Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Легендарная журналистка Замира ИБРАГИМОВА о запахе горелого сахара, внутреннем стержне сибиряков и «партийных людях».

«Какой Ленинград — все нормальные люди едут в Сибирь!» — ответила выпускница ЛГУ Замира Ибрагимова на предложение педагогов остаться на кафедре журналистики, и в 1960 году приехала в Новосибирск, чтобы стать его историей. Замире Мирзовне неудобно задавать обычные вопросы из серии «а как это было?», ибо её жизнь достойна тома ЖЗЛ, а она сама — квинтэссенция мудрости и доброй иронии, свойственной людям высокого творческого полёта и нежной души. «Ведомости» встретились с великой Замирой Мирзовной Ибрагимовой — журналистом, публицистом, сценаристом и драматургом, утверждающей, что «ленинградка» — это национальность.

— Меня многие спрашивают: что, на дворе «последние времена» настали? Мир сходит с ума, чёрное становится белым, во главе жизненного угла — деньги и личные блага, люди разучились друг с другом говорить, все сидят в своих телефонах и что же дальше? Стройными рядами уходит моё поколение, кто верил в идеалы и работал не за деньги, а ради идеи, среднее поколение озабочено вопросами выживания, молодые сконцентрированы только на себе — что же нас всех ждёт? А я говорю: успокойтесь. Это только кажется, что произошло полное крушение идеалов, что исчезла та романтика, благодаря которой мы навсегда остались в Сибири, что всё происходящее сейчас — необратимо. Директор Института ядерной физики, блистательный академик Андрей Михайлович Будкер говорил мне: общественное состояние подобно маятнику — постоит в одной точке, а потом переходит в прямо противоположную. Он зависает, чтобы качнуться в хорошую сторону. Перемены к лучшему — скоро. Наберитесь терпения, вы всё это успеете увидеть и прожить.

— У меня война ассоциируется с запахом горелого сахара. Бадаевские склады загорелись в августе, а значит, нас вывозили из Ленинграда именно в этом месяце. Мы жили до войны на Васильевском острове, а увезли нас в Казань. Воспоминание детства: на лысо стриженная голова — нас так всех в казанском интернате стригли, чтобы вшей не было. А в 1945-м мы вернулись с матерью в Ленинград, и я пошла в первый класс. И все первые учителя мои были ленинградские блокадницы, их лица передо мной на всю жизнь. Тощие, дистрофия у всех, туберкулёз, одежда болтается: кажется, что ветер дунет — и улетят мои учительницы. А глаза! Глаза победительниц. Сияют. Выжили, выстояли, нашли в себе силы пойти в школу, чтобы продолжить детей учить. Высокого духа люди. У меня учительница в первом классе была — Белла Анатольевна. Подойдёт к окошку, «Беломор» закурит, и мы сидим, лысенькие, ждём, когда она покурит. Сейчас это, наверное, смешным кажется, неправильным: учитель — и курит. Но тогда, понимаете, это как соломинка была, за которую люди хватались, как символ мирной жизни: я курю в окошко — и нет никакой войны в эти минуты. Мне физическую боль приносят разговоры о том, что надо было Ленинград сдать, что коммунисты заставили людей страдать, — я это слышать не могу! Помню, как в годы перестройки Виктор Астафьев, знаменитый наш сибирский писатель, опубликовал в «Правде» статью, что СССР обрёк жителей на страшные страдания, что они не стоили таких мук. Ленинградцы были возмущены. Ведь Гитлер не просто хотел завоевать Ленинград, он хотел его с лица земли стереть. Повторю: меня физически калечат разговоры о том, что мы в этой войне не победители. Мы — победители. Люди, у которых хватило сил пройти все испытания, а потом вновь поднять страну из руин по определению победители.

— Приехала в новосибирскую газету «Молодость Сибири» в 1960 году: ничего похожего, что тогда происходило в Новосибирске, конечно, в Ленинграде не видела. Это была атмосфера действительно высокого подъёма, чистых помыслов — я имею в виду строительство Академгородка. Влюбилась в науку, начала писать серии о людях, которые прорубали в Сибири «дверь в Азию». Но обком партии очень не привечал учёных, считая, что они «свой хлеб не отрабатывают и пускают пыль в глаза». Когда работала в «Советской Сибири», то меня постоянно от «партийных людей» спасал главный редактор Николай Васильевич Безрядин. Помню, про генетиков написала очерк, так первый секретарь обкома к Николаю Васильевичу приехал, чтобы меня «пропесочить». Прихожу в редакцию, а мне секретарь говорит: «Замира, иди к главному редактору. Там тебя ждут». И лицо такое делает несчастное. Захожу в кабинет, а там Фёдор Степанович, первый секретарь обкома, сидит. Посмотрел на меня, хмыкнул: «Какая маленькая — а шустрая». А потом целый час объяснял, что генетика — это лженаука и писать про неё не нужно. После оказалось, что и экономика — лженаука. В общем, иногда было очень душно работать. Потом меня академик Аганбегян пригласил в знаменитый журнал «ЭКО», где на его страницах с людьми говорили о проблемах экономики, и то был совсем другой уровень. И вдруг уезжает в Ленинград собкор «Литературной газеты» Илья Фоняков и на его место заступает писатель Николай Самохин. Но Николая наука мало волновала, ему человек был интересен, поэтому он под меня открыл специальный раздел «Сибирское отделение ЛГ» и позвал на полставки. А потом и вовсе ушёл на писательские хлеба, и я осталась на всю Сибирь одна.

