Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Почему законопроект о домашнем насилии вызвал в обществе ожесточённые споры? «Ведомости» разбираются вместе с экспертами — юристами, политиками, психотерапевтами и священниками.

«Муж и жена — одна сатана», «Не выноси сор из избы», «Бьёт — значит любит», «В каждой избушке — свои погремушки» — все эти архетипичные поговорки, определяющие парадигму семейных отношений в России, могут в скором времени потерять свою многовековую актуальность. При условии, что закон «О профилактике семейно-бытового насилия» будет всё-таки принят — несмотря на ожесточённые споры-митинги-пикеты, которые развернулись вокруг него. Вместе с экспертами «Ведомости» попытались разобраться, почему эта инициатива вызвала настоящее общественное «цунами», как на неё реагируют поборники «традиционных ценностей» и что говорят юристы о жизнеспособности нового законопроекта.

Надежда Шеньшова, 70 лет: «Перед тем как начать меня бить, муж всегда надевал кожаную перчатку. Он называл её “воспитательницей”. Она лежала на видном месте — в серванте, на верхней полке. Надевал, чтобы следов не было после побоев. По голове всегда бил, по груди, в живот. Молча. И я старалась не кричать. Мы со свекровью жили тогда. Бил по разным причинам. Как в том анекдоте — «а ты не сопи!». Я однажды не выдержала, убежала к маме, рассказала ей всё. А она сказала: нужно терпеть. Потому что развод — это стыдно, а у мужа просто характер тяжёлый, он же шахтёр, устаёт сильно. И я терпела, терпела, терпела… Сейчас вот думаю, зачем терпела? Жизнь прошла, а как вспомню эту кожаную перчатку, так вздрагиваю».

В середине декабря 2019 года на сайте Совета Федерации РФ был размещён «черновик» законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия», над которым работала группа авторов — в частности, журналист и депутат Оксана Пушкина, глава Центра защиты пострадавших от домашнего насилия Мари Давтян и соосновательница сети взаимопомощи для женщин «Проект W» Алёна Попова. По их словам, главным «ключом», который должен был отпереть «двери» для жертв домашнего насилия, стал пункт о переносе таких дел из частной сферы в публичную. «Частное обвинение — нелогичное и несправедливое, — пишет на своей странице Facebook Алёна Попова. — Жертва за свой счёт нанимает защитника и ищет доказательства того, что она пострадала. А агрессор сидит и ждёт, пока жертва сама докажет, что он её побил». При публичном обвинении жертва пишет заявление, а доказательства собирают правоохранительные органы. И важный акцент: в случае публичного обвинения дело может быть возбуждено без согласия потерпевшего — по заявлению свидетелей насилия. И вот это наше родненькое из серии «заберу заявление, потому что Вася попросил прощения» уже не работает. В любом случае — агрессор будет наказан.

— В нашей стране так исторически сложилось, что жертвами домашнего насилия становятся чаще всего женщины и дети, — говорит психотерапевт и семейный консультант Татьяна Скрицкая. — А женщина быстрее поддаётся на уговоры и забирает заявление из органов — здесь срабатывает многолетняя психологическая установка, что семью нужно сохранить любыми способами. Это уже въелось в женское подсознание на каком-то архетипическом уровне. Для агрессора тот факт, что жертва забрала заявление, становится установкой на безнаказанность и развязывает руки. Получается замкнутый порочный круг.

В авторской версии законопроекта были прописаны нормы, знакомые нам только по голливудским фильмам: к примеру, женщина получает право на «охранную грамоту», которая запретит её абьюзеру-мужу приближаться к ней ближе, чем на 50 метров. Как рассказала Мари Давтян, охранный ордер выписывается сотрудником полиции на два месяца и запрещает агрессору преследовать жертву — писать настойчивые смс, отслеживать в соцсетях, караулить у подъезда и передавать «приветы» через знакомых. А защитное судебное предписание выдаётся судом на год, и здесь уже всё жёстче: агрессора могут выселить из общего жилья и заставить пройти специальную психологическую программу. Если «кухонного боксёра» по каким-то причинам нельзя отселить, то пострадавших от него домочадцев могут переселить в кризисный центр. Если обидчик пересёк «красную линию», то назначаются исправительные работы.

