15.07.19

Спецназ от медицины

Санавиация почти не летает, но всё больше спасает и консультирует — Евгений Васильев о своём отделении плановой и экстренной консультативной помощи, сотрудниках, не жалеющих себя, и тяжёлых пациентах

— Евгений Игоревич, в России таких подразделений, как ваше при Новосибирской областной клинической больнице, остались единицы — большинство передано в «Медицину катастроф». Как вам удалось сохранить самостоятельность?

 

— В своё время к нам приезжал главный специалист по оказанию плановой и экстренной консультативной помощи Минздрава России. Оценив нашу работу в области, он сообщил в министерство, что отделение полностью выполняет свои функции и обязанности — и рушить эту структуру ни в коем случае нельзя. Так мы остались самостоятельным подразделением. Наша диспетчерская служба работает круглосуточно. Специалисты отделения помогают коллегам-врачам спасать человеческие жизни в самых сложных случаях.

 

— Вас до сих пор называют санавиацией. Сколько лет вы не летали?

 

— Лет семь у нас не было постоянных вылетов, мы пользовались наземным транспортом. Но несколько полётов всё-таки было.

 

— Сейчас область получила для санавиации вертолёт. Он будет в вашем ведении?

 

— Он на балансе скорой медицинской помощи, большинство полётов будет осуществлять их бригада врачей. Но оценивать состояние больных, определять их транспортабельность и готовить к эвакуации воздушным судном будут наши специалисты. В исключительных случаях мы будем вылетать с бригадой врачей скорой помощи. В основном к пациентам с политравмами — дорожно-транспортные происшествия, производственные травмы, ожоговые травмы. Также наши доктора будут вылетать к недоношенным детям с критически низкой массой тела. У наших неонатологов и реаниматологов громадный опыт работы с такими пациентами, в том числе по эвакуации их наземным транспортом, а воздушный транспорт сократит время доставки.

Евгений Васильев, заведующий отделением плановой и экстренной консультативной помощи, главный специалист по оказанию плановой и экстренной медицинской помощи министерства здравоохранения региона, лучший врач анестезиолог-реаниматолог по итогам областного конкурса «Врач года – 2015».

— Сегодня врачи начинают спасать недоношенных детей уже с 22 недель, вес такого малыша может быть 500 граммов, риск для жизни высок. Вы выезжаете на каждый такой случай?

 

— Да, у нас есть специализированная машина — мини-палата детской неонатальной реанимации с оборудованием, необходимым для поддержания жизненно важных функций у детей, в том числе кювезы. Число выездов нашей неонатальной бригады доходит до 20 в месяц. Не всех детей везут сюда, в областную больницу, но всех недоношенных детей однозначно осматривают наши доктора на месте и там принимают решение, может ли ребёнок продолжить лечение в центральной районной больнице или его необходимо забирать в областной перинатальный центр. Иногда мы приезжаем, чтобы своими руками подготовить такого ребёнка к транспортировке, наши врачи могут заниматься этим и 3, и 5 часов, чтобы быть уверенными, что в пути ничего страшного не случится.

 

— Существует список нозологий, по которому ЦРБ должны ставить вас в известность. Какие тяжёлые случаи в него входят?

 

— Мы консультируем врачей тремя способами. Очно — когда мы непосредственно едем к больному. Заочно — когда общаемся с докторами по телефону. Сейчас появился третий вид консультации — видеоконференцсвязь: когда мы все, вместе с докторами ЦРБ, собираемся у телеэкранов и общаемся с больным. В списке, о котором вы говорите, — все шоковые состояния, менингеальные инфекции, неостановленные кровотечения, ДТП, тем более если это касается массовых ЧП со многими пострадавшими. Всего в год мы даём более 25 тысяч консультаций, ведём больше 9 тысяч пациентов и совершаем примерно 2,5 тысячи выездов на места, в среднем — семь выездов в день.

 

— Эти цифры растут? Становится больше выездов?

