26.12.17

Счастье происходит сейчас

Ведущая актриса театра «Красный факел» Ирина КРИВОНОС о языке тела, уважении чужого мнения и Венсане Касселе в третьем ряду.

Ирина Кривонос окончила Екатеринбургский театральный институт в 1995 году. Работала в Ижевском театре, в труппу «Красного факела» приглашена в 1998-м. Свободно существует в самых разных театральных жанрах и условиях игры. Её роли восхищают органикой, смелостью актёрских красок и особым сценическим бесстрашием. В браке с Константином Колесником, актёром и режиссёром; у них растёт дочь, Евдокия Колесник, — юное поколение «Красного факела».

 

 

 

Фантазии привели на сцену


— Ирина, вы так органично существуете на сцене, словно родились на ней. Откуда у вас актёрский талант? Из семьи?


— Мои мама и папа далеки от театра. Мы жили в маленьком городке Лысьва, в двух часах езды от Перми. Там есть свой театр — Лысьвенский государственный театр драмы. Мы с мамой часто в него ходили. Однажды он даже стал центром всероссийского фестиваля театров малых городов, все горожане были очень этим горды… Как я пришла в профессию? Благодаря своим фантазиям и желанию вырваться в какую-то интересную жизнь, потому что там мне было тесно. Я много читала, особенно книги Дюма, — и меня будоражили эти исторические декорации, костюмы, французские королевы. Я не занималась в театральных кружках, но приходила из школы домой и одна разыгрывала какие-то сценки, придумывала себе истории. В результате поехала поступать в Екатеринбургский театральный институт.


— Помните, что читали и показывали?


— Меня неожиданно тепло встретили. Читала басню Михалкова про бобра и лисицу, и члены жюри очень смеялись. Я поняла, что нравлюсь, есть отклик, — и на этом сыграла. Хотя у меня не было театрального опыта.


— Сейчас ваша дочь-школьница выходит на сцену в «Поминальной молитве» в роли одной из дочерей молочника Тевье. Вы с Константином поддерживаете Евдокию или, напротив, стараетесь оградить от театра?


— Дуня, конечно, видит театр в реальности. У меня в своё время были сплошные иллюзии насчёт того, как всё в театре устроено. Она играет в спектаклях и для себя уже решила, что будет актрисой. Почему бы и нет? Мы же занимаемся этой профессией. Главное, чтобы счастливая была, чтобы всё получилось.


— Что самое тяжёлое в профессии? От чего хотелось бы её уберечь?


— Отсутствие стабильности. Но от этого нельзя уберечь. Ведь тебе никто не может гарантировать, что и через десять лет будешь так же играть, как теперь. Всё меняется стремительно — пристрастия зрителей, режиссёры, труппа, запросы времени. Ты зависишь от многих вещей. Ты должен постоянно работать, чтобы поддерживать форму, иначе не заметишь, как профессия уйдёт из твоих рук.


— Мне кажется, у вас всё сложилось: постоянная занятость, любовь зрителей, признание критиков и профессионального сообщества. Или были иные моменты?


— Были, но в то время у меня родилась дочь — я получила взамен прекрасные моменты, так что ничего не потеряла. Дочь очень изменила мою жизнь, она — мои счастье и спокойствие. Когда вижу её, мне хочется стать лучше, добрее, прекраснее.


Родные «Сёстры»


— Внешность ваша совсем не уральская, а будто из сказок, родившихся на Среднерусской возвышенности.


— Может быть, это от папы, он у меня украинец.


— Расскажите, как вас в Сибирь занесло?


— Просто я не хотела оставаться в Екатеринбурге. Пока училась, получила массу негативных впечатлений, время было сложное — 1990-е годы. Сейчас город выглядит лучше, а тогда был какой-то тёмный. Подружка позвала в ижевский театр, и я три года там работала. Оттуда написала письмо главному режиссёру «Красного факела» Олегу Рыбкину с просьбой принять меня в труппу. Здесь работали наши ребята, мои однокурсники Максим Битюков и Олег Майборода, я прислала какие-то видеозаписи, они смонтировали и показали режиссёру. Он посмотрел и сказал: пусть приезжает. Так я оказалась здесь, и первой же ролью стала Елена в спектакле Рыбкина «Сон в летнюю ночь». Прямо удача: не всем дают главные роли, когда только приходишь в театр, мне повезло. И сразу наградили за эту роль премией «Парадиз» в номинации «Надежда».


— И в этом году премия «Парадиз» — за роль второго плана в спектакле «Иллюзия».


— Это уже третий мой «Парадиз». Второй был за роль Наташи в «Трёх сёстрах» у того же Олега Рыбкина, почти двадцать лет назад.


— В вашем сценическом багаже такие разные роли: и страстно любящие женщины, и холодные расчётливые «железные леди», и виртуозные соблазнительницы. С какой из них вы ощущаете особенное родство?


