Как обрывается голос эпохи
Известный писатель Александр АРХАНГЕЛЬСКИЙ — о подростках, книгах и современном образовании
Фото: youtube.com
Александра Архангельского можно смело назвать многоруким «богом», выступающим во многих гуманитарных ипостасях: он и писатель, и телеведущий, и составитель школьных учебников, и литературный критик, и профессор Высшей школы экономики. В Новосибирск Александр Николаевич приехал в рамках презентации своей последней книги «Бюро пропусков», которую критики уже окрестили «парком советского периода» — в ней он осторожно препарирует российский быт 80-х годов, не скатываясь в оголтелую ностальгию.
— Лично я не испытываю ностальгии по советскому времени — для меня в творчестве важен предметный мир, который выражает эпоху. Это не исторический роман в чистом виде — это попытка поместить героя с его проблемами в то время, которое позволяет наиболее ярко и
жёстко рассказать об этих проблемах. Для меня 1980 год — это последний год безоблачного существования советской системы. Впереди 1981-й, когда что-то безвозвратно сломалось: разгоралась афганская война, которая уничтожила все советские лозунги. Какой в СССР был главный лозунг, если речь шла о войне, помните? «Это не должно повториться» — вот какой. А сегодня мы пишем на машинах: «Можем повторить». Чувствуете разницу? Так вот, для меня 80-й — это завершение эпохи: смерть Высоцкого, Афганистан, Олимпиада. Старое закончилось, а новое ещё не началось — это и есть та точка, в которой оказался герой. Он вырывается из душного настоящего, но каким окажется будущее, можно ли там будет дышать? Меня иногда спрашивают: мол, вы тоскуете по советскому прошлому? Проведу аналогию — сюжет фильма Кирилла Серебренникова «Лето» начинается через год после действия моего романа. Разве Кирилл тоскует по СССР? Нет. Он снимает фильм о том, как начинается новая эпоха, как появляется человек, который даст ей голос. А я писал про то, как завершается эпоха и обрывается её голос, голос Высоцкого. Уверен: нельзя написать роман о прошлом. Можно рассказать о людях, которых ты поместил в прошлое. Это касается и будущего, и настоящего. Есть только твой герой, твой человек, которого ты помещаешь в предлагаемые обстоятельства. Писателю интересен человек, а не эпоха. Если этого не происходит, то мне как читателю такой роман неинтересен.
— Я рос не в читающей семье: был у мамы один, она была не замужем, работала машинисткой на радио, рос на окраине Москвы. Но в какой-то момент жизни мне сказочно повезло. Я пошёл во Дворец пионеров записываться в кружок рисования и по пути записался ещё и в литературный кружок. Как и положено подростку, я писал абсолютно графоманские стихи, но книг не читал. И во Дворце пионеров была женщина, которая фактически сделала из меня литературного человека — Зинаида Николаевна Новлянская. В школе у меня были напряжённые отношения с одноклассниками, а с теми ребятами, с которыми я познакомился в кружке в 1976 году, мы общаемся до сих пор. И вот в этом кружке я начал читать — страстно, запоями, выстраивая свою собственную картину мира. И сейчас они продолжаются: два раза в год я беру большую сумку и еду на Московскую книжную ярмарку, набираю, потом выкладываю стопками, беру сверху первую попавшуюся книгу и читаю. Если пошло — то продолжаю, если не пошло — откладываю. С некоторых пор я перестал работать книжным обозревателем, и меня «отпустило» — я больше не обязан читать скучные книги до конца. А раньше — плачь, но читай. Конечно, я не всегда читаю бумажные книги — у меня есть несколько ридеров. Я много езжу, а в них можно загрузить целую библиотеку. Бумажная книга всё-таки эстетизм. Но она не является условием существования литературы, это лишь одна из её случайных форм, которая нам всем привычна. А вот подростку она непривычна, и не нужно его в этом обвинять — он выбирает другие формы информации.
