Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Как по мановению палочки преобразить мир: главный дирижёр Новосибирского музыкального театра Александр НОВИКОВ — о будущем российского мюзикла, пути в профессию и работе над «Фомой».

В Новосибирский музыкальный театр Александр Новиков пришёл больше десяти лет назад. Фото Виктора ДМИТРИЕВА 

Александр Новиков пришёл в Новосибирский театр оперы и балета ещё на первом курсе консерватории, в 2000 году. В 2004–2008 годах работал в качестве дирижёра в Сыктывкарском, Ивановском и Ростовском музыкальных театрах. В 2008-м вернулся дирижёром в НГАТОиБ, в качестве музыкального руководителя и дирижёра поставил «Алеко» Рахманинова в концертном исполнении (2011), «Бессмертие в любви» на музыку Гласса (мировая премьера, 2009), Grand Pas из балета «Пахита» Минкуса (2013). В Новосибирский музыкальный театр главным дирижёром пришёл в 2010-м. За это время поставил более десяти разножанровых спектаклей и концертных программ. Неоднократно номинирован на «Золотую Маску», в 2018 году Александр Новиков был удостоен премии за постановку мюзикла Александра Шевцова «Безымянная звезда», получил премию «Парадиз» за спектакль «Римские каникулы». В 2020-м рок-мюзикл «Фома» выдвинут на рекордное число номинаций «Золотой Маски» (9) — в том числе работа дирижёра Александра Новикова. Конкурсный показ состоится 7 апреля в Москве на сцене Российского академического молодёжного театра.

— Александр Сергеевич, ваш путь в музыку складывался классическим путём? Родители привели в музыкальную школу?

— Мама работала в детском саду. Вечером меня приводили в её группу, и я нередко оставался один, после того как родители разбирали ребятишек. Предметом вожделения всех детей в советское время было пианино, оно стояло прямо в группе. Как-то я шепнул маме, что очень хочу поиграть. Мама разрешила и открыла крышку инструмента. Я с восторгом касался клавиш — и потихоньку стал подбирать любимые мелодии. Потом больше: моя двоюродная сестра училась в музыкальной школе, я смотрел, как она играет, а после садился и повторял фрагменты. Родители отметили мой интерес и привели в музыкальную школу. Надо отдать должное учителям: они сделали всё, чтобы по-доброму удержать меня, — как всякий мальчишка, я больше хотел играть в хоккей и гонять по улице. В музыкальной школе был замечательный коллектив, сейчас она носит имя Владимира Громова, тогда он был директором. И меня, как нерадивого ученика, отправили к нему на индивидуальные занятия по теории музыки. Длилось это минут десять: Владимир Аскольдович рассказывал тему, давал мне что-то почитать, а потом отпускал, понимая, что мальчишке хочется быстрее на улицу.

— А потом этот мальчишка выбрал музыку своей профессией?

— К этой мысли я пришёл уже в подростковом возрасте. Тогда была очень популярна электронная музыка, меня она увлекла, и я поступил в музыкальное училище в Кургане, где мы жили. Это был 1992 год, нам по 15-16 лет, — самые беззаботные и счастливые годы. Педагоги у нас были невероятные, я таких людей прежде не встречал — одухотворённые, живущие музыкой, своими идеями и высокими категориями. Меня это очень впечатлило. Мой педагог Наталья Мироненко была выпускницей Новосибирской консерватории, она рассказывала мне о выдающихся музыкантах — Арнольде Михайловиче Каце, Борисе Самуиловиче Певзнере. Так, окончив училище и отслужив в армии, я приехал в Новосибирск и поступил в консерваторию, в класс к своему земляку Евгению Григорьевичу Волынскому. Он тогда работал дирижёром в оперном и пригласил меня суфлёром.

— И в суфлёрской будке сидели?