— Все эти меры защиты рассчитаны на то, чтобы избежать повторного насилия в самый острый психологический период, — считает психотерапевт Карина Зинченко. — Очень странно, что противники закона о домашнем насилии расценили это как выпад феминисток против мужчин. Здесь, с точки зрения психологии, всё было построено разумно: дистанцировать жертву от агрессора, чтобы снизить градус конфликта и начать работать с семьёй.

Эксперты-психотерапевты считают, что такие «охранные грамоты» помогут в дальнейшем избежать страшных трагедий, когда жертва, спасаясь от агрессора, убивает его. В конце декабря 2019 года в Перми 16-летняя школьница ударила ножом своего бывшего отчима, который завалился в дом пьяным, избил её маму, подругу и бабушку, глумился и куражился над испуганными женщинами и подростками. Девочка от отчаяния схватила нож и убила насильника с первого удара. После драки, как говорится, кулаками не машут, но вполне вероятно, что охранный ордер помог бы избежать трагедии. Кстати, в конце 2019 года юристы Минюста РФ официально заявили, что «проблемы насилия в семье и дома, а также серьёзность и масштаб его влияния на женщин сильно преувеличены. Кроме того, по статистике о насильственных преступлениях, большинство пострадавших — мужчины».

Максим Мороз, 46 лет: «Позвонила дочка в истерике: папа, мамин сожитель напился, избил мать, бросается с кулаками на меня, мне страшно! Я помчался туда. Пока ехал, этот козёл сбежал, в доме всё кувырком, дочь трясётся, бывшая на неё орёт: мол, ты мне всю жизнь испортила, я его люблю, он мой муж! Причём он избивает её страшно, а она терпит всё это. Ну ладно, это их дело, но дочь моя почему должна страдать? Я говорю дочери, поехали ко мне жить, а она — упрямая: мол, почему я должна из своего дома сбегать? Живу я в коммуналке, понятно, что ей ко мне неохота. Пошёл в полицию: что делать — заявление на этого гада писать? Мне говорят: заявление должна дочка писать, ей уже 22 года, взрослая. А она не хочет, боится, что хуже будет, мать-то истерит, во всём её обвиняет. В общем, я не знаю, что делать. Вот хожу, встречаю её после института, домой провожаю, замки новые в их квартиру врезал. Но он же вернётся когда-нибудь, а бывшая его простит и впустит».

После публикации законопроекта на сайте Совета Федерации грянул скандал: авторы проекта не согласились с правками правительства, назвав их юридически безграмотными. Основные претензии проектной группы были адресованы 2-й статье законопроекта, где давалось основное понятие семейно-бытового насилия — после редакции оно оценивалось как «умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и психического страдания, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления». То есть, по существу, закон лишился свой главной, защитной, функции. Исчез и пункт «публичного обвинения» — в новой редакции жертва должна сама заявлять о том, что ей угрожают. А соседи или родственники могут это сделать лишь в том случае, если человек находится в беспомощном состоянии. Хотя наши эксперты-психологи в один голос заявляют, что жертве насилия свойственно зависимое состояние, когда она не может принимать адекватные решения.

— Это не законопроект, а мёртвая вивисекторская подделка, — убеждён российский правозащитник Алексей Федяров. — В таком виде закон нежизнеспособен и бесполезен. В моём понимании закон «О профилактике семейно-бытового насилия» — это комплексная система, в которую должны быть вовлечены все службы, работающие «на земле»: отделы полиции, участковые, отделы по делам несовершеннолетних, опека, различные НКО, специализирующиеся на проблемах домашнего насилия, кризисные центры и убежища. Поверьте, в этих службах работают люди, которые сталкиваются с семейными трагедиями куда чаще, чем депутаты Госдумы. Закон о домашнем насилии, бесспорно, нужен. Но не в таком беспомощном виде.