Мне кажется, что весь мир школьного образования находится в глубоком кризисе. И не нужно этого бояться: кризис — это состояние живого организма, мёртвое тело не болеет, и болезни роста возможны только тогда, когда есть сам рост. В последнее время всё чаще слышу разговоры о том, что вот в советское время была школа — не то, что сейчас. Помилуйте, о чём вы говорите? Да, с той предметной областью, которая меня очень рано перестала интересовать, всё было не так уж и плохо: математика, физика и география в СССР преподавались на высоком уровне. Но с литературой, историей, тем более обществоведением, не говоря уже про ИЗО, — никаких плюсов я в советской школьной системе не вижу. И дело не только в том, что тогда в школе к ним подвёрстывалась идеология. Само преподавание этих предметов за пределами опыта учителей-новаторов методически никуда не годилось. А тем, кто говорит, что в советской школе были замечательные учебники, советую попробовать их перечитать. Лучше перед сном, чтобы уснуть быстрее. Вы меня спросите: почему же, будучи дуболомной по методам, советская школа была впереди планеты всей по результатам? Потому что параллельно существовала система внешкольного образования и воспитания. Это была именно система — в отличие от современных разрозненных кружков, часто платных, в крупных городах. Вопреки всем мифам, тотально управляемая школьная модель и относительно свободная внешкольная прекрасно друг друга дополняли, и на этом балансе обеспечивалась возможность выбора. А выбор — это всегда развитие. Сейчас мы намеренно отрицаем, что к нам в школы пришёл новый ученик, что мир поменялся и никогда уже не будет прежним. Что устарела модель «урок — домашнее задание», что бумажные учебники больше не воспринимаются детьми. Зачем калечить этих наших новых детей, впихивая их в старые корсеты школьного образования? Не пора ли перетряхнуть все позиции и начать работать над новыми моделями? Вот, смотрите, судя по собеседованиям, которые мы проводим в Вышке, могу твёрдо сказать, что география как массовый предмет умерла. А история как набор фактов близка к состоянию комы. И вообще всё, что нужно запоминать, нынешние выпускники школ знают плохо. А соображают намного лучше: многие умеют быстро соотнести разнородные элементы и дать разумную интерпретацию какого-то материала. То есть аналитические способности выросли, а в том, что касается конкретных знаний, всё грустно. Вот и давайте эти особенности детей учитывать!
Что подростка в его жизни интересует? Секс и смерть. Но у нас в обществе эти темы табуированы, о них не принято говорить простым, внятным и отчасти бытовым языком. Поэтому он ищет ответы на свои вопросы в окружающем мире и находит, конечно же. А тем временем есть целый раздел литературы, где со страниц книг герои-подростки рассказывают истории о том, что важно конкретно им. Без морали и скучных нравоучений. Вот, к примеру, Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак — авторы целого цикла книг о современных подростках. Те, кто помладше, могут почитать книги Марии Парр, её «Тоня Глиммердал» — настоящая азбука новых смыслов для тех, кто сейчас находится на границе детства и отрочества. «Сахарный ребенок» Ольги Громовой, «Класс коррекции» Екатерины Мурашовой — в этих книгах сверстники читателя сталкиваются с неоднозначными жизненными обстоятельствами, преодолевают их, борются, спорят, побеждают или проигрывают — в общем, живут. Пример такой книги «Дом, в котором…» Мариам Петросян. Она и для взрослых будет полезной. В этих книгах есть все ответы. И секс со смертью там тоже есть. К счастью, у нас в стране начали работать потрясающие издательства (к примеру, «Самокат»!), которые выпускают такие книги.
Дети стали меньше читать — это факт. И читающих родителей этот факт очень волнует и печалит. Поэтому меня везде читатели спрашивают на встречах: «А как привить ребёнку любовь к чтению?» Думаю, что выход, наверное, один. Мы принадлежим к поколению, которому читать запрещали, потому что на это мы могли потратить всю ночь. Поэтому — фонарик под одеялом, и это было действительно так. Теперь под одеялом не книжка, а планшет и читать не запрещают, а заставляют. Но лучше не заставлять — лучше уговорить или, на худой конец, сторговаться. Весёлый подкуп как метод работы с ребёнком никто не отменял: прочитаешь, а я тебе за это... И это гораздо лучше, чем запугивание. Самое важное — мотивировать ребёнка через то, что интересно ему. Чтение — это право, а не обязанность. Нельзя допускать наказания, хотя поощрение возможно. И самое главное — читайте много сами! И помните, что чтение — это счастье и право.
Наталия ДМИТРИЕВА | Фото предоставлено книжным магазином «Плиний Старший».