 

— Да, потому что последние два года мы выезжаем и в городе. Если раньше к нам относились только центральные районные больницы, то сейчас мы оказываем помощь тяжёлым больным и на территории Новосибирска. При необходимости в нашей бригаде выезжают травматологи, нейрохирурги, абдоминальные хирурги, акушеры-гинекологи, лор-врачи, окулисты. Иногда наши хирурги оперируют в районной больнице, если нет возможности привезти больного в облбольницу.

 

— Операции же не проводятся в машине? Только в условиях стационара?

 

— Только в стенах лечебного учреждения. Наше подразделение рассчитано на то, что мы работаем на госпитальном этапе. И ещё надо понимать, что консультируем мы не самого больного, а врачей муниципального медицинского учреждения, это в соответствии с законодательством. Врач-консультант нашего отделения определяет, когда больной может быть снят с нашего контроля. Мы курируем больного до тех пор, пока врач санавиации не скажет: спасибо, уважаемые коллеги, тяжёлая стадия миновала, мы снимаем пациента с контроля, дальше долечивайте сами.

 

— Эвакуируете пациентов вы в основном в областную больницу? И что у вас за автопарк?

 

— Как правило, привозим сюда, в областную больницу. Также мы эвакуируем пациентов в третью инфекционную детскую больницу и в горбольницу. В нашем автопарке 11 машин, из них пять реанимационного класса «С», в том числе машина для транспортировки новорождённых маловесных детей. Укомплектованы автомобили очень хорошо. В реанимобилях есть аппарат искусственной вентиляции лёгких, кардиомониторы, дефибрилляторы, специальные дозаторы для подачи лекарств с определённой скоростью и периодичностью.

 

— Вас называют медицинским спецназом. За высокий уровень врачей или мобильность команды?

 

— Тут всё вместе. Врачи у нас действительно грамотные, чего не отнять — того не отнять. И то, что они готовы ехать в ночь за 500–600 километров, чтобы спасти чью-то жизнь, — о многом говорит. И семьи их понимают. У нас нет праздников, нет выходных. Я отдыхаю только в отпуске, а так — всё время с телефоном. У нас есть дневная работа и вечерняя. С утра мы либо здесь, либо на выездах, либо работаем в стационарных отделениях. На ночь остаются основные врачи и медсёстры, а доктора-специалисты должны находиться в транспортной доступности, чтобы приехать сюда за 30–40 минут.

 

— Вы сами выезжаете?

 

— Конечно. Специальность забывать нельзя: нужно и больных смотреть, и в лечебном процессе участвовать. Руководство порой ругается, что я в разъездах, но в целом относится к этому лояльно. Заниматься только оргработой — скучно.

 

— У вас есть какой-то личный счёт людей, возвращённых с того света?

 

— Нет. Мы же привозим в больницу — здесь пациентами занимаются другие врачи. Могу сказать одно: случаев летального исхода во время транспортировки в последние лет десять, пока я заведую отделением, не было. Не припомню такого и при Анатолии Васильевиче Юданове, который был на этом посту до меня, а сейчас он главный врач областной больницы.

 

— То есть живого взяли — живого привезли?

 

— И передали врачам. Мы очень выверенно к этому подходим, понимая, что транспортировка больного человека — это серьёзная нагрузка на организм. Даже здоровый человек нелегко переносит поездку, из того же Татарска — 5-6 часов пути. Поэтому выверяется всё, и, если есть малейшие сомнения, что во время перевозки состояние может ухудшиться, значит, она отменяется: нам проще отправить бригаду специалистов, которая будет работать с пациентом на месте, чтобы потом либо провести эвакуацию, либо продолжить лечение в ЦРБ.

 

— Вы, похоже, знаете на дорогах каждую кочку?

 

— Для нас, конечно, чем ровней, тем лучше. Радует, что начали заниматься федеральными трассами, и не только ими. Сказать, что дороги в области ужасные, не могу. Сейчас хорошую дорогу делают до Куйбышева. И на Татарск — не тряская, не кривая.

