бактериями. Тема так меня увлекла, что я поступила на факультет защиты растений НГАУ. А там профессор Маргарита Владимировна Штерншис — светило биологической защиты — и другие преподаватели настолько интересно рассказывали студентам о науке, что других вариантов я для себя уже не видела.

— Ваша тяга к науке – от родителей?

— Биологов в моей семье не было. Мама занималась делопроизводством в милиции и всю жизнь проработала в органах, папа — судостроитель. А бабушка по маминой линии была медсестрой, и перед тем как Наталья Валентиновна увлекла меня биологией, я хотела пойти в мединститут учиться на педиатра — мне очень хотелось работать с детьми. Но в итоге лабораторная работа и эксперименты перевесили.

— А муж у вас тоже из научного мира?

— Да, он работает в аграрном университете, а познакомились с ним, когда я поступила в аспирантуру. Учёные очень много времени проводят на работе, поэтому в «научных» стенах создаётся много семей. Сейчас мы воспитываем троих детей, нашему общему — младшему Егору — три месяца.

— Старшие задумываются о будущей профессии?

— Научными исследованиями они уже занимаются. Старший сын на днях защитил проект в третьем классе — у нас такая работа начиналась в средних классах, а у них уже в начальных: эксперименты, обучение рассуждениям. Он нашёл на яблоне на нашем приусадебном участке яблоневую моль, которая скручивает листья для своих гнёзд, тем самым вредя деревьям, и заинтересовался ей. Мы взяли две разные яблони — садовую и Сиверса, посчитали, сколько на каждой из них гнёзд моли, сколько повреждено листьев. Потом он собрал гнёзда с личинками, мы рассадили их по чашкам Петри, дали им бактерий из нашей лаборатории и потом сравнили, личинки какой яблони к ним оказались наиболее устойчивыми. И весь этот процесс доставил сыну удовольствие!

— Как вы и ваша семья встретили новость о присуждении премии?

— Узнали об этом тогда же, что и вся страна, — смотря прямую трансляцию ТАСС, когда объявлялись результаты года. Заранее нас предупредили, что мы рекомендованы Советом по науке и образованию к присуждению премии, но эта информация была неофициальной. Когда услышали о премии — дети пищали от радости и не верили, что это мы, пока не показали мою фотографию. А вообще это большая гордость за наше направление — впервые за десять лет премию присудили в области сельского хозяйства. Помощник президента Андрей Фурсенко сказал, что все давно ждали, когда в этой области появятся достойные работы, которые были бы столь высоко оценены на всех уровнях.

— Что вы чувствовали на награждении?

— Всё было очень торжественно, церемония проходила в Екатерининском зале Кремля (мы ещё смеялись, что зал одноимённый). Мы полетели в Москву с мужем и Егором. Было много коллег из Всероссийского института биологической защиты растений, Института растениеводства, все поздравляли и разделяли нашу общую гордость за науку. Самым важным было преодолеть волнение и сказать ответное слово, в котором не забыть никого поблагодарить, а сделать это за три минуты оказалось сложно. Кажется, не забыла никого, и прежде всего — университет и нашего проректора по науке Евгения Владимировича Рудого, который и предложил подать заявку на премию.

— Сложно уделять время науке, когда дома — грудной ребёнок?

— Непросто, но я всё равно постараюсь эту работу совмещать. В этом году у нас должны закончиться грант РНФ и Фонда содействия инновациям «Умник», поэтому надо готовиться со студентами к конференциям. Статьи, отчёты, гранты я по возможности пишу дома.

— Что планируете сделать с премиальными 2,5 миллионами рублей? Налог с них тоже оплачивается?

— Эта премия налогом не облагается, и её отличие от грантов в том, что она присуждается конкретно лауреату, а не учреждению. Не буду сильно оригинальной, если скажу, что эти деньги станут хорошим вкладом в детей. Хочется дать им хорошее образование и показать мир. Возможно, буду брать их с собой на конференции, устраивать для них путешествия. Я сама что-то повидала прежде всего благодаря конференциям: Великобритания, Германия, Венгрия, недавно была в Италии на европейском съезде энтомологов. Путешествия в Европу — это для меня не отдых на пляже, намного интереснее ходить по городам с рюкзаком и в кедах, общаться с людьми.

— Есть у вас увлечения для души?

— Аргентинское танго. После окончания аспирантуры, когда свободного времени между домом и работой стало немного больше, его захотелось чем-то разбавить. И я пошла в клуб, научилась танцевать, а потом даже полгода сама преподавала танго в студии. С тех пор мечтаю выучить испанский и съездить в Аргентину.

— А ещё о чём мечтаете?

— Как-то год назад я осознала, что, чем старше мы становимся, тем больше наши мечты превращаются в конкретные планы. У меня такой план — получить следующий грант Российского научного фонда на молодёжный коллектив, когда закончу работу по личному гранту. Отчитаюсь по нему и буду подавать на следующий — по президентской программе поддержки молодых учёных.

Виталий СОЛОВОВ | Фото Валерия ПАНОВА