Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Сцена стала подиумом и перроном вокзала: в театре «Старый дом» оцифровали героев Толстого

Линия Анны Карениной и Алексея Вронского выходит за рамки наших обычных представлений об этих героях.

После спектакля «Анна Каренина» в «Старом доме» утверждаешься в мысли, что в доме Облонских всё смешалось окончательно и бесповоротно — мир стремительно теряет прежние очертания. И полотно российского бытования в контексте семейных трагедий написал уже не граф Толстой, а главный режиссёр театра Андрей Прикотенко. Причём, если в предыдущих произведениях Андрея Михайловича («Социопат» и «Идиот») литературные первоисточники не вызывали сомнений, то от «Анны Карениной» остались лишь имена героев и неизбежная предопределённость драмы на путях РЖД.

Художник Ольга Шаишмелашивили и режиссёр Андрей Прикотенко сразу задают условия будущей игры «в Каренину»: сценическое пространство как подиум для показов или перрон вокзала, — начало движения людей-функций в заданных координатах тотального минимализма. Спектакль-дефиле, где модели демонстрируют даже не личные истории героев, а скорее социальные тренды, вписанные в публичный виртуальный контекст. Буллинг, травля в соцсетях, домашние насилие, публичное одиночество, скандальный контент ютуб-роликов, общественное мнение, ЛГБТ-повестка — это точно всё про Анну Каренину? В спектакле Прикотенко — да.

В каждой избушке свои погремушки. В семье Карениных эти «погремушки» доведут до трагедии.

Главный режиссёр театра «Старый дом» — профессиональный разработчик «театральных игр», где герои с мировым именем сбрасывают свой литературный бэкграунд до уровня «заводских настроек», когда вначале было слово. По этой библейской причине Прикотенко и отдаёт всё пространство «Анны Карениной» тексту и его носителям-актёрам, отрезав все сценические изыски в виде декораций и мизансцен. У спектакля модный лабораторный характер — слегка отстранённый, нарочито сдержанный: вышли, сказали текст, ушли. Не прожили по презираемой сегодня системе Станиславского, а произнесли — иногда с равнодушным принятием своего места в мире. Камо грядёши, человече? Да, никуда, пришли уже. И не человече, а симулякр — современный конструкт из гражданских позиций, социальные маски, живые правила игр, в которые играют люди. Игры, конечно, на выживание, ну а когда человек играл во что-то другое?

Образ Ведущего списан с известного российского персонажа. Достаточно включить вечером телевизор.

Поезд Анны Карениной (Альбина Лозовая) отошёл от платформы в самом начале спектакля, и это не мультимедийный «Сапсан», несущийся с экрана на зрителя с первобытной энергией «прибытия поезда на вокзал Ла-Сьота». Нежная птичка, поющая на ветвях души сначала Алексея Каренина (Анатолий Григорьев), а потом Алексея Вронского (Александр Вострухин), должна умереть. Потому что общество со времён Толстого не изменилось, а лишь больше закоснело в своих играх — мы по-прежнему сладострастно травим близкого, отличающегося от нас. Только делаем это более изощренно, ибо в соцсетях мы не тело, а слово. И оно убивает быстрее.

Трансформация Каренина

Вот прогрессивный блогер Лёвин (Евгений Варава) запускает механизм травли: избалованная мажорка бесится с жиру, бросила семью, ату её! Для него нет нравственных мораториев: мы должны всё проговаривать, я имею право на высказывание, публичность означает терпение, пусть люди знают правду. Яд слов сочится по венам соцсетей, убивая на своём пути всё живое и непохожее. И тщетно Анна пытается спрятаться от нас в объятиях Алексея Вронского — мы идём по следу. Уже сладострастно знакомо голосит на всю страну Ведущий (Юрий Кораблин): Вронский — гей, Каренина опозорила фамилию, да здравствует «закон Каренина», оптимизирующий развод в пользу государственных мужей. Есть надежда, что поезд увезёт туда, где всего этого нет. И он, конечно, Анну увозит.

Лёвин у Толстого изъяснялся банальными сентенциями «о народе и труде», Лёвин Прикотенко делает то же самое, но на своём ютуб-канале.

Анатолий Григорьев показывает переход своего героя из «газообразного» в «твёрдое» состояние, когда истеричные рефлексии обманутого мужа сменяются равнодушной жестокостью государственного чиновника, вершащего судьбы страны. Семейный тандем Карениных — психологическое садо-мазо, когда одна сторона мучает другую (в порядке очереди!), наслаждаясь процессом. Иллюстративна сцена родов Анны, где она просит по видеосвязи поддержки не у отца ребёнка Вронского, а у брошенного мужа, нежно щебеча что-то из серии «я тут подумала, что вы оба Алеши, это так забавно».

Григорьев «читает» своего героя горестно, истово, постепенно застёгиваясь на все пуговицы и превращаясь в холодную функцию, которой нет дела до страстей человеческих. Вострухин же наоборот — обнажается, проявляется, раскрывается в своей любви до нежной сердцевины. Интересно, что все герои по большому счёту не вступают в диалог друг с другом — они озвучивают свои внутренние монологи, иногда вербально касаясь друг друга. Это тоже работает на общие правила игры «в Каренину» — время индивидуализма лишило нас привычных коммуникаций, мы теперь всё больше сами с собой. И с болями сегодняшнего мира мы вынуждены справляться в одиночку — каждый проходит игру, как умеет. Кстати, саунд композитора Николая Попова — полноправный герой этой игры. Бесконечные пиликанья мессенджеров, чатиков, оповещений — вот он сводящий с ума ежедневный комариный писк цифровой реальности, где вместо людских лиц мы видим иконки в ватсапе. Как жить дальше? Обрастать цифровым телом или оставаться живым человеком?

Наша жизнь стремительно уходит в чаты и мессенджеры.

Понятное дело, что к спектаклю Прикотенко будут вопросы. И про холодную эстетику режиссёра Константина Богомолова, которая считывается в «Анне Карениной» как сценический тренд. И про избыточную мелодраматичность, когда Анна и Вронский умирают в один час и в одном месте. Но совершенно ясно одно — режиссёр в очередной раз дал нам увеличительное стекло, через которое мы сможем лучше разглядеть себя. Чтобы познакомиться. И это больно. Как больно затравленной Анне в разводах зелёнки на бледном лице.

Но всё-таки есть надежда. Безнадёжный сумрак реальности можно разжать белой полосой любви. И чем больше любви, тем шире эта полоса. Если верить финальному пророчеству Андрея Прикотенко, то ещё не всё потеряно.