Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Известный писатель о гриппе, женщинах, Владиславе Крапивине и работе мозга

Автора психологической фантасмагории «Петровы в гриппе и вокруг него» уже называют «реинкарнацией Булгакова» — Алексей Сальников стал открытием прошлого русского книжного сезона, а в этом году получил премию «Национальный бестселлер». Поэт и писатель из Екатеринбурга приехал на книжный фестиваль «Новая книга. Том III», мужественно мёрз на встрече с читателями, а в «живом» общении оказался скромным, ироничным и очень глубоким человеком.

— Книжки создаются из торопливости: в какой-то момент времени я осознал, что завтра меня может сбить машина, и вот это откладывание прозы ни к чему хорошему не приведёт — всем нам нужно спешить. И я начал спешить. У меня в юности уже был опыт написания прозы — мы с моим другом писали какой-то бесконечный текст, поэтому как-то раз я сел и составил план будущих «Петровых». Понимаете, мы не вольны в выборе тем: что нам мозг подсказывает, то мы и пишем. При создании любого текста мы всего лишь наблюдатели. У меня была идея о том, что время существует целиком и полностью и по этой причине существует некая семья, где все её члены — это один и тот же человек, только в разной реинкарнации. И со временем эта идея переродилась в «Петровых в гриппе». Мне вообще семейная тематика очень близка, особенно когда появился опыт супружеской жизни. Есть ещё один нюанс: я живу в Екатеринбурге, а любой екатеринбургский писатель творит в некой сравнительности к Владиславу Крапивину. У него прекрасные сюжеты, но когда ты вырастаешь, то начинаешь понимать всю жуткую изнанку крапивинских текстов, они слишком чувственные. Когда я решил во взрослом состоянии перечитать его «Кораблики», то вдруг понял, что имею дело с настоящим маньяком, который всю жизнь держал себя в руках и сублимировал в литературу. И вот из этого и произрастают все уральские писатели, и я в том числе. Мне очень хотелось написать текст о семье, но без вот этих нежностей — с большим вниманием к женщинам. Вообще, писатели — аутичные люди: большую часть времени я провожу в одиночестве за компьютером, и все события у меня происходят в голове.

— Моя жена — самый первый читатель всех моих произведений. Она, когда прочла «Петровых», сразу мне сказала: «Я ничего не поняла». И мне пришлось слегка всё подрихтовать. Кстати, «Петровы» прошли три редактуры: читали редакторы, корректоры, я читал. А потом я открываю книгу и в первом абзаце вижу фразу «деревянные поленья», и мой внутренний ад сразу раскрылся. Но возвращаемся к моей жене. Ей нравится видеть в моих текстах те детали, которые присутствуют в нашей жизни или которые проникли в текст после нашей совместной истории — шутили там над чем-то, смеялись, фантазировали. И когда она говорит, что ничего не поняла, то меня это не обламывает. Я понимаю, что слегка усложнил текст. Я доверяю мнению своей жены. Наверное, потому что чувствую женщин: меня с детства окружали двоюродные сёстры и они были очень сильными личностями. И мне не трудно писать от лица женщин. Я насмотрелся на них. Для меня женщины были всегда примером силы человеческого духа, которого я не видел в мужчинах. У мужчин выход из тяжёлой ситуации — начинать пить. А у женщин нет. Вот одна из моих сестёр была тяжело больна в 15 лет — острый лейкоз. И когда она лежала в больнице, то пробралась ночью в кабинет, где хранились все истории болезней, и нашла свою карточку, где было написано, что прогноз неблагоприятный. Она об этом никому не сказала, а написала в своём дневнике. И лишь после её смерти мы узнали, что она всё знала, но мужественно не подавала виду, чтобы не причинить нам боль. Я даже не знаю, как бы я повёл себя в этой ситуации. Как не писать о таких женщинах?

— «Петровых» я писал по плану — он нужен для того, чтобы голова знала, какой объём ей предстоит «отработать». Я хотел написать о людях, которые по отдельности абсолютно сумасшедшие, но когда собираются вместе, становятся нормальными. А план составляется очень просто — как в школе. Конечно, когда герои обрастают подробностями, то они становятся самостоятельными и могут творить некие вещи сами по себе. К примеру, Петрова не стала убивать чужого мужа, хотя по плану должна была. Это работает как в жизни. Вот мы увидели с вами друг друга — запустили в голову аудио-визуальную проекцию. Но чем мы больше узнаём друг друга, тем более подробная становится эта проекция. Вот таким же образом герои и обретают свойства живых людей. И, по сути, для писателя нет разницы между живыми людьми и вымышленными героями. На самом деле все мы — свидетели своего мышления. Большую часть времени мы находимся в кинотеатре, где нам предлагают мысли.

