Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Антрополог Станислав ДРОБЫШЕВСКИЙ о половом отборе, первобытных модниках и чувстве прекрасного у неандертальцев

Когда человек начал отличать красоту от уродства и раскладывать увиденное по своим «эстетическим полочкам»? Почему наше сердце замирает от вида живописных гор, но совершенно равнодушно к «сереньким пейзажам»? Откуда в современных молодых мужчинах эта страсть к барбершопам и татуировкам? Когда наши предки перестали заморачиваться бытом и устремились к прекрасному? Ответы на эти вопросы даёт российский антрополог и научный редактор портала «Антропогенез» Станислав Дробышевский. Его скайп-лекция прошла в рамках арт-резиденции международного театрального фестиваля «ХАОС», который состоится в Новосибирске при поддержке министерства культуры Новосибирской области 19—28 октября.

— Мнение, что первобытные люди жили обязательно в пещерах, абсолютно неправильное, потому что они жили где угодно. Если бы люди появились в пещерах, они бы выглядели далеко не как мы. Люди появились в саванне и всё время кочевали по каким-то более или менее открытым местам. Но если есть пещера — как крыша над головой, — то можно там переждать дождь, например. Там не дует, как минимум. И в пещерах остатки просто лучше сохраняются. Понятное дело, что в саванне виды — так себе, однообразные. Поэтому когда человек начал свои географические горизонты расширять, то обратил внимание на живописные виды. Вот, к примеру, мыс над рекой. И возвышенность, откуда разных бизонов видно, и красиво. На таких живописных местах, кстати, мы находим по нескольку стоянок — они друг на друга «накладываются». А что? Красиво и удобно. И бизонов видно, и врагов тоже. И душа радуется. Вот мы и радуемся до сих пор. Человеческому глазу интереснее «цепляться» за рваный ландшафт. Однообразие его утомляет. Поэтому и красота в нашем понимании, это когда не однообразно. Когда что-то или кто-то выделяется из серой массы.

Первые следы, такие очень-­очень невнятные, первобытного искусства — это даже не искусство, а символическое поведение, нефункциональное — обнаружились ещё чуть ли не у австралопитеков. В Макапансгате есть галька, возраст которой 3,5 миллиона лет. Она была принесена издалека, потому что — красная, и потому что выщербинки на ней похожи на рожицу. Первые изготовленные вещи такого рода появляются примерно 400 тысяч лет назад. И самая древняя и самая красивая штука — это ракушка из Триниля на Яве, где питекантроп акульим зубом выцарапал зигзаг. Узор, конечно, так себе. Но самое главное, что это не для пользы, — это потому что красиво, так хочется. Или возьмём орудия труда или охоты — обратили внимание, что они симметричные? И не потому, что так удобно, — наша кисть не заточена, чтобы удерживать эти симметричные орудия. А душа первобытного человека попросила об этом. И вот чувак сидел всю неделю и долбил камнем о камень, чтобы симметрично было. Потому что — красиво. В 1895 году хорватский палеонтолог Драгутин Горянович-Крамбергер нашёл скальный навес Крапина, где откопал несколько сотен костей неандертальцев. И ещё он там нашёл восемь когтей и одну фалангу орланов-белохвостов, где были обнаружены затёртости и множественные надрезки с заглаженными краями. Судя по всему, это были остатки древнейшего в мире ожерелья! А потом были найдены семь птичьих костей со следами такой же обработки во французской пещере Комб-Греналь в слоях с датировками около 90 тысяч лет назад. Итальянский грот Рипаро ди Фумане дал кости птиц с самыми большими и красивыми перьями — и на них тоже следы обработки. Зачем обрабатывать перья неандертальцу? Напрашивается вывод — украсить себя. В микокском слое грота Ортю найдены лапа и хвост леопарда в анатомическом положении. Может, и шкурка где-нибудь к стене прибита была? Или жена носила? Тоже вариант. Так что не надо думать, что неандертальцы были тупые рационализаторы, они первые сделали шаг к человечности — начали ценить красоту.

