Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Он объехал почти весь мир, побывал на самых высоких горах и спускался в самые глубокие пещеры, но никогда не брался подсчитывать, сколько стран посетил и сколько вершин и глубин покорил. Сегодня в гостях у «Ведомостей» — альпинист-спелеолог Анатолий БУЛЫЧЁВ.

Пещерное крещение

— Анатолий Александрович, как у вас возник интерес к пещерам?
— Я родился в Красноярске, рядом со Столбами. В трудном детстве я сбегал туда от пьющего отца, там же меня прибрали к рукам «столбисты», и от них у меня появилась на долгие годы страсть к лазанию по скалам без страховки. А потом была школа альпинизма, которая заставила меня — слава Богу! — привыкнуть к верёвке. В 1975 году я поступил в НГУ, где сначала пришёл в секцию альпинизма. Но тут подвернулись спелеологи, и у меня проснулось новое увлечение — исследование пещер. Просто так лазать по пещерам как туристу мне было неинтересно с самого начала.
Двадцать лет я тренировал секцию в НГУ, потом она сама по себе превратилась в секцию альпинизма. Если кто-то обращается за советами по спелеологии — всегда рад помочь.

— Какая пещера у вас стала первой?

— В том же 1975 году меня позвали в пещеру Большая Орешная под Красноярском. Это уникальный, очень сложный лабиринт, протяжённость только известных ходов в котором составляет 50 километров, и то он изучен ещё не полностью. Спустились туда — и намертво заблудились. Психологически было тяжело это пережить: первый раз под землёй и сразу такое испытание. У нас закончилась еда, погас свет, никого кроме нас в пещере не было. А наверху никто не знал, где мы находимся: мы же были молодые, дурные, на учёт не вставали. Вышли каким-то чудом. И то потом приезжали в эту пещеру много раз, иногда чуть ли не по два раза в месяц, чтобы понять, где же мы заблудились, — так и не поняли. Это-то приключение, видимо, и притянуло меня окончательно к пещерам.

Позднее в Большой Орешной мы сделали три очень значимых первопрохождения — красноярцы до сих пор удивляются, как мы смогли это сделать у них под носом, и не могут нам этого простить.

Царство подземных огней

— Что конкретно вы изучаете в пещерах?

— У нас два направления работы: экспедиционное и исследовательское. Первое означает, что мы пытаемся найти новые пещеры там, где они пока ещё неизвестны — прежде всего, в тех районах, где есть карст. Без знания геологии тут не обойтись — ну или надо, чтобы в группе обязательно был геолог. Наобум пещеры никто сейчас не ищет. А как исследователи ищем что-то новое в уже открытых пещерах. Интересуемся образованием пещер, их минерализацией, наличием полезных ископаемых.

— И сколько пещер изучили таким образом?

— Я их не считаю. Мы пещеры не коллекционируем: «упираемся» в один объект и начинаем его исследовать. Думаю, что их наберётся больше тридцати. После Большой Орешной следующими для нас стали пещеры Горного Алтая — Кёк-Таш и Алтайская, в первую очередь. Алтайская пещера — это вообще фирменный «бренд» нашего спелеологического клуба НГУ. Потом были пещеры Узбекистана, Таджикистана, Снежная и Напра на Кавказе. Далее начались контакты с венгерскими коллегами, а там пошли и совместные экспедиции по всему миру. Значимые прохождения сделали в пещерах Мишель-Гортани в итальянских Юлийских Альпах, в австрийском Лампрехтсофене — пещере с самым глубоким в мире траверсом, которая долгое время считалась глубочайшей пещерой мира. Рейтинг глубоких пещер часто меняется: если между пещерами удаётся найти проход, то глубина пещеры сразу увеличивается. Так было с пещерой Снежная: её глубина считалась 1 335 метров, а когда оказалось, что она соединяется с пещерами Меженного и Иллюзией, она сразу увеличилась до 1 760 метров и теперь считается третьей в мире по глубине. А в районе Аладаглар в Турции могут быть пещеры и до трёх километров в глубину — это просто феноменальный район.

В 2013 году мы познакомились с американцами, с которыми сделали совместный проект на Гавайях. Там обнаружилось нечто совершенно фантастическое — пещеры внутри лавовых трубок прямо под вулканами острова Большого.

Геологи до сих пор не верят, что такие существуют, хотя они есть и уже созданы их карты. Представляете, пещера Касубуро протягивается на 60 километров, Колокаи — на 32 километра, огромные галереи, как в метро, а сверху действующие вулканы, Килауэа вообще извергается постоянно. И таких пещер — десятки.

— Чем такие пещеры отличаются от карстовых?