— Они все какие-то мои, потому что в них есть часть меня. Когда погружение в роль происходит, даже не понимаешь, как ты переходишь из одного состояния в другое: за счёт атмосферы, декораций, костюма. Когда собирается спектакль, ты просто входишь в него и существуешь в этом мире. Дальше всего от меня роль Ангустиас в «Доме Бернарды Альбы». Недавно играла и думала: какой ужас, не хотела бы я быть на её месте. На меня вдруг буквально навалилось осознание того, что происходит на сцене, и мне стало очень страшно. Я даже немного отстранилась, потому что тяжёло полностью принимать такую разрушительную энергию.


— «Без слов», «Три сестры», «Дом Бернарды Альбы» — из этого «беззвучного опыта» спектакль «Три сестры» — особая история. Как складывался ваш невероятный ансамбль с Дарьей Емельяновой и Линдой Ахметзяновой?


— Я не знаю, отчего это произошло. То ли потому, что мы два года репетировали. В результате мы так приняли и поняли друг друга, что и в жизни чувствуем какие-то особенные отношения, практически родственные.


— А у вас самой есть сёстры?


— Да, две, только они старше — на шестнадцать и десять лет. Когда я росла, они уже жили своей жизнью. А тут, в спектакле, я старшая… Из всех пластических спектаклей очень сложно было репетировать первый — «Без слов». Мы заново начинали работать над собой, нужно было не голосом сыграть, вложив смысл в текст, а выразить всё через тело. Это была масштабная внутренняя перестройка, тяжёлая работа. Тимофей Кулябин не даёт нам скучать, постоянно пробуем и открываем в себе что-то новое. После спектаклей «Без слов» и «Три сестры» уже легче было работать над «Домом Бернарды Альбы», который ставил режиссёр-хореограф Сергей Землянский. Хотя я сильно сомневалась на счёт своих пластических данных.


— Отказ от слов подразумевает, что зритель у нас искушённый и знакомый текст сможет «прочитать» по-новому?


— Язык тела — это общий для всех язык, благодаря чему мы можем показывать «Три сестры» на разных сценах, а история всё равно произойдёт и будет понята. Может быть, в другой стране зрители не поймут заложенной Тимофеем иронии над штампами, которыми обросли чеховские постановки. Это скорее для русского зрителя. Во Франции, к примеру, Чехова и не ставят в классическом варианте. Они ищут другие формы.


— Гастроли во Франции нынешней осенью, когда «Три сестры» были сыграны восемнадцать раз, в том числе десять в Париже, для вас лично — это ещё и воплощение детской мечты?


— Да, это были чудесные гастроли! В первый раз в Париж мы приезжали со спектаклем «Без слов» в 2011 году. Тогда была короткая поездка — всего три дня, мы успели побывать только на обзорной экскурсии. Но я увидела замок Санс, историей которого в «Королеве Марго» зачитывалась в детстве и, сидя за шторкой, плакала, когда рубили головы. А в эту поездку были Лувр, Версаль, музей изобразительных искусств Орсе. Мы бродили по парижским улочкам, напитывались этим воздухом... Нам говорили: отдохните уже, вечером тяжёлый спектакль — четыре часа. Ну как ты будешь отдыхать, если за окном Париж!


— И афиши «Трёх сестёр» расклеены по городу…


— А Венсан Кассель в третьем ряду? Ты смотришь и не веришь своим глазам, что такое может быть! Впечатлений надолго хватит. В Валансе и Париже были прекрасные, очень удобные сцены. В Тулузе зрители сидели далеко, но там открывалось другое: было ощущение, что мы играем просто в открытом космосе. В Валансе театр устроил небольшой фуршет в честь открытия наших гастролей и какая-то женщина из зрителей осталась, чтобы поговорить. Вообще, разговоров о том, что да как устроено в этом спектакле, было много…


Самые любимые


— Сейчас, оглядываясь на свой профессиональный путь, какой из спектаклей можете назвать самым счастливым?


— Те спектакли, что играла когда-то, были важны для моего развития и душевного состояния именно тогда, в тот момент. Я за эту память совершенно не держусь. Самое любимое — это то, что со мной происходит сейчас. Мне кажется, пришло какое-то золотое время, когда я всё осознаю, всё понимаю, когда нахожусь в согласии с собой, слышу и понимаю режиссёра, знаю, что могу ему дать. Каждая пьеса, с которой ты начинаешь работать, — белый лист, её всегда сложно освоить, сделать своей, найти какой-то новый образ. Но когда становишься взрослее, ты уже знаешь свои инструменты, легче откликаешься, видишь более ёмко, чем в молодости. Мне нравится всё, что я играю сейчас.


— Начались репетиции спектакля «Поцелуй» современного автора Гильермо Кальдерона, в котором вы заняты. Приоткройте завесу, какой будет новая постановка?