С правозащитником солидарен и депутат Законодательного собрания НСО Евгений Смышляев, считающий, что законопроект «сырой» по многим пунктам, а особенно — в части своего правоприменения. Кто будет сопровождать агрессора во время его «перевоспитания»? Как выстроить систему профилактической работы с тираном и его семьёй? Какая служба физически вытянет эту «лямку»? Куда отселять агрессора, если суд вынесет такое решение?

— В советское время считали, что сор из избы выносить не следует, но система общественного порицания и товарищеских судов работала исправно, — говорит Евгений Валерьевич. — После публичного «разбора полётов» агрессор уже не чувствовал свою безнаказанность. Кроме того, на снижение градуса домашнего насилия работала и статья о тунеядстве, и система принудительного лечения от алкоголизма. Можно много говорить о том, что эти статьи были негуманны, но в качестве профилактики домашнего насилия они работали отлично.

Светлана, 35 лет: «Он стал агрессивным, взрывным, устраивал разборки и бил. Потом извинялся, молил о прощении и говорил, что он любит меня больше жизни, что я часть его самого. Однажды, когда мы вдвоём мылись в бане, он ударил меня так, что я потеряла сознание. Завернул меня в простыню и понёс в дом, мы жили с его родителями. Через какое-то время он вновь меня избил, я попала в больницу, и свекровь приходила уговаривать, помириться с сыном. Рассказывала, как сама не раз была бита мужем — “но я же терпела, родила ему троих детей…” И в его родительском доме, куда я вернулась, моя кровь алела на внутренних поверхностях платяного шкафа, со стен её успели смыть. Какая-то часть меня в это время уже умерла».

Алёна ПОПОВА, соавтор законопроекта:

— Консерваторы считают, что семья — это закрытая институция, где существует только один авторитет — главы семьи. Мы же говорим, что семья — это союз двух партнёров, где нельзя применять насилие никакого рода. Они говорят: не трогайте семью, давайте ждать, пока насильник совершит преступление. Мы говорим: давайте предотвратим его, будем спасать агрессора и работать с ним.

В самом словосочетании «противники закона о домашнем насилии» кроется подвох, как в деталях — дьявол. Вот что пишет юрист Юлия Николаева в своём блоге: «Как сказал один из этих противников, такой закон подрывает основы православия и традиционного русского представления о семье и семейных ценностях. То есть побои и издевательства — это семейная ценность и одна из основ православия?» Кстати, мой личный опыт общения в Facebook на эту тему позволяет сказать, что сильный пол в большинстве своём весьма категорично высказывается против закона о домашнем насилии. Почему? Как точно подметила Карина Зинченко, вероятно, ещё и потому, что наша страна долго жила в патриархальной парадигме, когда мужчина был «царь и бог» в отдельно взятой семье.

— Это происходит ещё и от того, что институт брака и семьи постепенно разрушается, — размышляет Татьяна Скрицкая. — Сейчас эра индивидуализации, время одиночек: молодые люди всё реже создают семьи и предпочитают не нести за кого-то ответственность, а просто живут в своё удовольствие. Семья, в том её патриархальном звучании, больше не актуальна. Происходит постепенное вымывание «традиционных ценностей», которые были закреплены на подсознательном уровне несколько сотен лет. И многих, конечно, это страшит и пугает. Особенно мужчин.

