Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Автор повести «Калечина-Малечина» Евгения НЕКРАСОВА о детском одиночестве, буллинге и российской реальности, которую трудно эстетизировать

Евгения Некрасова — молодая российская писательница, ворвавшаяся в шорт-лист «Большой книги» с текстом о девочке Кате, которая переживает обычное детство в российской глубинке. С травлей одноклассников, с безжалостным семейным холодом и с повседневными психологическими травмами, которые привели бы к суициду, если бы не жившая за газовой плиткой Кикимора. «Калечину-Малечину» уже поставили в мастерской Крикливого и Панькова, а сама Евгения Некрасова приехала в Новосибирск в рамках книжного фестиваля «Новая книга», чтобы встретиться с читателями и рассказать о своём новом сборнике рассказов «Сестромам».

— Конечно, это не моя личная история. Я писательница, и все мои образы по большому счёту выдуманы. Но я, как и многие мои читатели, воспитывалась на дымящихся руинах Советского Союза, поэтому тоталитарные принципы семейного воспитания помню. Я как-то стала свидетелем одной сцены, и даже спустя много лет не могу объяснить своё поведение. Шла из школы и увидела, как девочка-подросток сидит на крыше девятиэтажки, болтает ногами и что-то кричит. Это сейчас я побежала бы что-то делать. А тогда посмотрела и пошла домой, потому что надо было соблюдать ритуал — обедать и делать уроки. Такая форма детского закрепощения. И мне стало интересно написать об этом. «Калечина-Малечина», конечно, не только о буллинге, она о детском одиночестве в первую очередь. Проблема одиночества любых людей всегда была актуальна, просто мы сейчас нашли язык, с помощью которого можем об этом рассказать. Меня часто спрашивают об образе Кикоморы: мол, это такой невидимый друг девочки? Нет, Кикимора — это часть реальности, а не фантазия девочки. Согласно фольклору, кикиморы — это умершие дети, которые пережили несправедливость, поэтому вполне логично, что Кикимора появилась в тот момент, когда Катя засунула голову в газовую духовку. Я год занималась образом Кикиморы: изучала фольклор, изучала саму Кикимору — на уровне запахов, строения тела. Да, этот текст о том, какую жестокость может родить другая жестокость. Кстати, я посмотрела «Калечину-Малечину» в мастерской Крикливого, и мне понравилось. Конечно, я потом высказала свои замечания: на мой взгляд, Кикиморе не доставало деталей и она была сделана общими красками — но в целом хорошо и все молодцы. Я вообще считаю, что дети и подростки станут героями многих спектаклей и взрослых книг. В них есть нерв.

— У нас в России трудно издать книгу. Сначала «Калечина-Малечина» задумывалась как сценарий. Я долго работала в рекламных агентствах, писала разные тексты, а к 27 годам поняла, что хочу стать сценаристом. Поступила в Московскую школу нового кино и в качестве выпускной работы сделала сценарий «Калечина-Малечина». Но что-то с ним было не так, и я эту историю переработала в книгу. Я обычно пишу о своих сверстницах, но тут мне было важно рассказать о человеческой уязвимости, когда психическое состояние настолько хрупко, что в жизни вполне может появиться Кикимора. Я не люблю определять жанр, в котором я работаю, мне нравится слово «текст» — в нём нет границ, нет контроля, ты можешь выйти за привычные рамки. В моём новом сборнике «Сестромам» много разных текстов, которые написаны и как стихи, и как рассказы, которые у нас почему-то принято называть «малыми формами». На мой взгляд, неправильное определение. За этими «малыми формами» — будущее. Совсем не обязательно писать роман на 1 000 страниц, чтобы рассказать о реальности, в которой мы живём.

— У меня есть некое подозрение, что многих хороших авторов мы просто не знаем. У нас отсутствует институт литературных агентов, которые должны искать новых авторов, мало издательств, которые открывают новые имена. Люди в России боятся писать о современности, они не понимают, как её можно эстетизировать. Мы теперь знаем, как выглядели советские годы, мы представляем, что было в девяностых и нулевых, но мы не можем понять, что происходит сейчас и каким языком об этом говорить. Поэтому я часто обращаюсь к фольклору: этот язык универсален для нашей страны, это инструментарий, с помощью которого я рассуждаю о нашей реальности. О моих текстах иногда говорят, что они написаны в жанре магического реализма, но я бы добавила, что в жанре социального магического реализма. Я понимаю, почему в нашей стране так мало писателей: трудно художественно «обработать» то, в чём мы сейчас живём. В этом смысле очень повезло публицистике и поэзии — особенно той поэзии, где используются документальные приёмы. К примеру, как это делает поэтесса Оксана Васякина.

