Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Врач года-2022 Николай КРИВОШЕЕНКО — о том, как книга о хирургии перевернула жизнь и почему с маленькими пациентами работать легче.

Вся его жизнь — бег с препятствиями и их преодоление. В фильме-портрете, снятом для областного конкурса «Врач года-2022», наш герой ранним утром бежит через парк к Бугринскому мосту — именно так он начинает или заканчивает свой рабочий день. Николаю Кривошеенко 38 лет, он детский хирург Новосибирской государственной областной клинической больницы, в медицине больше 15 лет. Родители пациентов в отзывах называют его «врачом с драгоценными руками и большим сердцем». В профессиональной среде его ценят как специалиста по детской торакальной хирургии — это операции на грудной клетке, где риски особенно высоки.

— Николай Владимирович, начнём не с хирургии. Вы давно бегаете — спортом занимаетесь?

— Я родился в маленьком городке Щучинске, который называют кузницей лыжников и биатлонистов в Казахстане. Папа меня в 6-летнем возрасте отдал в лыжную секцию, и так пошло-поехало. Были какие-то перерывы, но без спорта никак, это лучшее средство от стресса. Подыскиваю время, когда сыновья спят — в пять утра или вечером. Разные были спортивные увлечения, а лет шесть назад друзья предложили заняться подводной охотой, мне понравилось — и в плане физической подготовки, и с точки зрения изучения разных акваторий.

— Как вы пришли в медицину? Что стало тем самым крючком для вас?

— Получилось спонтанно. В классе девятом по литературе задали читать какую-то тему, я пошёл в библиотеку, нашёл нужную книжку и стал перебирать другие. И вдруг мне попалась книга по военно-полевой хирургии, текст я не понял, а иллюстрации были замечательные — человек зарисовывал этапы лечения той или иной патологии. Меня это увлекло, я пошёл в другие библиотеки, нашёл с десяток книг по анатомии и хирургии.

— А в семье были врачи?

— Мои родители к медицине не имеют никакого отношения. Они, конечно, видели интерес с моей стороны, но советовали обратить внимание на более оплачиваемые профессии. У меня у самого был большой интерес к электронике и радиотехнике, я и в кружок ходил, и что-то пытался паять. И после школы поехал поступать в Алматы, где живут бабушка с дедушкой, в политехнический университет имени Сатпаева — огромное учебное заведение, знаковый вуз. В последний день перед подачей документов практически не спал, сомневался — потяну ли программу. Утром стою в очереди подавать документы, и тут у меня внутри какой-то тумблер переключился, я развернулся и пошёл в медуниверситет.

— В детской торакальной хирургии в Новосибирске вы сейчас номер один. Долго пришлось учиться?

— Когда Алексей Владимирович Грамзин, заведующий нашим отделением и главный детский хирург Новосибирской области, предложил мне заняться торакальной хирургией, было очень ответственно. Это один из сложных разделов детской хирургии: лечение врожденных и приобретенных патологий органов грудной полости, где оперативное вмешательство связано с высокими рисками. Собирал знания и опыт по крупицам, учился у коллег: в областной больнице есть взрослое отделение торакальной хирургии, куратор которого — главный торакальный хирург Сибирского федерального округа Юрий Владимирович Чикинёв, а заведующий — Александр Владимирович Коробейников. Пять лет назад появилась возможность съездить в одну из ведущих клиник страны — больницу №13 имени Филатова в Москве, где детским отделением торакальной хирургии заведует Александр Юрьевич Разумовский, президент Российской Ассоциации детских хирургов. Вообще, опыт в областной больнице приобретается очень быстро, особенно сейчас, когда изменилась маршрутизация и все новорождённые с пороками развития со стороны органов брюшной полости и грудной клетки направляются к нам, исключение составляет только сердце — им занимается клиника Мешалкина.

— Это связано с открытием перинатального центра?

— Верно, если на скрининговом обследовании на втором триместре беременности у ребёнка выявляется какой-то порок развития и это требует оперативной коррекции, тут же проводится перинатальный консилиум. Смотрим, решаем, можно ли пролонгировать эту беременность или лучше прервать, чтобы не было проблем после рождения и ребёнок не стал инвалидом. Это всемирная практика. После кесарева сечения забираем ребёночка в реанимацию, где проводится ряд обследований и выстраивается план хирургического вмешательства.

— Вы работаете с самыми маленькими пациентами, вес которых 470–500 граммов. Что это за операции?

