Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Известный российский артист Игорь ГОРДИН — о русском психологическом театре, исторических хрониках и кино

В Новосибирске прошёл фестиваль актуального театра «Гравитация», подаривший встречи с самыми топовыми российскими спектаклями последних сезонов. Одним из таких стал спектакль «Саша, привет!», который привёз в Новосибирск Театр наций, где главную роль сыграл Игорь Гордин, известный зрителю по многочисленным ярким работам в кино и театре. Коренной питерский интеллигент, живущий и работающий в Москве, но считающий город на Неве своим местом силы.

— Игорь Геннадьевич, спектакль «Саша, привет!» ближе по форме к формальному театру, где артисты играют на шахматной доске чётко выверенных мизансцен. Как вы себя чувствуете в этих предлагаемых обстоятельствах?

— Да, такой формальный театр для меня — не совсем обычная форма, но мне было очень интересно поработать с режиссёром Маратом Гацаловым — я видел его спектакли, но всегда не понимал: как он это делает? Форма актёрского существования, которую предложил режиссёр, была непривычна моей природе, поэтому, конечно, было трудно. Это действительно формальный театр, где много замечательной музыки и пения, поэтому я себя чувствовал немного инсталляцией — нужно было найти себя в этих правилах игры. Но это не означает, что спектакль подавлял мою внутреннюю природу, нет. Просто тебе заданы некие рамки, и ты в них аккуратно существуешь.

— Вам как артисту ближе русский психологический театр, чем современная постдрама?

— Бывает по-разному. Но я воспитывался как актёр в русском психологическом театре, работая с Камой Гинкасом и Генриеттой Яновской, поэтому меня сформировала именно эта школа. И, безусловно, мне в ней легче существовать, чем в другой любой. Но при этом я работал и с Константином Богомоловым, где совершенно другая форма актёрского существования, и это был чрезвычайно интересный опыт. Я считаю, что актёру иногда полезно бросать себя в неизведанные «формы жизни», в которых есть новые предлагаемые обстоятельства, хотя лично мне интереснее существовать там, где есть психологическая отдача. Когда я прихожу на встречу с новым режиссёром, то для меня всегда это некий экзамен: я не знаю, что получится из нашей с ним работы и каким будет результат.

— По театральным меркам актёрской профессии вы начали учиться достаточно поздно — в 24 года.

— Но театром я начал заниматься с 15 лет — в Театре юношеского творчества при Дворце пионеров в Ленинграде. Потом я поступил в Ленинградский политехнический институт, учился на физика-ядерщика, продолжал заниматься в ТЮТе, играл в студенческом театре и никак не мог определиться: хочу ли я играть в театре или работать в НИИ? Поработал в НИИ, понял, что это совсем не моё и в 24 года решил пробоваться в театральный институт. Приехал в Москву и поступил в ГИТИС, куда меня не очень-то хотели брать — всё-таки возраст. Но в этом был несомненный плюс — я осознанно понимал, куда и на что иду. Никаких романтических иллюзий по поводу театральной профессии у меня тогда уже не было. Я всё тщательно взвесил, поэтому знал: работа артиста — неблагодарная и чаще всего зависит от случая, чем от профессиональных навыков. Знаете, есть поговорка: «Если можешь не быть артистом — не будь им». Вот, собственно, я и проверял, насколько я могу им не быть. Но к 24 годам всё-таки понял, что не могу не быть артистом, и пошёл в профессию, понимая, что сложиться может по-всякому.

— В спектакле «Саша, привет!» герои живут под дулом пистолета. Можно сказать, что и в обычной жизни мы под ним живём — в виде просроченных дедлайнов, к примеру.

— Мы довольно часто находимся в этом состоянии. Но есть небольшая разница между романом Дмитрия Данилова «Саша, привет!» и инсценировкой, которую он сделал специально для Марата Гацалова. Роман получил большую известность и вошёл в тройку финалистов национальной литературной премии «Большая книга» — когда я его прочёл, то был под большим впечатлением, собственно, это и послужило причиной моего согласия на работу в этом спектакле. Марат Гацалов и интересный литературный материал — прямое попадание. Но для спектакля Дмитрий Данилов написал отдельную пьесу, и она во многом с романом не совпадает. Мы долго думали над финалом, потому что в романе он обрывается, пришлось отказываться от многих сюжетных линий и делать акцент на взаимоотношениях главного героя с женой, выбрав их Путь, который они вместе проходят от начала к финалу. Основная линия — лирическая, хотя сатира, безусловно, присутствует.