— У них вообще нет ничего общего. Их создаёт магма, как бы абсурдно это ни звучало. Но магма должна быть специфической породы — не кислой, а очень вязкой с высокой температурой. Плюс специфическая местность. Магма выносит всё на своём пути; когда остывает, то образуется корка, а за счёт корки остаётся галерея.

— У нас на Камчатке тоже есть такие пещеры?

— Этого пока никто не проверял, но там другая порода. Встречаются только маленькие газовые пузыри в лавах, как и по всему миру, и галереи максимум метров на сто.

А сейчас мы были в пещерах Австралии. На северо-востоке страны есть уникальная по своей геологической структуре пещера Каприкорн (в переводе «Козерог») — с базальтами, которые внедряются в карстовые пустоты. Ещё в Австралии есть пещеры, которые идут вдоль гранитного покрова, который наложился на карст. Подобные пещеры норвежцы исследуют в ЮАР, а у нас похожий карст нашли в Восточных Саянах, но там ещё нужно работать.

— Как вы выбираете пещеры для изучения?

— Обычно нас приглашают национальные спелеологические общества, с представителями которых знакомимся на разных международных конференциях.

— Попадались ли во время работы в пещерах какие-то археологические или палеонтологические артефакты?

— Далёк я от археологии, да и не пытались мы что-то такое искать. В основном это можно найти в очень доступных пещерах, а мы в такие не ходим.

— Есть опасения, что результаты ваших исследований полезных ископаемых пещерного мира могут привлечь их разработчиков, которые разрушат этот мир?

— Трения между спелеологами и добытчиками есть везде, вот и в Австралии мы это видели. Гору Этна — «тёзку» итальянской — и пещеру Каприкорн австралийцы отстояли как памятники природы, а за их пределами вовсю ведутся разработки. Но спортивные пещеры никто не тронет: входы в них, как правило, высоко в горах, такие промышленникам не нужны.

Простые каноны

— В тяжёлые ситуации попадать под землёй доводилось?

— Страшнее паводка под землёй нет ничего. Если на поверхности прошёл ливень, то внизу может начаться настоящее цунами. Тут главное — успеть укрыться в какой-нибудь верхней галерее. Иначе — всё. Затянет в пучину, и никто никогда не найдёт.

— Сколько весит ваше снаряжение?

— Это от пещеры зависит. Когда ходили в Снежную, у нас было тридцать транспортников на четырёх человек, а каждый почти по сто килограммов. Сейчас так не ходим, но всё равно получается по четыре транспортника на нос, и каждый килограммов по двадцать. Вообще в снаряжении огромный прогресс: вспоминаем, как ходили раньше, — кажется, ужас, как самоубийцы какие-то. А сейчас больше на эстетов похожи, что ли.

— Куда собираетесь в ближайшее время?

— Теперь с планами стало сложнее: обстановка в мире какая-то неспокойная, все чего-то боятся. Пока планирую на Аконкагуа (высшая точка Южной Америки высотой 6 960 метров. — Прим. «Ведомостей»), куда езжу несколько лет подряд. Не срастётся — отправлюсь в Патагонию, в район Сьерра-Торре. Я уже побывал на высших точках всех континентов — кроме Эвереста и массива Винсон в Антарктиде, — хотя специально такой задачи не ставлю. И пешеходных троп, по которым все совершают восхождения, мне не надо — мне нужна стена.

В США я побывал раз семнадцать, в каждой стране Европы — минимум по разу, во Франции, Швейцарии, Италии раз по пятнадцать — там Альпы, раз тридцать был в Венгрии, часто в Великобритании.

— Есть ли у вас какие-то талисманы, которые всегда с вами?

— У спелеологов, как у альпинистов, есть не то что талисманы, а некие каноны, правила поведения, «понятия». Они и будут талисманом, если неукоснительно им следовать. Главное — всё время наблюдать за товарищами, если что-то не так — сразу поворачивать назад. Не надо никаких подвигов, если разыгрывается непогода, даже если у молодёжи горят глаза — с высоты возраста понятно, что это основное правило. Всем — помогать друг другу, ни в коем случае не соперничать: группа — это семья, а не соперники. Не сидеть на месте, всё время что-то делать: если устал, если чувствуешь горную болезнь — пересиливай себя, начинай работать. И не забывать, что ты в горах только гость — место, где был твой лагерь, должно остаться чище, чем было до тебя.

— А жизненный девиз у вас есть?

— Он такой эгоистический: «Делай то, что нравится». Пока получается. А если сказать корректнее — надо иметь мечту, но не следовать ей фанатично. Не всегда то, что тебе очень нравится, в жизни обязательно станет твоей работой. Лишь бы не слишком раздражала работа, но главное — она должна тебя кормить.

Виталий СОЛОВОВ | Фото Валерия ПАНОВА