— Мы очень мало пишем — даже по сравнению с теми же американцами, которые реагируют на какую-то социальную проблему сразу несколькими книгами. Поэтому читайте американцев — мы очень похожи, страна большая и проблем много. Понимаете, я считаю, чтобы всё понять про нас и про сегодня, все наши проблемы должны быть изложены и осмыслены в художественных формах — поэтами, писателями. А у нас с современной реальностью работают единицы. Ксения Букша работает — в её тексте «Открывается вовнутрь» наша реальность препарируется. Другие писатели работают, но очень мало. А ведь столько ненаписанных тем! Вот никто не пишет про матерей-одиночек: как они живут, что думают, что чувствуют. А ведь мать-одиночка в России — это не просто образ, это уже архетип. Вот и изучайте его, говорите о нём. Важно не просто рассказывать историю, а стараться создать состояние у читателя — чтобы было страшно, классно, обидно. Но не скатиться в спекуляцию. Это очень тонкая грань. Мало текстов про пожилых. Как они живут, что чувствуют теперь? Ещё можно написать про нормальную жизнь, про полную семью, где все друг друга любят и уважают. Никто не говорит, что нужно искать только плохое! Напишите о семье, расскажите о ней. Самое сложное — написать про повседневность так, чтобы было интересно. Если человек хочет писать и может это делать, то он сам находит тему, которая его мучает. И потом выясняется, что она волнует и других людей. Так всегда бывает.

— Я первая в нашей семье, которая протаптывает путь в литературу. Мои родители — инженеры с техническим образованием, мама до сих пор не понимает, как можно на жизнь зарабатывать словом. Они меня, конечно, поддерживают, следят за успехами. Мама, когда видит меня в какой-нибудь передаче, всегда говорит: «О, какой на тебе хороший пиджак был надет». Я всегда пишу о семье, все мои тексты — о ней. Сборник «Сестромам» — тоже о семье. Эти тексты ждали своего времени восемь лет. «Сестромам» — это тексты об очень разных людях. Я пишу о людях, у которых есть сложности в жизни, они маются. Если быть честной, то мы все немного маемся.

— Да, я уже говорила, что словом трудно заработать в России. Но что делать, если ты ничего не умеешь, кроме как писать тексты. Значит, пиши. Я окончила Московскую школу нового кино и сейчас там преподаю. Но я никогда не зарабатывала сценариями, просто у меня была какая-то внутренняя потребность стать сценаристом — может быть, так мне проще понимать реальность структурированно. А недавно создатели Московской школы нового кино сделали литературную школу, магистратуру и пригласили меня в этот проект работать. Сейчас вместе с поэтессой Оксаной Васякиной разрабатываем программу по актуальному современному языку. Это очень важно — понять, каким языком нужно говорить о нашей реальности? Какой он должен быть? Поиск языка эпохи — это очень важно. Мне иногда говорят, что «Анну Каренину» сегодня уже не напишешь, она устарела. Проза — такая форма, которая не устаревает никогда. И «Анна Каренина» всегда будет актуальна, её сюжет. Главное написать её актуальным для современности языком. Я много читаю текстов на английском, поэтому понимаю, что такое актуальный английский язык. А каков актуальный российский язык, ещё не поняла. А ещё студенты будут изучать менеджмент литературных проектов, я уже говорила, что в России отсутствует институт литературных агентов. По большому счёту, мы — хитрые. Мы хотим создать то, чего нам самим не хватает.

— Женская проза становится интересной, она выходит на первый план. Что мы видим в актуальной прозе, которую пишут мужчины? Герой пьёт от экзистенциальной тоски и ничего не делает, всё ему не в нос, всё не так, тщета бытия. А женщина начинает говорить о своём опыте, который долгое время замалчивался, говорит о своей реальности и появляется новая проза. Ксения Букша, Наталия Мещанинова, Ольга Брейнингер — вот они говорят теми самыми «малыми формами» о том, что нас окружает сегодня. И появляется большая проза, потому что она о нас всех. Женщины смелые, они перестали бояться. Чтобы говорить о сегодняшней реальности — нужно перестать бояться.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Валерия ПАНОВА