Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Подшивки старых пожелтевших «Ведомостей» за 30 лет удивили и заставили задуматься.

Руководитель пресс-службы заксобрания Татьяна Бугаева и главный редактор "Ведомостей" Елена Квасникова на 30-летии газеты

Мы, журналисты, работающие в еженедельниках, убеждены: срок жизни газеты — неделя, ровно до выхода следующего номера. Именно поэтому у нас в обиходе выражения «материал протухнет», «дата уйдёт», «кому через неделю это будет нужно», «если не сейчас, то все уже напишут» и т. д. Именно поэтому и вся наша жизнь структурируется неделями: любой год для нас — это 52 номера.

Конечно, интервью с интересным собеседником или статья об острой социальной проблеме проживут дольше недели — я сейчас скорее о новостях и оперативной информации, которые пишутся «с колёс» (ещё одно наше выражение).

Когда мы решили перечитать подшивки «Ведомостей» за все 30 лет жизни издания (на сайте ведомостинсо.рф выложены оцифрованные газеты за 1991 год и с 2004 года до наших дней), то случилось удивительное. Ни одна новость, ни одно письмо читателя в редакцию, ни один рекламный текст или казавшийся на тот момент проходным материал не «протухли» и не «скисли». Произошло другое — они превратились в бесценные исторические документы. Кто боролся за победу на тех или иных выборах, под какими флагами, с какими обещаниями — вот они, все здесь, на предвыборных макетах в газете. Что, кто и когда обещал построить — читаем в газете и проверяем потом, а в срок ли построили и построили ли вообще. Сам язык журналистский, манера обращаться к читателю стала кладезем информации о жизни в 90-е и нулевые. Если вы возьмёте в руки любые два номера подряд за любой год — различий вы не увидите. Если открыть, например, номер за 1994 год и за 2014-й — вы поразитесь. Главное, что увидела я, — это большая, чем сегодня, степень свободы журналистского высказывания.

Наши предшественники не боялись сообщать собственное мнение почти по каждому поводу. Интересно ли кому-то мнение того или иного журналиста — другой вопрос.

С недавнего времени журналистика пошла по пути объективного (насколько это вообще возможно) и безоценочного донесения информации до своих читателей.

Мы стараемся вообще не говорить, что мы думаем по тому или иному поводу, оставляя вынесение «вердикта» читателям. Почему так происходит? Чего мы боимся?

Никто из наших предшественников не боялся, что он лично или редакция может получить вдруг иск об оскорблении чьего-нибудь достоинства или чьих-нибудь чувств. Никто не переживал, что то или иное оценочное суждение какой-нибудь чиновник или бизнесмен воспримет как клевету, а на заметку на новостном развороте обидится и вызовет к себе юриста. Не боялись они и того, что, начав острую дискуссию и пригласив принять в ней участие политиков и экспертов разных взглядов, они тем самым кого-то и куда-то призовут… «Крестьян призывают от митингов переходить к забастовкам и выпаивать молоко телятам» — это реальный заголовок в одном из наших номеров за 1993 год. Вы можете представить его в 2021 году? Я нет…

Сейчас на нас, журналистов, можно наложить столько санкций (по законам о клевете, об оскорблении, о пропаганде не хочу даже упоминать чего — но много чего, — по законам, регулирующим нашу деятельность) — не унесёшь. Все эти запреты и ограничения не в одночасье появились, они принимались постепенно, и каждый из них в отдельности — вполне себе здравый. Никто не будет спорить про благие намерения, которыми руководствовались авторы, например, вот этого запрета от 2014 года: «запрещается распространение в СМИ, а также в информационно-телекоммуникационных сетях сведений, содержащих инструкции по самодельному изготовлению взрывчатых веществ и взрывных устройств». Или этого, от 2019 года: «запрещается распространение в СМИ, а также в информационно-телекоммуникационных сетях сведений о способах, методах разработки, изготовления и использования, местах приобретения наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, новых потенциально опасных психоактивных веществ, о способах и местах культивирования растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры, пропаганда каких-либо преимуществ использования отдельных наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов…».

Почитайте закон о СМИ! Уверена, многие наши читатели даже не представляют, сколько ограничений в работе журналистов теперь содержится в федеральном законодательстве.

Повысилась ли от этого ответственность журналистов и СМИ — ведь всё новые и новые запреты, видимо, для этого принимались, да? Это дискуссионный вопрос, и лично я не нашла на него ответа. Но почему-то все эти запреты очень сильно начали напоминать мне гиперопекающих и контролирующих родителей, которые — наверняка из благих намерений — многое своим детям запрещают, а каждый их шаг отслеживают. В итоге из таких детей вырастают, как правило, два типа взрослых. Первый — несамостоятельные, безынициативные, не желающие и не умеющие брать на себя ответственность взрослые. Второй — бунтующий тип, который будет отрицать всё родительское уже только потому, что оно родительское. Не знаю, можно ли проводить такую аналогию, но что-то в ней есть.

30 лет исполнилось газете «Ведомости», и я желаю себе и моим коллегам находить время и заглядывать в старые подшивки. Желаю не переставать задавать самим себе вопросы и искать на них ответы. Желаю нам всем не бояться.