Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Доктор экономических наук Владимир КЛИСТОРИН — о том, какие опасности таит в себе разрыв привычных внешнеэкономических связей России и возможно ли в перспективе их восстановление.

— Владимир Ильич, насколько в итоге будет болезненным неожиданный разрыв связей между западной и отечественной экономикой?

— Надо понимать, что это процесс постепенный. Просто так взять и оборвать все связи очень тяжело. Государства сплошь и рядом этому сопротивлялись даже в тяжёлых военных условиях. Например, СССР на протяжении почти всей Второй мировой войны экспортировал нефть в Японию, хотя и был союзником США, с которыми воевали японцы. В современном мире полностью разорвать связи невозможно — наши топливно-энергетические ресурсы, прежде всего газ, составляют очень высокий удельный вес поставок в Германию, Венгрию, Финляндию и некоторые другие европейские страны. Существенно сократить поставки возможно в преддверии наступающего лета, когда спрос на газ для отопления домов резко сокращается. В долгосрочной перспективе можно найти других поставщиков.

Кроме государственных решений по введению эмбарго — запрета на импорт или экспорт каких-то видов продукции, товаров и услуг, — связи свёртываются и по другим причинам, например, логистическим. Запрет на пролёт самолётов над воздушным пространством какой-то страны может сильно повлиять на товарные потоки. Например, мы импортируем много цветов из Латинской Америки, теперь при их доставке надо облетать Европу — это ведёт к росту цены. Резко могут вырасти тарифы на страхование сделок по поставкам —они становятся невыгодными. Мы видим, что биржевые цены на нефть продолжают расти, и, казалось бы, нашим нефтяным компаниям это должно приносить выгоду даже при сокращении поставок нефти, — но ничего подобного. Компании продают свою нефть не напрямую (хотя такое тоже бывает, если у компании есть свои НПЗ за рубежом), основную часть нефти они продают трейдерам, а те, видя риски, увеличивают дисконт, который может доходить до 20–30 процентов вместо 2-3 процентов прежде. Сделки должны быть застрахованы — а страховые тарифы возрастают. Банки финансируют эти сделки — и могут увеличить комиссии. В итоге выручка может оказываться намного ниже рыночной стоимости нефти.

Есть ещё одно неприятное обстоятельство. Многие компании приостанавливают или прекращают деятельность в России не столько из-за моральных убеждений или политических пристрастий, сколько из-за высоких рисков, в том числе и политических. Некоторые из них, уходя из России, увеличивают свою капитализацию на зарубежных биржевых площадках, то есть лишаются части активов, но при этом их акции дорожают, так как инвесторы понимают, что теперь у них риски снижаются. И это экономически рациональное поведение.

— По каким возможным сценариям сейчас могут быть выстроены новые экономические отношения России с миром?

— Нынешний кризис вызван политическими причинами. Будет решён политический вопрос — тогда очень медленно начнётся снятие санкций и отношения снова начнут развиваться. Но к предыдущему периоду отношений мы уже не вернёмся, как мне кажется, при жизни нынешнего поколения — условно 25 лет. Можно вспомнить поправку Джексона-Вэника: в 1974 году американский Конгресс запретил экспорт в СССР некоторых видов высокотехнологичной продукции двойного назначения. Поправка действовала до 2012 года — то есть и тогда, когда Союза уже не было, и Россия была совсем другим государством.

Второй вариант — если политическое решение не будет найдено в кратчайшие сроки, то могут последовать какие-то дополнительные санкции и ограничения. Что самое неприятное — частный бизнес тоже не будет стремиться к восстановлению отношений, потому что помимо политической воли правительств есть и стратегия отдельных компаний, которые могут влиять на позицию правительства. Представим себе, что завтра стороны на Украине достигнут политической договорённости и начнут претворять её в жизнь. Имплементация соглашений — это очень сложный и тяжёлый процесс, передвижение войск, прекращение огня никогда не проходят гладко. В самом «гладком» варианте в лучшем случае связи начнут восстанавливаться только к концу года.

— То есть сейчас санкции ещё не достигли максимума?

— Мне задавали этот вопрос и в 2014-м, и в 2015 году, когда вводились санкции из-за Крыма и Донбасса. Тогда я говорил, что самое ужасное — возможные санкции против «Аэрофлота», которые, выражаясь профессиональным сленгом, посадят нашу авиацию на бетон, или санкции против всех наших компаний. Так оно и получилось сейчас. Кроме того, у нас огромное количество людей, предприятий и организаций пользуются иностранным софтом, который постоянно обновляют. А если его не будут обновлять? Пока этого ещё нет. Но самое страшное, что случилось, по моему мнению, если говорить откровенно, население и правительства очень многих стран стали менее восприимчивы к боли. Санкции ведь — оружие обоюдоострое, оно бьёт по обеим сторонам. Но они идут на эти потери, в каком-то смысле рассматривая их позитивно. Если раньше при росте цены на бензин на 10 процентов в западных странах сразу начинались крики, что правительства не справляются, а нефтяные гиганты жируют, то сейчас люди нашли другое зло — гораздо большее, чем собственные правительства и ТНК. Вот это и есть самое неприятное.

— Но хотя бы со временем какой-то выход найдётся?

— Со временем восстанавливаются любые отношения. Ещё пример: одной из самых страшных войн XX века была вьетнамская: по американским данным, там погибли 54–56 тысяч американцев — для Штатов это очень много, и около 2 миллионов вьетнамцев. Казалось, такая рана не затянется никогда. Но сейчас между США и Вьетнамом великолепные экономические отношения — по крайней мере, много лучше, чем между США и Мексикой. Чтобы добиться такого, обе стороны должны были пойти на серьёзнейшие уступки и понимать при этом, что уступают они не конкуренту, а своей собственной позиции, модель которой нужно менять.