— Да, в музыкальном театре суфлёр — дирижёрская профессия. Некоторые оперные партии длятся по два часа, это всё нужно запомнить. Я был последним суфлёром оперного театра, застал плеяду выдающихся певцов — Левицкий, братья Прудники, Бибичева, Зорина, Беляев. Будучи директором театра, Валерий Григорьевич Егудин говорил: «А не спеть ли мне Отелло?» Ему отвечали: так на итальянском же языке! «Как на итальянском?» — удивлялся он. А спустя время брался учить партию, и дважды при мне он выходил на сцену, я ему суфлировал и вместе с ним что-то пел. Это были гиганты, мастодонты сцены. Послевоенное поколение — им непросто было получить музыкальное образование, и не все его имели, при этом потрясающие от природы голоса, высокий художественный уровень. Это сегодня классическое музыкальное образование занимает много времени: 8 лет музыкальной школы, 4 года училища и 5 лет консерватории.

Александр Новиков на сцене Новосибирского музыкального театра. Фото Дарьи ЖБАНОВОЙ

— Это правда, что в класс Арнольда Михайловича вы попали после спектакля «Травиата», которым дирижировали?

— Да, со второго курса я работал в оперном театре в качестве дирижёра. Сначала на детских спектаклях, мне это очень нравилось; видя моё рвение, мне стали доверять большие спектакли. К примеру, «Травиату» я как ассистент дирижёра репетировал с оркестром ещё на стадии постановки. Как раз на «Травиату» Евгений Григорьевич Волынский и пригласил Арнольда Михайловича послушать меня. Он пришёл, просидел весь спектакль. Так я стал его учеником.

— Почему же после окончания консерватории вы уехали из Новосибирска?

— Тут всё просто: театр закрывался на реконструкцию, а с программой в Концертном зале успешно работал Теодор Курентзис. Мне же нужно было решать вопрос с жильём, поэтому я и уехал из Новосибирска. Так сложилось, что я по сезону поработал в разных театрах, и очень этому рад. С Ивановским музтеатром мы много гастролировали по России, проехали практически всю европейскую часть. А с Ростовским музыкальным театром на полтора месяца выезжали в Великобританию — объехали с выступлениями всю страну, а потом на пароме перебрались в Дублин и ещё две недели работали в Ирландии. Всё это время я поддерживал связи со своими новосибирскими коллегами. И как-то Теодор спросил, нет ли желания вернуться, — так я снова приехал в Новосибирск и вплотную занялся балетом, три года провёл в репетиционном зале.

— Зачем вам это было нужно?

— Я знал весь оперный репертуар, а теперь мне хотелось попробовать себя в новом качестве. Чтобы дирижировать балетом, нужно знать, как называются движения, как они должны быть исполнены, из какой музыкальной точки выходят и в какую должны прийти. Я должен сыграть так, чтобы артист мог наиболее выразительно исполнить танец. Соблюсти эту тонкую грань — и есть искусство балетного дирижёра. Я этим много лет занимался в пору, когда руководителем балета в театре был Игорь Зеленский.

— Больше 10 лет вы главный дирижёр Новосибирского музыкального театра. Трудно было сменить большую сцену оперного на «лёгкий» жанр?

— Этот «лёгкий» жанр оказался гораздо сложнее, чем представляется. Он претерпел огромные изменения, театру даже название пришлось сменить. И мюзикл оказался новым интересным направлением, у него большое будущее. Россия здесь, как всегда, идёт своим путём.

— Одно дело, когда мировые мюзиклы приходят в столицы, и другое, когда после успеха новосибирского мюзикла «Вий» с нашими авторами — Андреем и Нонной Кротовыми — московские продюсеры делают своего «Вия». Обидно, честное слово.

— В случае с мировыми мюзиклами действуют авторские права, и с экономической точки зрения такие затраты невыгодны театру. Нам было интересно пригласить своих авторов и сделать свой продукт — как это было с «Вием» или в иной степени с «Фомой». Режиссёр Филипп Разенков давно вынашивал идею спектакля по творчеству Юрия Шевчука, Леонид Михайлович Кипнис оказался тем директором, который рискнул пойти на авантюру. Мы вместе долго всё обсуждали, а потом драматург Константин Рубинский облёк это в литературную форму, дальше команда художников создавала оформление спектакля.

Премьера мюзикла «Римские каникулы». Фото Дмитрия ХУДЯКОВА

— Мюзикл получился очень красивым и вдохновляющим. Как вам самому это соединение рока и симфонического оркестра?

