Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Фотограф и писатель Сергей УСИК — о жизни на заимке Агафьи Лыковой, быте вне цивилизации и характере знаменитой отшельницы

Встреча с фотографом, автором книги «Исход» Сергеем Усиком прошла в Новосибирске в рамках программы Дней науки — 2025.

— Сергей Викторович, что привело вас на заимку?

— Первое, что было, — это, конечно, любопытство. Наше поколение, наверное, все без исключения, зачитывались сюжетами Василия Михайловича Пескова о семье отшельников Лыковых. В 1995 году я узнал, что из Таштагола знакомые ребята собираются в экспедицию — на вертолёте забросить продукты и добровольцев, чтобы помочь Агафье Карповне с посадками. Предложили мне: не хотел бы ты тоже принять в этом участие? Неужели та самая Агафья? Да, она самая, наша родимая! А у меня как раз было время свободное. И вот получилась такая, скажем, затянувшаяся немножко творческая командировка аж на целых два месяца.

Это было начало нашего знакомства с Агафьей, дружбы и взаимопомощи. Она мне рассказывала о своих предках, родителях, братьях, сестре, о том, как сама жила все эти годы. И настолько захватила меня своей мудростью и образом жизни, что захотелось побольше узнать про неё, про историю семьи Лыковых. И спустя полгода после возвращения с заимки я отложил все дела и вновь отправился на берег реки Еринат. Теперь уже пешком — 250 километров от посёлка Яйлю, северной оконечности Телецкого озера, с остановкой на Горячем ключе — по тайге, по горам. Сначала было немного боязно — оружия с собой не было, а медведь мог повстречаться. К счастью, в тот раз этого не случилось.

На заимке у Агафьи я перезимовал, сначала помог ей с уборкой урожая, а потом и с посадкой. При первой возможности вылетел вертолётом в цивилизацию.

К тому времени я уже начал увлекаться фотографией и провёл первую фотовыставку о своей зимней командировке у Агафьи. Тогда зародилась и идея написать книгу. Хотя к тому времени уже вышли издания Василия Пескова «Таёжный тупик» и Тигрека Дулькейта «Лыковы».

— Что нового вы хотели донести до читателей, охотно Агафья делилась воспоминаниями?

— Я понимал, что никому из авторов не довелось столько времени проводить на заимке. И, честно говоря, задачи были немножко разные. Например, Василий Михайлович как журналист-публицист описывал современную жизнь заимки с очень короткими экскурсиями в прошлое. Я больше стремился рассказать именно о причинах ухода староверов в тайгу, включая истории от самой Агафьи. А рассказывает она охотно, был бы слушатель благодарный. В плане общения сложностей у нас не было. Она читала и книгу Пескова, и Дулькейта, видела огрехи. Понимаю, почему Василий Михайлович допускал их — потому что «Таёжный тупик» был написан на излёте советской власти, но цензура была ещё та. Поэтому ему, как он мне лично рассказывал, буквально сквозь игольное ушко приходилось пролазить с этим сюжетом: и то нельзя, и другое нельзя. Говорил, в подробности их жизни, религии, просто невозможно было погружаться.

— Как строился ваш быт? Легко ли было перейти от цивилизации в её отсутствие?

— Ну, человек такая животинка, быстро привыкает, если захочет, к самым сложным условиям. Мой вариант — не самый экстремальный из возможных, в каких люди находились в разные времена, поэтому нормально всё. Я понимал: если я буду сидеть сиднем и не оказывать Агафье помощь, она мне ничего не расскажет. Если говорить о быте — там, в таёжной жизни, вся привязка к солнышку. В зимнее время можно и попозже встать, летом, естественно, раньше. Но у Агафьи день, конечно же, гораздо более плотный, потому что, помимо трудов праведных, у неё ещё моление занимает очень много времени. Она встаёт затемно со свечой — сейчас уже с фонариком. Дальше уже по хозяйству. У неё и козы, и куры, и собаки. Всё это хозяйство надо накормить зимней порой. Ну а летом, конечно же, это и посадка, и прополка, и страда, и заготовка веников для коз на зиму, и косьба. Вытаскивать сено с покосов очень тяжело — горы, камни. С их старой пашни расстояние до нынешнего жилья — около десятка километров, притом по пересечённой местности. И мы с ней летом ходили туда косить — ставили стожки, а зимой уже на лыжах перетаскивали. При том в некоторых местах только на четвереньках можно было подняться.