Против закона выступила и патриаршая комиссия по делам семьи, разместив на своём сайте пост о том, что «наш народ убеждают, что российская семья — это просто мрачный застенок и пыточная камера для женщин и детей». А сам патриарх Кирилл заявил, что «нельзя допускать никакого насилия в семье», но «есть нечто опасное в тех тенденциях, которые сегодня формируются, в том числе и в законодательной сфере». Это «послание» подхватили различные радикально настроенные организации по типу «Сорок сороков», защищающие, к слову, и антипрививочников, и ВИЧ-отрицателей. Закон о домашнем насилии был объявлен «заразой», которую распространяет загнивающий Запад, чтобы окончательно одержать верх над русскими людьми. «Мне странно, что люди, получившие духовное образование, считают, что они имеют право навязывать обществу своё мнение о том, как должна быть устроена российская семья, — высказал своё мнение Алексей Федяров. — Лучше бы они задумались, почему только в России существует поговорка “бьёт — значит любит”.

Младший научный сотрудник ГПНТБ и священник прихода в честь Благовещения Пресвятой Богородицы Новосибирска Антон Коваленко предположил, что такие умонастроения царят в обществе, потому что люди больше не верят государству. И не хотят впускать его в свою семью, страшась, что под колёсами системы погибнет всё то, что хранилось веками, — уважение к старшим в семье, любовь, доверие.

— Я не понимаю деятельность так называемых православных активистов, — такое мнение высказал Антон Коваленко как частное лицо. — В своём стремлении защитить «сакральное пространство» они забывают, что на самом деле православие — это про любовь и надежду.

Татьяна ЕСИПОВА, депутат Законодательного собрания НСО, учредитель общественной организации «ДАУН СИНДРОМ»:

— Когда в феврале 2017 года был принят федеральный закон о декриминализации семейных побоев, я высказывалась резко против. Поэтому считаю, что закон «О профилактике семейно-бытового насилия» нам необходим. В нашей стране так случилось, что женщины, старики и дети — это самые уязвимые члены общества. И они нуждаются в защите. Я изучила законопроект, который размещён на сайте Совета Федерации: в нём много позиций, направленных на защиту семьи и профилактику семейно-бытового насилия. Но у меня есть вопросы по поводу правоприменения этого закона. Как на практике все эти нормы будут действовать?

Ирина, 45 лет: «В детстве я жила в небольшом посёлке, где все ходили друг к другу в гости. Однажды с родителями пришла в гости к их подруге, где было много детей. И хозяйка дома нам дала свои украшения для игры в куклы. Нам тогда по семь лет было. Я заигралась и забыла выложить из кармана юбки кольцо, которое спрятала от своей подружки. Когда вернулись домой в два часа ночи, родители стали меня переодевать — и кольцо выпало. Несмотря на мои оправдания и плач, меня обвинили в воровстве и выгнали на улицу, чтобы я отнесла кольцо обратно. Это были самые страшные часы в моей детской жизни — ночь, страх, стыд. Я же не знала, что отец тайком идёт сзади. Я до сих пор это забыть не могу».

У противников закона о домашнем насилии есть главный аргумент: этот закон развяжет руки социальным службам, которые начнут в массовом порядке изымать из семей детей. «Стуканёт» чадо в органы: мол, родители притесняют, заставляют домашку делать и телефон отбирают в воспитательных целях — всё, жди ювенальщиков. Алексей Федяров и Евгений Смышляев практически в унисон говорят о том, что противники закона намеренно переводят «стрелки» в плоскость ювенальной юстиции. Хотя в отношении детей, которые становятся объектами или свидетелями семейного насилия, авторы проекта не прописывают отдельных норм — в законопроекте нет ни слова о том, что детей будут изымать из семьи. Детей защищает Семейный кодекс России — в нём подробно расписан алгоритм «изъятия ребёнка из семьи» и меняться он не будет.

— Семья — это живой организм со своими правилами, конфликтами, обидами и радостями, — подводит итог нашему исследованию Татьяна Скрицкая. — Я убеждена, что закон о домашнем насилии нужен, но также уверена, что ему будет трудно «расти» на российской почве. Нам многому нужно учиться, в том числе и культуре новых семейных отношений, когда семья — это не союз «главного» и «ведомого», а дуэт двух равноценных партнёров.

Познакомиться с текстом законопроекта

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Валерия ПАНОВА и из открытых источников