— «Поцелуй» будет непростым спектаклем в нашем репертуаре. Премьера уже скоро, 30 января. В ней неожиданные сюжетные повороты, разные жанры, так что мы, артисты, можем показать себя во всей красе. Пьеса поднимает актуальные проблемы: коммуникации в современном мире, военные конфликты. С режиссёром Юрием Урновым мы уже работали вместе, я играла Лисистрату в его одноимённом спектакле. Сейчас мы стали другими, более зрелыми. Посмотрим, что из этого получится.


— На взгляд непосвящённого человека, театр порой нечто очень далёкое от реальной жизни.


— Скорее всего, так и есть. Люди часто создают свою реальность и закрываются в маленьком тесном мирке. Это даёт им ощущение стабильности. Неважно, где ты замкнул свой мир — в Сбербанке через дорогу или в гримёрке «Красного факела».


— Другое дело, что театр моделирует эти разные миры и предлагает посмотреть со стороны.


— Да, побывать в разных реальностях. Почему сейчас популярны актёрские курсы? Людям необходимо менять маски.


— Сменить роль, принятую на себя однажды и навсегда?


— Побыть наблюдателем. Хороший артист должен видеть чуть больше, чуть выше, чуть глубже. Что происходит между людьми? Почему этот человек повёл себя так, а не иначе? На днях я была в налоговой инспекции и наблюдала картину: сидят люди, общая масса, выходит инспектор — яркая женщина в кружевах — и с вызовом так вопрошает: кто тут на декларацию? Образ на лицо — осталось поразмышлять, почему она такая, что было в её истории…


— Вот и нам хочется разглядеть: где за этими ролями сама Ирина? Только в домашней обстановке среди родных и близких?


— Мне нравится игровая стихия, но в жизни я актёрским мастерством не пользуюсь. Хотя… (смеётся). И дома тоже дурака валяю. Мне нравится, чтобы было весело, свободно, легко, чтобы было больше юмора.


— Если снимать художественное кино о жизни Ирины Кривонос, какой бы это был жанр? Комедия?


— Это как посмотреть. Я не люблю конфликтов. Если поссорюсь с кем-то, не могу спокойно жить — иду первой мириться или делаю вид, что не обижалась. Потому что конфликты разрушают самого человека. Всегда можно найти компромисс, договориться. Конечно, нельзя со всем соглашаться, всё принимать на веру, каким-то вещам нужно противостоять. Но когда люди годами не разговаривают, помнят обиду — такого не понимаю.


— Нетерпимость к чужому мнению сейчас особенно хорошо заметна, в том числе и по социальным сетям. Такое ощущение, что люди по любому поводу готовы выстраивать баррикады.


— Я как автомобилист это вижу: кто-то кого-то подрезал, не пустил, и вот уже недалеко до драки. В кассах, очередях чуть кто-то выразил недовольство, люди готовы сразу дать отпор, не стараясь понять другого. Может быть, он не спал всю ночь; может, у него жена рожала или ещё что-то важное произошло. Кстати, во Франции бросилось в глаза: люди терпеливо ждут, пока кассир с кем-то из посетителей разговаривает. Дойдёт очередь до тебя, кассир в прекрасном настроении — и с тобой поговорит. Вот этого уважения — к чужому мнению, к чужой жизни и интересам — нам очень не хватает.

 

— Ваш супруг и коллега Константин Колесник сейчас учится в Мастерской индивидуальной режиссуры Бориса Юхананова в Москве. Как отпустили?


— Конечно, нам с Дуней его очень не хватает. Но невозможно держать человека возле себя и мешать его развитию. Костя твёрдо решил, что не хочет больше быть артистом. Сначала заочно окончил Новосибирский театральный институт, ему нужно было развиваться дальше, и тут возник МИР Юхананова. Мы посоветовались, и я согласилась, что нужно ехать. Там — новые знания, общение, замечательные профессора.


— Новый год будете вместе встречать?


— В прошлом году по скайпу общались. В этот раз будем вместе. Мы любим устраивать вечерние посиделки: накрываем стол, садимся все — с нами ещё моя мама, Тамара Константиновна.


— Что бы вы пожелали читателям «Ведомостей» в будущем году?


— Тепла, взаимного внимания. Очень хочется, чтобы люди слышали друг друга, понимали, относились добрее. Ещё пожелаю радости и умения ценить настоящее. Мне кажется, мы часто ждём чего-то особенного, ставим перед собой цели и преодолеваем препятствия, но не замечаем того, что происходит сейчас. А может быть, это самые счастливые минуты в вашей жизни?! Дорожите тем, что имеете.

 

Марина ШАБАНОВА | Фото Линды АХМЕТЗЯНОВОЙ, Виктора ДМИТРИЕВА и Валерия ПАНОВА

back
up