Случались и недомолвки у нас, не обходилось и без трудностей, бывало разное. Психанул, допустим, потому что ну просто не выдерживал её, она совершенно другая. Я таких людей не встречал — по её целенаправленности, силе характера и дотошности.

— А как питались? Наверное, не всё можно?

— Мне было позволительно многое: живя отдельно, я и консервы ел. Но если бы попал бы под её, скажем так, пристальное наблюдение, если бы назвался христианином, вот именно в том смысле, какой она вкладывает в это слово и по молению, и по питанию, и по всему, то я бы, наверное, долго не выдержал. Она готовила картошку, пекла хлеб, рыбу ловила — и варила, и солила — сейчас же у неё соль есть. Заготавливали мы вместе всё это дело. И рыбу, и урожай. Раньше её семья выращивала в первую очередь, конечно, картошку. Картошкой и ужинали, и завтракали, и обедали. Кстати, сорт картофеля, который Лыковы привезли с собой в тайгу 100 лет назад, до сих пор не выродился.

— Побывав в цивилизации, она не жалела, что её жизнь сложилась именно так?

— Если, допустим, сказать, что она в чём-то сомневается, — это перечеркнуть весь путь семьи, не только отца с матерью, но и дедов её, и прадедов. У неё даже вопроса такого никогда не возникнет, в этом я уверен. Её уговаривали остаться, когда она была у матушек в монастыре в верховьях Каа-Хема, потом какие-то родственницы её там двоюродные, троюродные… Много кто хотел оставить её, и предлагали дом отдельный срубить, чтобы жила отдельно как монашка. Но нет. Характер железобетонный, её ничем не перешибёшь. В этом я убедился. Но по заветам отца помощь от людей она принимает по сей день, слава богу, находятся добрые люди.

— А вы когда с ней виделись в последний раз?

— Это было уже лет семь или восемь назад, мы регулярно списываемся, передаём поклоны. Вот батюшка, наш общий знакомый, отец Игорь из Новокузнецка, он её духовник, и мы с ним дружим, и он постоянно два-три раза в год у неё бывает с вертолётной оказией. И на праздник на большой, перед Пасхой обычно, они летают её исповедовать, причастить. И вот мы, как говорится, сообщаемся. Книга «Исход» у неё есть, она её прочитала, ей понравилось всё, слава богу. Были у нас заочные небольшие споры, но скорее из-за того, что я кое-что утаил. Но я считаю, что такие вещи очень тяжело рассказывать, и современный человек этого не поймёт: это о выживании, о том, как люди умирали с голоду, об очень трагичных моментах.

— В вашей книге есть такая фраза, что Агафья словно на триста лет старше по своему мироощущению…

— Действительно, складывалось такое впечатление, что человек старше нас, что я общаюсь с человеком из XVII века. И слог другой, и разговор, и память уникальная. Её разум не засорен дополнительной, ей не нужной информацией. Вот что ей вложили в детстве тятенька с мамонькой, то она и несёт, да из книг церковных старинных. Не хочется высоких слов говорить. Но это действительно образец мужества и веры, твёрдости духа, сложно такое встретить. Вот зная её на протяжение нескольких лет, не засомневался бы: если встанет перед ней выбор — или-или, не задумываясь пойдёт на костёр. Такая вот порода людей.

В 1978 году, делая облёт на вертолёте над хакасской тайгой, геологи увидели возделанный огород. В 250 км от ближайшего жилья.

Тогда состоялось знакомство с семьёй отшельников-староверов. Их было пятеро: отец Карп Осипович, сыновья Савин, Дмитрий, дочери Наталья и Агафья. Геологи рассказали о людях, отрезанных от цивилизации, красноярскому краеведу Николаю Журавлёву. Тот, в свою очередь, будучи в Москве, обратился к журналисту «Комсомольской правды» Василию Пескову. Впервые прилетев к отшельникам на вертолёте, Песков застал лишь Карпа Осиповича и младшую дочь Агафью. За публикациями журналиста, которые выходили под заголовком «Таёжный тупик», следила вся страна.