Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Метро в час пик, потеря работы и распродажи в торговых центрах. Чего ещё боятся новосибирцы?

Современный мегаполис — это, конечно, путёвка в жизнь: здесь можно оказаться в нужном месте и в нужное время, успев схватить «синюю птицу» за её конъюнктурный хвост. Но за такие счастливые билеты некоторые платят внезапным страхом перед «чем-то», учащённым сердцебиением, липкими от пота ладошками и плохим самочувствием — именно так на физическом уровне проявляются наши фобии. Как утверждают психотерапевты, фобии — это расплата человека за прогресс, потому что матушка-природа не рассчитывала на такие перегрузки, когда создавала нашу психическую и эмоциональную «пристройку». Каждый день мы встречаем огромное количество незнакомых людей на своём пути, спускаемся под землю в метро, возносимся в небеса на скоростном лифте и стрессуем по малейшему поводу. До психического ли здоровья тут? Вместе с экспертами-психотерапевтами мы попытались выяснить, какие фобии нынче «в моде» у новосибирцев.

ТОП-7 фобий современного человека

1. Авиафобия — страх перед полётами.
2. Клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства.
3. Акрофобия — страх высоты.
4. Танатофобия — боязнь смерти.
5. Канцерофобия — боязнь заболевания раком.
6. Кинофобия — страх собак.
7. Аутофобия — страх одиночества.

Иван, 32 года, менеджер в сотовой компании: «Боюсь потерять работу, боюсь до омерзения, до презрения к самому себе! Понимаешь, просыпаюсь ночью и начинаю сам с собой говорить: “Ваня, ты на хорошем счету, тебя никто не собирается увольнять, чего придумал”. А потом страх: а вдруг?! А у меня квартира трёхкомнатная в Стрижах в ипотеке. И скоро второй ребёнок родится. И жена пока не работает, я всё на себе волоку, вот что будет, если меня сократят? Иногда думаю, что к психологу пора, ну тогда вообще америкосом среднестастическим стану».

Социологи считают, что страх потери рабочего места преследует россиян постоянно, причина — в низкой оценке уровня своей социальной защищённости и конкурентоспособности на рынке труда. А вот клинический психолог Ольга Тарасова уверена, что страх и тревога — очень значимые эмоции для человека — это первый сигнал межличностного неблагополучия, который показывает, что потребности личности не удовлетворяются.

— Ситуация подогревается и самим социумом, — говорит клинический психолог. — В СМИ муссируется тема безработицы, тренеры-коучеры агрессивно настаивают на том, что «ты должен взлетать по карьерной лестнице» и «если не ты, то твоё место займут»; когда люди собираются где-нибудь на отдых, то говорят только о работе, — одним словом, психологическое наступление идёт по всем фронтам. Мало того, стало модным хвастаться своей нагрузкой на рабочем месте; это престижно, когда тянешь на себе одновременно десять проектов, спишь в сутки по два-три часа — это круто.

Специалист уверена, что многие сейчас переживают возможность потери работы как потерю себя. На вопрос «Кто ты?» мы отвечаем: «Я юрист», «Я журналист», «Я врач». Но ведь все эти профессии — это не вся наша личность, это просто социальные роли, которые мы исполняем, это маски, которые можно с лёгкостью менять. Теряя работу, мы не теряем себя. Мы просто получаем возможность примерить другую маску.

Татьяна, 40 лет, фрилансер-дизайнер: «Я из числа тех счастливых людей, которые могут “пойти” на работу в трусах и тапках. Творю дома. Но в последнее время стала замечать, что боюсь выхода на улицу до икоты, до панических атак. Неделями иногда из дома не выхожу, когда заказчики волной идут. Муж и в магазин съездит, и за ребёнком в школу. А мне кажется, что я как только на улицу выйду, так со мной что-то страшное произойдёт. Недавно пришлось в метро всё-таки поехать — думала, помру там: толпа, дышать нечем, аж давление скакнуло. Я себя социопаткой называю».

Психотерапевты называют такие состояния агорафобией — боязнь открытых пространств, новых городов и улиц, толпы и больших скоплений людей. Новосибирский психотерапевт Андрей Гронский считает, что агорафобия всё чаще встречается у жителей крупных городов.

— Люди, страдающие этим видом фобии, чувствуют себя в открытом пространстве   незащищёнными, — уверен Андрей. — Им кажется, что они уязвимы перед внешним миром и ожидают от него подвоха или неприятности. Часто люди путают состояния, называя агорафобией элементарное нежелание покидать свой дом, в котором комфортно и спокойно. Агорафобия обязательно сопровождается изменением физического состояния.

Кстати, приступы агорафобии могут настигнуть человека и в метро — особенно в час пик. Потому что дополнительный вес, как считает Андрей Гронский, в этой фобии имеет и страх негативной оценки большого числа людей, которая представляется человеку в неустойчивом эмоциональном состоянии крайне значимой. Агорафобия, к сожалению, одним ЗОЖем не излечивается, тут специалист-душевед нужен.