— Было время, когда чуть ли не все наши группы выступали с симфоническим оркестром, в том числе «ДДТ». Эту моду на пафосное исполнение ввели зарубежные рок-музыканты. Как-то я ехал по Москве и увидел афишу моей любимой группы «АукцЫон», где было написано: «Концерт без симфонического оркестра». На мой взгляд, вот уж где действительно уместно сочетание рока и симфонического оркестра, так это в театре — когда это единое действие. Наши группы сейчас стараются выстроить какую-то драматургию и в альбомах, а не просто выложить список песен. Хотя порой и отдельная песня может быть самодостаточной, как у Бориса Гребенщикова. Чего стоит один его альбом «Время N», где каждая песня — шедевр. Гребенщиков вообще открыт новым знаниям, я слушаю его авторскую радиопрограмму «Аэростат». И с этими наработками у российского мюзикла большое будущее.

— Вы хотите сказать, что когда-нибудь мы увидим на сцене Новосибирского музтеатра мюзикл по песням Гребенщикова?

— Об этом речи пока нет. Но путей развития мюзикла, каких-то идей и сценариев много. Сколько задумок и реализованных идей у директора театра Леонида Михайловича Кипниса, сколько спектаклей мы сделали с нуля с замечательными режиссёрами!

— И зрители их оценили — «Тристан и Изольда» и «Римские каникулы»…

— Это был написанный материал, мы с ним только работали. А вот «Безымянную звезду» мы сделали иначе — я переписывал аранжировку, а Филипп Разенков менял смысловые акценты, и спектакль получился другим. А мюзикл «12 стульев» мы с режиссёром Александром Лебедевым практически переписали: имелось всего четыре музыкальных номера, а нам нужен был спектакль с непрерывным музыкальным действием; Александр Сергеевич переписал пьесу, я, вооружившись ножницами и клеем, из четырёх клавиров сделал один, а Владимиром Лямкин расписал аранжировку.

В 2018 году Александр Новиков был удостоен премии «Золотая Маска» за постановку мюзикла Александра Шевцова «Безымянная звезда». Фото Геннадия АВРАМЕНКО

— Спорт, о котором вы мечтали в детстве, сейчас есть в вашей жизни?

— Семь лет я ходил в тренажёрный зал качаться, последние два года не так регулярно, а осенью переболел — и до сих пор не занимался, восстанавливался, теперь пора возвращаться к тренажёрам.

— Это тяжело — по два-три часа стоять за дирижёрским пультом?

— Я сейчас не стою. Рост у меня немаленький — 185, на фотографиях моя макушка мелькает, и зрителям, думаю, мешает моё мельтешение, так что попросил поставить мне барный стул.

— Дирижёр — как проводник между сценой и залом — аккумулирует на себе эту энергетику?

— Соглашусь, что от энергетики дирижёра многое зависит. Человек становится за пульт, оркестр начинает играть по его взмаху. Сколько ты вложил эмоции и чувства в своё движение, так и откликается оркестр. Если ты устал или тебе не хочется сейчас этим заниматься, хорошего результата не будет. Люди же заражаются энергией. У нас в театре присутствие вот этой особой атмосферы, тонких вибраций ощущают все, кто приходит. В больших театрах люди не знают друг друга. У нас же и сцена небольшая, и коллектив маленький, от этого все жизни — ближе. И ещё: у нас принято за идею работать; если хочешь зарабатывать, это лучше делать в ином месте, а здесь мы собрались ради другого.

Александр Новиков с дочерью Еленой после премьеры мюзикла «Фома». Фото Дарьи ЖБАНОВОЙ

— Ваша супруга Лилиана работает в театре, балерина, а дочь Елена проявляет интерес к музыке?

— Ей пока пять лет. Мы с женой, как-то спросили, на каком инструменте ей хотелось бы играть. Она ответила — на арфе. Объяснили, что сначала нужно научиться на фортепиано, а потом и на арфе. Сегодня, к сожалению, музыкальное образование — не самое популярное занятие, не слышно, чтобы родители стремились отдать своих детей в музыкальную школу. И напрасно, необязательно он станет музыкантом в будущем, но вот это впечатление, которое даёт музыка, оказывает очень сильное воздействие на развитие человека. Тем более, что сейчас можно совмещать и спорт, и музыку, и танец.

Марина ШАБАНОВА