— В конце октября на экраны вышел фильм «Императрицы», где вы сыграли одну из ключевых ролей.

— Так сложилось в прошлом году, что я был занят в целой серии исторических работ. Это был очень интересный опыт, потому что в последнее время я интенсивно работаю с современным материалом. А тут получилась настоящая актёрская галерея исторических портретов, где я играю «серых кардиналов», которые так или иначе влияли на исторические процессы. Взять того же Александра Даниловича Меншикова, которого я играю в «Императрицах», — человек, совершивший госпереворот после смерти Петра Первого и приведший к власти Екатерину. Фигура, несомненно, важная, сумевшая повернуть ход истории. Затем следующая работа в сериале «Екатерина Великая» — это роль графа Бестужева, который вводил в царствование уже Екатерину Вторую и был её куратором. И третья работа — Константин Победоносцев в сериале «Плевако» про известного адвоката.

— Такие проекты — это всегда глубоководное погружение в историю. Как вы знакомитесь с той или иной эпохой?

— Не скажу, что глубоко погружаюсь в исторические глубины своего персонажа, в этом смысле я всегда доверяю режиссёру. К примеру, Андрей Кравчук, который снимал «Императрицы», настоящий кладезь знаний о той эпохе, человек, который может ответить на любой вопрос, связанный с определённым временным контекстом. И Сергей Гинзбург, снявший «Екатерину Великую», — того же интеллектуального склада режиссёр, работающий с пониманием всех исторических нюансов. Все они сильны в своём материале. Я же не ухожу слишком далеко в образе своего героя — всё-таки сериальный формат не подразумевает глубокого погружения актёра. Кино, в отличие от театра, предполагает сразу результат, в этом есть заданная форматом сиюминутность, когда ты должен зайти в кадр сразу графом Бестужевым. Нет возможности долгого психологического поиска, где бы ты расширил рамки своего героя, кино — это включение в роль по щелчку пальцев. В кино ты первые три съёмочные дня вообще не понимаешь, кого ты играешь. Пазл начинает складываться на четвёртый день, когда ты входишь в своего персонажа. Поэтому чем больше у тебя съёмочных дней, тем больше вероятность, что ты разнообразишь свою роль какими-то личными переживаниями и красками.

— Что вам ближе? Кино или театр?

— Я считаю себя театральным артистом. Кино — это отличное путешествие. Но мне важен театр.

— Если взять за константу, что спектакль — это живое существо, то сколько времени ему отведено для сценической жизни?

— Сложный вопрос. Действительно, спектакль рождается, встаёт на ноги, набирается сил, дряхлеет, а потом он по логике нашей жизни должен умереть. Но у меня есть такой опыт в виде спектакля «Дама с собачкой», которому исполняется 22 года. Последние пять лет я постоянно думаю: этот спектакль ещё живой или уже пора прощаться с ним? Ты же находишься внутри спектакля и не очень понимаешь — насколько он ещё жив? Поэтому я ориентируюсь на зрителя. Знакомые люди приходят ко мне на спектакль, и я их спрашиваю: ну всё уже, да? Они отвечают: «Нет! Он ещё живой!». А люди, которые в первый раз видят «Даму с собачкой», очень удивляются, когда узнают, сколько ему лет. Когда я выхожу на сцену, то всякий раз проделываю большую реанимационную работу спектакля и себя — за 22 года я уже залез и изучил в нём все психологические уголки. Но каждый раз надо искать что-то живое внутри себя и не идти автоматом. Жизнь спектакля зависит ещё и от режиссёра, от того фундамента, который он заложил. Не каждый спектакль может дожить до такого возраста, это скорее исключение из правил. Бывают ситуации, когда спектакль уже и через три года смотреть невозможно.