Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

К 120-летию со дня рождения академика Михаила Лаврентьева «Ведомости» поговорили с людьми, знавшими его лично. Наша первая гостья — журналист Замира ИБРАГИМОВА

 Трудно представить, чтобы в наше время зрелые учёные мужи с мировой известностью бросили в Москве квартиры, спецпайки и генеральские дачи и добровольно отправились в лес строить академическое будущее для Сибири. Но в 1957 году это, к счастью, было возможным, поэтому у нас есть Академгородок и золотой научный «генофонд», созданный академиком Лаврентьевым. Мы начинаем цикл публикаций, где старожилы Городка, люди, в чьих жилах бежит «лаврентьевская кровь», расскажут о своих встречах с Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым, которого с золотодолинских времён называют просто и уважительно — Дед. Первая такая публикация вышла у нас в 2016 году, когда воспоминаниями об академике Лаврентьеве поделилась его бессменный пресс-секретарь Наталья Алексеевна Притвиц, покинувшая нас в прошлом году.

Сегодня «на трибуну» поднимается великая Замира Мирзовна Ибрагимова — писатель, публицист, сценарист и журналист, настоящее достояние Сибири, свидетель той пронизанной созидательным солнцем эпохи, когда люди верили в свою страну и её развитие.

— Я была влюблена в Академгородок и в саму личность Деда, — говорит Замира Мирзовна. — Поэтому при каждом удобном случае моталась туда: записывала интервью с учёными, с Михаилом Алексеевичем, жила Городком — его победами и проблемами, его духом. Михаил Алексеевич Лаврентьев — наше сибирское достояние, человек мирового масштаба, если бы такие люди чаще рождались, то мир давно бы уже пришёл к согласию.

Из книги Замиры Ибрагимовой «Учёный и время»: «Их добровольный переезд в Сибирь вызывал (и вызывает) немало кривотолков: сослали... наказали... рассеяли опасное столичное скопление вольнодумцев... А вот что сам Михаил Лаврентьев говорил по этому поводу: “Проживши 25–30 лет в Москве, уезжать из Москвы жалко, конечно. Москва растёт, Москва украшается, Москва центром была и будет, и, конечно, самые главные институты будут в Москве, и без этих главных институтов в Сибири нельзя будет работать. Но... Надо прямо сказать, что всё-таки ехать надо! Дело большое, крупное, и нам надо ехать. Мы и ошибались много, и опыт у нас кое-какой есть. И молодёжь, сколь бы она талантлива ни была, в нас нуждается. Если мы не поедем, всё сильно затянется. И мы поедем, и жёны наши поедут за нами в Сибирь”».

— В весьма преклонные лета Дед взялся за дело исторического смысла и масштаба, — говорит Замира Мирзовна. — И ему хватило сил осуществить по-юношески дерзкое и романтическое предприятие. Меня всегда интересовал вопрос: как он сформировал команду первого набора? Академик Сергей Львович Соболев рассказывал мне, что они втроём — Дед, Соболев и Христианович — встречались на дачах в дачном посёлке Мозжинка, который был подарком правительства академикам, и думали, как поднимать страну в научно-техническом плане. Деду было 56 лет, а им — по 48. Когда всё определилось, Лаврентьев весьма решительно переехал в новосибирский Волчий Лог, который потом романтически настроенные аборигены переименовали в Золотую Долину. Время действительно было романтичное, не стяжательное, полное смысла.

Замира Мирзовна рассказывает, что академик Лаврентьев очень любил общаться с детьми, потому что знал, что они — наше будущее. «Мы все когда-нибудь перемрём, — цитирует собеседница слова Деда. — А кто всё это дальше на себе потащит? Дети!» На одной из встреч старшеклассники спросили президента «архипелага СО РАН»: а как вы жили первое время — в Москву ночевать летали? Михаил Алексеевич тогда ответил, что споры по поводу переезда в Сибирь, конечно, были: ехать, когда всё будет построено, или переезжать сразу? Решили — сразу. Так можно было самим контролировать стройку и надоедать начальству (и местному, и главному), если что-то пойдёт не так. Замира Мирзовна считает, что если бы Лаврентьев остался в Москве ждать «Городка под ключ», то всё бы рухнуло и прекрасный замысел был бы обречён на тихую и бесславную кончину. «История не промахнулась в выборе личности», — улыбается Замира Ибрагимова.

Замира Ибрагимова посвятила всю свою жизнь журналистике и Городку.

Из опубликованных воспоминаний Замиры Ибрагимовой: «Золотодолинский домик всегда был открыт. И его хозяйка, Вера Евгеньевна Лаврентьева, в девичестве Данчакова, подтянутая, приветливая, всегда готовая к диалогу — на английском ли, французском, немецком. Однажды сразила китайцев, когда без особого напряжения извлекла из изумительной своей памяти несколько добрых и содержательных фраз на языке иероглифов. Языковых барьеров для неё не существовало. Родилась в 1902 году в Цюрихе, где её мама, русский биолог, занималась наукой и преподаванием. Потом — московское детство. Потом — двенадцать лет в Америке. Вера Евгеньевна получила блестящее биологическое образование и готовила себя к науке. Но у неё было иное предназначение. Биография Михаила Лаврентьева, выдающегося математика, организатора науки, становится отныне и её биографией. Москва, Уфа, Киев, снова Москва и, наконец, Сибирь».