— У таких малышей органы ещё не совсем развиты. Скажем, одна из проблем — это сохранившийся после рождения открытый артериальный проток. В норме он должен закрыться, но если ребёнок родился раньше времени, этот проток продолжает функционировать, поэтому есть проблемы с микроциркуляцией. Мы оперируем таких малышей в операционной перинатального центра, прямо в кувезе, потому что там созданы условия, приближенные к внутриутробным. Алексей Владимирович внедрил операции по коррекции данного нарушения, и теперь для нас это постоянная практика.

— Для вас хирургия — это творчество или ремесло?

— Когда ты делаешь что-то своими руками и видишь положительный результат — это и есть творчество. В хирургии не всё всегда идёт по плану, бывают и осложнения, и разные ситуации. Ты должен быть начеку и ко всему готов, поэтому к каждой операции тщательно готовишься. Наша задача — не навредить, сделать максимально от нас зависящее. Так, чтобы ребёнок, если и возвращался к тебе, то с улыбкой на лице и со словами благодарности.

— Про хирургию есть немало шуток, одна из них известна по фильму «Покровские ворота»: «Резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита…» Как вы к этому относитесь?

— В каждой шутке есть доля правды. Бывает, что ребёнок поступает в клинику с острыми болями в животе, а врач не может поставить точный диагноз, потому что картина смазана. При болях в животе родители часто дают ребёнку обезболивающие вместо спазмолитика. Болевой синдром не проходит, а клиника уже другая, нет классической картины. И тянуть нельзя, иначе всё может закончиться плачевно. Тогда хирурги взвешивают риски, общаются с родителями, объясняют ситуацию. Сегодня мы имеем возможность провести диагностику с помощью малоинвазивного оборудования — маленький прокол, чтобы поставить микрокамеру и посмотреть животик изнутри. Нет катастрофы, значит, камеру убрали, прокол за два дня заживёт. А бывает, поставил камеру, заходишь в порт, а там — полный живот гноя, хотя клиники перитонита нет.

— Получается, вам и психологом приходится выступать? Дети часто боятся докторов, а родители не всегда всё понимают.

— Совершенно верно. Когда я работал в Бердске, приходилось лечить, в том числе взрослых пациентов, так вот их порой очень непросто было убедить. А с ребёнком проще, он хоть и кричит, и ругается на тебя, но найти общий язык удаётся, может быть, потому что сам в душе в какой-то степени остаёшься ребёнком. Даже с самыми маленькими поговоришь, погулишь — и он уже улыбается. Когда родители видят, что доктор нашёл контакт с ребёнком, у них тоже появляется доверие. А сначала настороженность: молодой доктор, умеет ли он вообще оперировать, есть ли у него стаж?

— У вас три сына, как думаете, пойдут они по вашим стопам?

— Ещё рано об этом говорить, потому что они, когда видят скорую помощь, кричат: вау! Видят пожарную машину: вау! Старшему Олежке десять лет, ему интересны всякие технические штуковины, программирование. Среднему Егору — шесть, он хочет быть спасателем. А младший Санечка пока не говорит, ему два года. Кстати, супруга была с детьми на конкурсе, пока я выходил на сцену несколько раз, мальчишки задали Юле миллион вопросов: зачем папа туда пошёл, а что он будет делать с микрофоном? А после старший сказал: «Может быть, мне тоже врачом стать?» Время покажет. Я вообще в детстве хотел дальнобойщиком стать, фуры мне очень нравились.

— А выбрали не самую высоко оплачиваемую работу. Получается подрабатывать?

— Мне вполне хватает основной работы. Я каждый день работаю в стационаре, плюс дежурства, а ещё устроен в планово-консультативную помощь — это санавиация, где по маршрутизации есть не только вылеты вертолёта, но и выезды на автомобилях скорой помощи и консультации по телефону.

— Не сожалели о своём выборе?

— Когда учился, со второго курса до окончания университета, подрабатывал медбратом в операционном блоке в Центральном военном клиническом госпитале — мыл полы, инструменты. У военных докторов свой взгляд на мир и своеобразный юмор. И я задумывался о том, чтобы пойти в военную медицину, но переучиваться с педиатрии — слишком долгий путь. В итоге я не жалею, что стал детским хирургом. Рад, что работаю здесь. Клиника третьего уровня — колоссальная больница с огромным штатом сотрудников, лабораториями и материальным обеспечением. Мы оказываем высокотехнологичную помощь, делаем малоинвазивные операции. Детскую хирургию так и называют — большая хирургия малых пространств. Ты должен выполнить свою задачу как хирург в маленьком тельце — среди дышащих лёгких, бьющегося сердца и магистральных сосудов. И это очень ответственно. Будем работать, расти, развиваться, учиться чему-то новому.