— Мой мозг устроен так, что работать до бесконечности он не может. Ему нужна конечная станция, и он должен знать, что через 150 дней мы закончим книгу. Пишу по 5 000 знаков в день, но когда переваливаю за половину книги, мозг разгоняется до 10 000 знаков — ему уже всё надоедает, и он хочет поскорее со всем этим закончить. Но есть опасность: когда слишком легко пишется, значит что-то не то. Я таким образом ввёл в Екатеринбург цирк-шапито — Петровы туда пошли, там были лошадки, запах слоников, оркестр. А потом я вспомнил, что в Екатеринбурге есть свой стационарный цирк. И пришлось весь кусок убрать из текста. И, кстати, мне очень нравятся современные методы написания текста: они ничего не оставляют после себя, кроме файла, который нужно отправить в редакцию. Никаких черновиков и бумажек. Не надо ковыряться в них и ностальгировать: ой, как хорошо получилось, зачем я это удалил. А с мозгом я договариваюсь таким образом. Я говорю: ну что, голова, пойдём, поработаем? Она мне: да ну нафиг, давай сначала покурим. Ладно, покурили. Включаем комп, пытаемся запустить ворд, а тут голова: давай зайдём на новостные сайты, вдруг что случилось? Заглядываешь на сайты, а она тебе: давай что-нибудь прокомментируем, проявим своё остроумие. Ты в растерянности: мы с тобой уже 1,5 часа провозились! Когда всё-таки уговоришь её работать, она начинает тебе варианты накидывать: а вот такая фраза подходит? нет? а вот такая? Так и движется работа. Вечное противоборство.

— Один раз я пришёл домой в дымину и по пьяной лавочке убил в «Отделе» героя. Я так-то не пью, у меня одна почка, а тут были новогодние праздники. Утром просыпаюсь и думаю: «Ну вот, вчера ничего не написал». Открываю файл, а там глава закончена и новая начата. И неожиданно всё так получилось — бац, а уже урну с прахом героя везут, без всяких заморочек. Думаю, что это неосознанно получилось, слишком он обаятельный получился. Жена, правда, потом плакала, ей нравился этот герой. Но это только раз случилось. Обычно я пишу утром и на трезвую голову.

— Последнее, что меня впечатлило из прочитанного, это «Пир мудрецов» Афинея — удивительный античный текст. Он прекрасен тем, что человек написал его один и при этом не пользовался Википедией. Конечно, Афиней использовал какие-то источники, в библиотеки ходил, наверное. Это настоящая стихотворная энциклопедия, где автор пытался охватить всё. И при этом он был античным гомофобом: несмотря на славу античного мира в области эротических приключений, автор всё-таки однозначно высказывается в пользу гетеросексуальных отношений между взрослыми людьми. В некоторых местах Афиней здорово стебёт Гомера: к примеру, все события Илиады происходят на берегу моря, а герои едят только мясо и считают рыбу лакомством. А ещё меня в 12 лет потряс Стивен Кинг — «Оно». Мне понравилось, что всё описано в романе подробно: он так долго может описывать быт, но это не скучно. Люблю его за это.

— Наш сын плохо видит, поэтому мы ему читали книги с самого раннего детства. Мы с женой всегда много читали, поэтому думали, что любовь к чтению должна возникнуть сама собой. Я верю, что когда-нибудь найдётся та книга, которая поможет ребёнку полюбить чтение. Насильно ничего не получится. Мы нашему сыну так много читали и в 11 лет дошли до того, что начали читать ему «Бойцовский клуб». А в 12 лет он начал сам пользоваться программами для перегонки текстов в аудиоформат. Мой «Отдел» он прочёл и ему понравилось очень, а на «Петровых» застрял на третьей главе и сказал: «Господи, какая скука!». Но всё равно мы ему продолжаем читать на ночь, он уже привык.

— Судьбу «Петровых» я уже предрешил: кто-то купил журнал «Волга», где он был опубликован, и утащил к себе на дачку — для растопки. А там вдруг выключили интернет, и он от скуки почитал «Петровых». Я вот что думаю: если человеку сразу нравится его книга, и замысел, и воплощение — значит, это уже где-то было. Это повторение другого успеха. Только неопределённость работает. Поэтому к известности я не был готов. Как-то зашёл в книжный магазин, забыв, что там была презентация «Петровых». И тут в отделе иностранной литературы меня кто-то хлопает по плечу. Мне сразу захотелось заплакать и спрятаться. А ещё я спалился после «Нацбеста»: приехало ко мне областное телевидение, соседи заметили, решили вечером передачу посмотреть — узнать, что снимали-то. А потом стою вечером на остановке, жду жену, подходит ко мне сосед и говорит: «Здравствуй, местная знаменитость». Я говорю: «Где я спалился?» Теперь вот, слава богу, соседи знают, чем я занимаюсь, в лифте здороваются.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Валерия ПАНОВА