Как рассказывает Замира Ибрагимова, академик Лаврентьев деспотом не был, но характер имел решительный и силу убеждения громадную. Вот, к примеру, как он распорядился судьбой кандидата технических наук Натальи Притвиц, которая могла сделать в Городке убедительную научную карьеру. Наталья Алексеевна, с красным дипломом МИСИ и светлой «технической» головой, полная молодого научного воодушевления, приехала в Институт гидродинамики, когда здание ещё строилось, но стрела научного творчества уже была запущена — на свежей штукатурке писались формулы и доказывались изящные схемы.

— У Наташи было невероятно лёгкое перо, — вспоминает Замира Мирзовна. — Она писала стихи, очерки, заметки — в общем, это лёгкое перо и сгубило её научную карьеру. Дед, как только понял, что Наташа пишет легко и глубоко, то сразу схватил её и пригласил на должность учёного секретаря по связям с прессой в Президиум. И всю жизнь она на этой должности проработала. Конечно, журналистам очень повезло с таким пресс-секретарём. Но научную карьеру Наташа не сделала.

Не сделала научную карьеру и жена Михаила Алексеевича — Вера Евгеньевна, посвятившая жизнь мужу и его масштабным замыслам. В Городке говорят, что если бы Вера Евгеньевна не поехала в Сибирь «женой декабриста», то Городок был бы начисто лишён той удивительной атмосферы единения, которая родилась в Золотой Долине. Как рассказывает Замира Ибрагимова, далеко не все жёны с восторгом приняли решение почтенных мужей бросить комфортную столичную жизнь и добровольно обречь себя на тяготы обживания Сибири с её мрачной репутацией из серии «звон кандальный». «Как писала Майя Плисецкая в своей книге: “Много поездила по стране, но в Сибири не была — как-то не тянуло”, — делает акцент собеседница. — Но она поехала. И не уныло подчинилась мужу, а приняла его замысел сердцем».

— Встречаю на улице моё поколение, которому посчастливилось быть в доме Деда и Веры Евгеньевны: вот бредём мы, слепые, хромые, доживающие, — философски вздыхает изящная Ибрагимова. — Но с какой благодарностью все вспоминают еженедельные воскресные обеды «у бабы Веры», её покровительство молодым семьям, её помощь в решении каких-то семейных и даже психологических проблем. Она же создала первый в Городке неофициальный детский сад! А эти уроки английского и французского, на которые она заставляла «мальчиков» приходить в белых рубашках и чисто выбритыми. А мальчики сегодня — постаревшие академики… Она была настоящей первой леди Городка. Я с ней близко познакомилась и подружилась, когда она с гордым смирением вдовствовала. Тогда я работала в Городке над серьёзным материалом и каждый вечер возвращалась в Новосибирск, тяжело было ездить. А Вера Евгеньевна мне предложила пожить у неё.

Замира Мирзовна вспоминает своё первое впечатление от дома Михаила Алексеевича и Веры Евгеньевны — простой, небогатый, но со вкусом устроенный интерьер небольшого пространства из трёх комнат. Рассказывает, что в гостях у академика побывал Хрущёв, который изумился скромности отца-основателя и сказал Вере Евгеньевне: «Стройте такой дом, из которого вам никогда не захочется уезжать». Дом-то построили — двухэтажный, со всеми бытовыми инновациями, — живи да радуйся! Но первой леди Городка и Деду была не свойственна нуворишская тяга к «дорого-богато», поэтому вернулись в свою избушку, а в доме расселяли многочисленных гостей.

— Я спрашивала Веру Сергеевну: чем привлёк её Михаил Алексеевич? — продолжает Замира Мирзовна. — Она мне ответила: любовь разве объяснима? А сам Дед рассказывал, что как-то ждал будущую жену на трамвайной остановке у Рижского вокзала и вдруг решил задачу, над которой бился безуспешно полтора года! Это был ключ к новому направлению в теории функций. Он никогда не описывал своих чувств к жене, но вот это состояние, в котором решаются задачи, которые раньше были неразрешимыми, — это и есть любовь.

В рабочий полдень — интеллектуальная разминка.

Из книги Замиры Ибрагимовой «Учёный и время»: «Ни одному журналисту ещё ни разу не удалось так разговорить академика Лаврентьева, как это удаётся детям. Им Михаил Алексеевич готов отвечать на любые вопросы. Однажды школьники спросили Михаила Алексеевича: “Вам было почти шестьдесят лет, когда вы приехали в Сибирь строить Городок. Вам было не трудно — всё бросить и начать сначала?” Он ответил: «Я по натуре бродяга. Поэтому мне было не трудно».

Замира Мирзовна вспоминает, что академик Лаврентьев никогда не отказывал журналистам в съёмке или интервью. Он понимал, что науку нужно популяризировать, а мифы из серии «академики всё мясо в Новосибирске съели» — жёстко развенчивать. Дело в том, что обком партии Городок недолюбливал и иногда делал специальные информационные вбросы про «наглых академиков». Один из них сообщал о том, что в Новосибирске закончилось мясо, потому что «эти учёные» из Академгородка завели много собак и кормят их жутко дефицитным мясом.

— Дед всегда привечал журналистов, — улыбается собеседница. — Но иногда позволял себе гневаться. Помню, мы как-то записывали интервью и у оператора случился сбой — надо было начинать сначала. Лаврентьев вспылил: «Я не буду больше сниматься!» Встал и куда-то убежал. Мы с оператором в растерянности. Он возвращается, а под мышкой кальсоны — ему жарко стало, пошёл и переоделся. Сел на кресло: «Ну, давайте продолжим!» Разный он был, но — Личность, перед масштабом которой всё меркло. Я очень жалею, что тогда, по молодости, стеснялась задавать ему больше вопросов. Нужно было больше говорить с ним.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Валерия ПАНОВА, из архива Замиры ИБРАГИМОВОЙ и с сайта nsc.ru.