Ирина, 28 лет, продавец-кассир в «Ленте»: «Год назад я переехала в Новосибирск из Казахстана. А примерно спустя месяц поймала себя на мысли, что постоянно пытаюсь найти у себя симптомы той или иной болезни. То и дело прислушиваюсь к ощущениям в теле, начинаю замечать какую-то боль. Кроме того, меня стали пугать хронические заболевания, которым я раньше не придавала значения. Например, обнаруженные когда-то камни в желчном пузыре меня совершенно не волновали и никак себя не проявляли. Теперь же малейшая боль в животе заставляет думать, что скоро начнётся приступ и меня увезут на скорой».

Это ещё Джером К. Джером в своей изумительной повести «Трое в лодке, не считая собаки» писал об этой особенности человеческой — искать у себя разные болячки. Но с приходом в нашу современную жизнь ВИЧ+, «свиных гриппов» и лихорадки Эбола эту особенность можно считать обычным защитным механизмом.

— Состояние повышенной тревожности за своё здоровье принято называть ипохондрическим синдромом, — говорит психолог Ольга Тарасова. — Привести к нему может множество факторов: особенности личности человека — мнительность, пережитые в детстве тяжёлые заболевания, гиперопека родителей, потеря близких людей, эмоциональная нестабильность. Моментом, запускающим синдром, может быть стрессовая ситуация — например, переезд в большой город. Поиск у себя «неизлечимых болезней» и лекарств от них может заглушать истинную причину тревоги — трудности адаптации и оторванность от родных и знакомых. Ипохондрический синдром может оказаться и одной из составляющих психического расстройства, и здесь не исключён приём специальных лекарств, поэтому для точной диагностики стоит обратиться к врачу-психиатру.

Анна, 42 года, консультант-продавец фармацевтической компании: «Не могу пройти мимо распродаж. Как полковая лошадь, которая слышит звук трубы и бьёт копытом, так и я — узнала, что в ТЦ распродажи, несусь туда. И ведь понимаю, что все эти шмотки мне не нужны, но беру с прицелом на будущее: а вдруг потом денег не будет? И это касается не только одежды, я в «МЕТРО» скупаю утюги-сковородки по скидкам. Будто грызёт меня червячок внутри: пока деньги есть — надо брать. Я уже боюсь всех этих распродаж, потому что не устою перед покупками».

Сейчас модно называть такой «недуг» шопоголизмом, хотя он имеет вполне научное название (ониомания) и не так безобиден, как преподносят нам гламурные журналы. Наш эксперт Андрей Гронский считает, что такое патологическое пристрастие совершать многочисленные ненужные покупки обуславливается комплексом причин — это навязчивое влияние рекламы, низкая самооценка и однообразная монотонная жизнь, дефицит гормона серотонина и неудачи в личной жизни.

— На самом деле шопоголизм — это даже не фобия, а аддикция, — констатирует Гронский. — Устойчивая зависимость между совершением каких-то действий и выработкой гормона радости. В нашем случае — это прямая зависимость от обладания новой вещью, от самого процесса покупки. И эта аддикция, действительно, приветствуется в обществе, она очень хорошо работает на привычную женскую «роль» — на неё работает армия дизайнеров, креаторов, имиджмейкеров и пиарщиков.

Наталия, 47 лет, журналист: «Первая паническая атака со мной случилась во время перелёта Новосибирск—Анапа в 2006 году, как раз после трагедии в Иркутске с самолётом нашей компании. Командир экипажа сделал традиционное объявление: “мы летим на высоте 10 000 метров, сейчас пролетаем такие-то города” , — и всё, меня накрыло понимание, что на такой высоте я из этой консервной банки никуда не денусь, началось мниться, что двигатель с моей стороны заглох. Была истерика и спиртное от стюардессы в качестве успокаивающего. Сейчас для меня каждый перелёт — испытание».

Психотерапевт Андрей Гронский считает, что аэрофобия или «боязнь летать» — самая распространённая фобия в современном мире, которая хорошо «прижилась»  в России. Всё дело в том, что мы, россияне, очень неадекватно реагируем на информацию о воздушных катастрофах, это наше наследие от «железного занавеса».

— В Советском Союзе авиакатастрофы, конечно, случались, — рассказывает наш эксперт. — Но о них советские СМИ не писали, мы узнавали о катастрофе по «сарафанному радио». Сейчас из каждой трагедии, которая произошла в небе с пассажирским лайнером, СМИ делают настоящий проект, и это только подогревает аэрофобию.

Андрей уверен: в небе безопаснее, чем на междугородней трассе, и об этом говорит статистика: дорожные ЧП случаются чаще, чем авиакатастрофы. Но тут мы попадаем в ловушку собственного мозга, который говорит нам, что ДТП происходит на земле, — значит, есть возможность спастись, а в небе зубами за воздух не схватишься. В небе оно как бы без вариантов. Поэтому, уважаемые «аэрофобики», пейте перед перелётом лёгкий седатив.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Валерия ПАНОВА