Возможно, наше ощущение красоты — это побочный эффект развития мозга. Ну, сбой такой, побочка, связанная с появлением воображения. Мы можем вообразить нечто лучшее, чем то, что есть, и раз — возникает образ красоты. Все мы знаем, что первые скульптуры, созданные людьми, изображают женщин — это так называемые «палеолитические Венеры». Они пухленькие, кругленькие, всё у них на месте — что ещё мужику надо? У самых ранних Венер даже головы нет. Ну а зачем женщине  голова? Всё остальное-то есть. Хотя многие сейчас считают, что это «чересчур», откровенно слишком. Есть даже версия, что такие фигурки делали сами женщины, пока мужики гонялись за мамонтами. Но я убеждён, что Венер лепили мужики, и они изображали именно таких женщин, каких хотели! Если бы пещерный человек увидел современную женщину, я думаю, она бы ему очень даже понравилась. Правда, вопрос в том, какой пещерный человек. Если это был бы кроманьонец, однозначно запал бы. Если неандерталец, думаю, тоже да. Если питекантроп, то уже со скрипом, долго бы приглядывался. Потому что его реакция на современную женщину была бы такой же, как у современной женщины — на питекантропа. Ну, лоб какой-то распухший, лицо маленькое, челюстей практически нет, зубки какие-то крошечные — какая-то она «больная», сдохнет через неделю. Пещерные люди были разные, вкусы у них были разные, но чем ближе к современности, тем больше вкусы становились похожими на наши.

Есть версия, что первые украшения создавались мужчинами как способ привлечения женщины. Если ты можешь сделать ожерелье, особенно необычное, ты привлекательный. А уж если оно сделано из клыков зверя, которого трудно добыть, то ты вообще космос. Я уже говорил, что у неандертальцев украшения были из когтей орлана-белохвоста. А добыть такие когти — просто подвиг: орлана надо ещё найти, учитывая, что у тебя нет бинокля и винтовки, а есть только копьё. А ещё нужно лезть на скалу и не упасть при этом. Или, допустим, во Франции мадленского времени изготовлялись украшения из клыков благородных оленей. Мы знаем, что у оленей клыков не бывает, это редкость. Поэтому если женщина видит, что на тебе ожерелье из тридцати зубов оленя, то она понимает, что ты очень и очень крут — ты ловкий, сильный, сумел выжить, а значит, от тебя получатся здоровые дети. Половой отбор, всё просто. Половой отбор — это двигатель эволюции, когда каждое новое поколение лучше и красивее. При этом мужчины, вероятно, в основном украшали сами себя. Если посмотреть на разные современные племена, заметно, что женщины все серенькие и не сильно выделяются, а мужики нацепляют перья, вставляют косточки в нос и так далее. Важно показать, какой ты молодец и удалец, тогда все женщины падут к твоим ногам. А саму женщину незачем украшать — она и так уже есть. Самые популярные у древних людей способы прихорошиться — ношение нательных украшений и раскраска охрой. Ещё делали прижигания или шрамирование. Есть находки в одном регионе, где у всех мужиков, начиная с 16 лет и старше, — шрамы на лбу с правой стороны. У подростков и женщин ничего такого нет. Шрамы делались основательно, даже на кости след оставался. О красоте тут можно, конечно, поспорить. Особенно с современной точки зрения. Но тогда считалось, что без этого мужик не мужик. Вон в северной и восточной Африке уже 12 тысяч лет существует традиция подпиливания или выбивания передних зубов. Без этого, по местным представлениям, мужику жениться нельзя. Некрасивый он. Зная всё это, можно не удивляться, почему современные молодые мужчины так тщательно отращивают бороды и украшают своё тело татуировками. Они хотят понравиться женщинам. Потому что идёт сильная инфантилизация среди молодых мужчин — мамонтов больше никто не добывает. Ну хотя бы бородой женское внимание привлечь. Вообще, обратите внимание, как меняются лица у мужчин? Они всё больше становятся похожи на детей — круглые лбы, мягкие подбородки. Всё это должно вызвать у женщины «материнские инстинкты». Инфантилизация, я вам говорю.

Конечно, украшения как способ заявить о красоте — это уже хомо сапиенсы. Они уже не такие рациональные ребята, как неандертальцы, у них уже есть желание высказаться. Вот возьмём наскальные рисунки – как способ высказывания. Да, были среди них и сакральные изображения, но, если честно, таких очень мало. Просто нам показывают в книжках все эти охоты, бизончиков, лошадок, шаманчиков. А самом деле 99 процентов этих рисунков — просто рисунки. Вот что-то свербит внутри у человека, ему надо поделиться с окружающими своим свербением, а окружающим, мягко говоря, плевать на все эти душевные метания. Поэтому человек хватает зубило и охру и бежит в какой-нибудь труднодоступный угол в пещере, чтобы никто его не нашёл, — и давай рисовать! Ведь практически все наскальные рисунки были найдены в очень укромных уголках, туда ещё просто так не попадёшь. Это чтобы не смотрели и не смеялись. Такие выплески души были. Чувство прекрасного рождалось. И искусство, конечно.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото из архива Станислава ДРОБЫШЕВСКОГО