 

— Зимой в морозы и снежные заносы тяжело?

 

— В экстремально низкие температуры, если ситуация не требует отлагательств, выезжаем на двух машинах: на тот случай, если одна перемёрзнет, — бригада пересаживается. Берём специальную одежду для минус 40 — куртки, штаны, обувь.

 

— Получается, у вас и водители — люди не расслабленные?

 

— С нашими водителями ездить спокойно, я могу закрыть глаза и подремать, если дорога дальняя, а ночь была бессонная. Знаю, что они будут внимательны и не создадут аварийной ситуации. Водитель понимает, что он несёт ответственность за бригаду врачей и пациента, поэтому разгильдяи не задерживаются. В помощь врачам у нас есть медсёстры-анестезисты — тоже профессионалы своего дела. Здесь всё-таки определённые люди работают, не каждый готов, сидя дома, сорваться по звонку и куда-то нестись. И в диспетчерской службе медицинские сёстры такой квалификации, что сами прекрасно знают, с кем из врачей-специалистов нужно соединить для консультации.

 

— Вы и в сельские больницы выезжаете?

 

— Нет, работаем только с центральными районными больницами, а сельские больницы и ФАПы — это прерогатива ЦРБ. Если они видят там проблемного больного, то обязаны вывезти его к себе и сообщить нам. Скажем, комбайнёр с отрывом конечности, травмированный в деревне: нам сообщают, что его везут в ЦРБ, а мы решаем, кто нужен — сосудистый хирург, врач-травматолог. Мы не скорая помощь, не доставляем в больницу по вызову.

 

— У вас ведь есть ещё Куйбышевский филиал. У него своя территория?

 

— Да, они оказывают помощь в северо-западных районах области, их главный врач — мой заместитель. В целом с Куйбышевским филиалом в штате отделения 90 человек среднего медицинского персонала, основных врачей и врачей-совместителей.

 

— Так давно вы работаете в этой службе — остаётся ли чувство жалости к пациентам или там не до этого?

 

— Это всё ерунда, когда говорят, что наша работа делает бесчувственным и врачам — не до сострадания. Не знаю ни одного сотрудника в отделе, ни кого-то среди знакомых медиков,  кто бы не переживал за пациентов. Мы переживаем, и сильно. Если что-то не получается, собираемся и обсуждаем, как помочь пациенту. Бездушных нет.

 

— Такая колоссальная ответственность и нагрузка — как её снимают ваши сотрудники? Учителей, например, сейчас учат, как избежать эмоционального выгорания.

 

— Этому невозможно научить. Спасают в основном семья и друзья. В самом коллективе стараются поддержать, посочувствовать, пожалеть, проявить внимание к коллеге. Но точно не снимаем стресс алкоголем. У меня в отделении пьющих нет вообще. Сам я уже лет 20 не выпиваю даже в праздники.

 

— У вас богатый опыт встреч с пограничными состояниями между жизнью и смертью. Как думаете, что нужно сказать человеку, чтобы он берёг себя и своих близких?

 

— Нужно любить себя, хотя это не всегда получается. Но стараться нужно. Меньше нервничать, волноваться. Наши доктора с этим плохо справляются: больничные берут редко, а, если взяли, вылечившись, только выходят на работу — и сразу в дорогу. Бесполезно говорить: погоди, отсидись пару дней на звонках. Нет, смотришь,  уже уехал. Стараемся, конечно, здоровый образ жизни вести. Часть докторов бросила курить, только я не могу. Кто-то спортом занимается, кто-то на велосипеде ездит, кто-то старается больше ходить. И у меня такое желание появилось, а раньше только на машине ездил; вдруг понял, что ходить разучился, и стало жутко. Вот уже месяц хожу, получаю удовольствие, стараюсь хотя бы тысяч семь шагов в день пройти в хорошем темпе. Дочь говорит: папа, ты куда так бежишь?

 

Марина ШАБАНОВА | Фото Ильнара САЛАХИЕВА

back
up