— Моя работа в «Литературной газете» — это горы читательских писем, людская боль и беды. Люди в газету в то время как в последнюю инстанцию обращались. Когда никто не может помочь — что делать? Писать в «Литературку»! Столько боли. Однажды я попала в очень неприятную историю — в 1985 году в Академгородке, в клубе «Калейдоскоп», страшно подрались старшеклассницы. Ко мне обратилась знакомая, у которой дочка участвовала в этой драке. Был суд — девочку посадили. Знакомая считала, что это несправедливо, попросила меня дойти до самой сути. Я решила разобраться. Провела серьёзное расследование: встречалась с родителями всех пострадавших, со всеми свидетелями, потом с судьёй. И поняла, что суд был совершенно несправедлив: результат расследования показал, что в тюрьму попала самая невинная, на которую взвалили всю ответственность за драку. История вышла некрасивая. Меня обвиняли в предвзятости, давили на меня как на журналиста. Я ездила в Городок каждый день и однажды Вера Евгеньевна Лаврентьева мне сказала: «Ну что ты мотаешься туда-сюда? Поживи у меня». Михаил Алексеевич тогда уже ушёл от нас. Меня поселили в его кабинете. И вот как-то я уехала в город и вернулась к Вере Евгеньевне на следующий день. Она меня встретила взволнованная: «Замира! На тебя ночью было нападение. Кто-то кинул кирпич в кабинет, где ты ночуешь!» Потом мы выяснили, что это сделали молодые люди, которые были не согласны с моей оценкой происшествия в «Калейдоскопе».

— Часто меня спрашивают: а не было желания обратно вернуться в Ленинград или переехать в Москву? Меня в 1981 году приглашали в Москву, в «Литературную газету»: обещали все «генеральские блага» — квартиру, «редакционную» дачу, свой отдел, хороший оклад и гонорар. Но я отказалась. Москва, на мой взгляд, была грязной — в отличие от той Сибири, которая меня навсегда к себе привязала. «Дура», — сказали мне мои московские подруги. Тогда я считала, что сибиряки — это какая-то особая каста людей. Великодушные, верящие в идеалы. Ну а потом пришла перестройка, и мои идеальные сибиряки подались в сытую Москву. На первом месте оказалась кормушка, тёплые места, престижная жизнь. Знаете, я своим студентам в НГУ всегда пыталась на примере сибиряков из моей жизни, тех, кто строил Городок, показать, что в жизни есть вещи поважнее, чем вкусная еда и дорогая машина. Надеюсь, что они меня услышали.

— В 1988 году меня позвали в «Огонёк», и я туда с радостью ушла. Больше не было сил работать в «Литературке», некоторые мои статьи не публиковались, потому что были острые и резонансные. До 1993 года я работала собкором по Сибири в журнале «Огонёк»». И как раз в это время он начал «желтеть» и покрываться модным «глянцем». Однажды мне сказали, что в Новосибирск приезжает Алла Пугачёва и я должна устроить за ней настоящую слежку, чтобы написать, как она общается с горничными, официантами и шофёрами. Редакции нужен был скандальный гвоздь. Но для меня это было невозможно! Это как личное падение. Это предательство своей профессии. Я же писала о людях, об их драмах, о науке — и вдруг Алла Пугачёва и её общение с «народом». Вообще, вот эти перестроечные годы были для меня настоящими жизненными университетами, где мои идеалы проходили проверку на прочность. В 1990 году меня выдвинули кандидатом в депутаты — помню, как сторонники общества «Памяти», которые тогда боролись за «чистоту» русской нации, сказали мне, что я только по паспорту русская. А я им ответила, что моя национальность — ленинградка.

…Конечно, страна изменилась. Всё — другое: ценности, герои. Я верю в слова Марины Цветаевой: «одной волною накатило — другой волною унесло». Если сегодня в обществе востребованы агрессия и жадность, то есть надежда, что завтра будут в почёте добрые человеческие качества. Когда мне вручили золотой значок «Достояние Сибири», я написала стишок:

Почище у нас нравы,
Поздоровей забавы,
Просторы повоздушней,
И люди простодушней.

Это моё объяснение в любви к Новосибирску и его людям.

Наталия ДМИТРИЕВА