01.03.22

Жизнь как импровизация

Композитор Юрий ЮКЕЧЕВ — о любви к импровизации, Ленинградской консерватории и важности обратной связи со зрителем.

Юрий Юкечев за роялем

— Юрий Павлович, вы из музыкальной семьи? Чем занимались ваши родители?

— Отец начинал учителем, потом был военным, прошёл всю войну, из Сибири до Западной Украины. Мама врач-педиатр, в роду у неё были и писатели, Михаил Козаков — троюродный брат. Мама пела, отец играл на гитаре и мандолине.

— Когда вы начали писать музыку: в детстве или уже в осознанном возрасте?

— Ещё в училище, куда я поступил в 1960 году, а записывать свои опыты стал в 1963-м. У меня было много друзей-музыкантов, они мне говорили, что нужно поступать на композиторский. Учился я на фортепиано, а потом так получилось, что победила тяга к созданию музыки. У нас были прекрасные учителя, это сыграло большую роль в становлении музыкального мышления и любви к музыке. Со второго курса я был концертмейстером, работал со струнниками. Музицирование в училище было очень развито — конкурсы, концерты, мы даже две оперы сделали своими силами — «Кармен» и «Травиату».

— Это в возрасте 14-16 лет?

— Мы как пианисты работали с солистами, они были чуть постарше нас, и оркестр был в училище свой. Оперы показывали на сцене театра, хоть это и не было совершенно, зрители остались довольны. Я к тому, что среда имеет колоссальное значение. О своих учителях могу говорить долго, но одного человека назову — Анатолий Борисович Зелинский, изумительнейший пианист, одесская знаменитость, он мог сделать программу за три дня, если артист заболел, наш Зеля в этом смысле был незаменимым человеком. Его мелодизм и манера исполнения мне очень импонировали, благодаря ему я стал композитором. Хорошо, когда рядом есть опытный музыкант, главное — не давать плохих советов.

— А как удержаться от вредных советов?

— Это самое сложное. Казалось бы, опытный музыкант, много знает, и всё, что он говорит, верно. Но это не так. Говорить с детьми о композиции, научить этому может только композитор. Это важно на всех уровнях — школа, училище, вуз. Бытует мнение: если ты музыкант, то всегда сможешь стать композитором. Но это совершенно особая профессия. Изначально нужен природный дар, сама потребность сделать что-то «своим ухом», особая любовь к звуку. Дальше, конечно, имеет значение среда, где человек растёт и совершенствуется. Когда я вспоминаю Украину — это люди, земля, небо, вода — всё было прекрасно. А как там пели! Наше училище в городе Луцке тогда только открылось, мы были вторым выпуском. И лучшие педагоги прибыли из Одессы, Киева, Львова — очень мощные люди. 

— В Ленинградскую консерваторию трудно было поступить?

— Я сначала приехал на консультацию и сразу попал к Оресту Александровичу Евлахову, он меня выслушал и дал несколько советов. А потом приехал сдавать экзамены, они были непростые, особенно по теоретическим предметам, но я был уверен, что поступлю. Евлахов взял меня в свой класс, он был для меня как отец. Мои родители получили от него несколько писем, разных, в одном он писал: «Ваш сын упрямый как осёл, но мне это нравится...». Евлахов дружил с Шостаковичем, был заведующим кафедрой композиции, все композиторы ленинградской школы того времени — его ученики. У нас было и индивидуальное, и групповое обучение, так называемый класс, куда мы приходили к двум часам и уходили с заходом солнца: слушали, высказывались, критиковали друг друга. И конечно, меня потряс Ленинград, теперь я уже повидал много разных городов, но до сих пор считаю его особенным, здесь сама архитектура воспитывает. Я уже не говорю об Эрмитаже, Русском музее, библиотеке Академии художеств, где некоторые альбомы на нормальном столе не помещаются.

— И вот после такого великолепия вы приезжаете в суровую Сибирь…

— Был запрос — вакантное место на кафедре композиции, проректор обратился к Евлахову, он порекомендовал меня. В моё время при распределении считалось, что училище — это хорошо, обычно шли работать в музыкальную школу, а тут предлагают вуз. Я собирался поступать в аспирантуру, шли экзамены. Солнце светит, прямо слепит, и я подумал: что я здесь делаю? Приехал в Новосибирск 2 сентября 1970 года, мне было 23 года, а сейчас 75, как время быстро пролетело!

— Чем вы здесь вдохновлялись?

— Первые дни мне многое казалось странным. Вознесенский собор был ещё деревянным, в соборе Александра Невского и вовсе располагался склад. Но музыкальное поле было такой мощной вибрации, столько было музыкантов, которые только ждали музыки! И я погрузился в эту жизнь с головой. Уже прошли два концерта с моими произведениями, как-то поднимаюсь по лестнице, навстречу мне Борис Певзнер, создатель Новосибирской хоровой капеллы: «А когда для меня напишете?». Это было непросто. В то время хор состоял из людей, которые наполовину не знали нотной грамоты, разучивали всё с голоса, с клавиатуры. Я послушал концерт старинной музыки, и так родилась первая тема — кантата для хора «Рубайят» на стихи Омара Хайяма. Никогда не думал, что так легко буду писать а капелла, без какой-либо музыкальной поддержки. Выразительность человеческого голоса ни с чем не сравнима. Дальше были кантаты «Песня над озером» на корейские тексты и «При свече» — всего я написал с десяток произведений для хора.

Юрий Юкечев

СОБЫТИЕ
80 лет отмечает в 2022 году Сибирская организация Союза композиторов России. 23 января состоялся юбилейный концерт сибирской музыки, в том числе исполнена «Драматическая поэма» Юрия Юкечева. Предстоят ещё исполнения. При поддержке министерства культуры Новосибирской области изданы альманах, серия дисков «Музыка Сибири» и сборник пьес для фортепиано «Сибирский альбом».

— В вашем творчестве много разноплановой музыки — симфоническая, камерная, балеты и даже опера. И были постановки?

— К сожалению, нет. Оперу «Сказание о людях тайги» по роману Алексея Черкасова «Хмель», что-то вроде «Хованщины», мы с дирижёром в нашем оперном уже расписывали — кто какую партию из вокалистов должен исполнять. Но вскоре он уехал, забрал с собой партитуру, и всё осталось нереализованным. Балет «Комиссар», помните, был такой фильм по мотивам рассказа Гроссмана, тоже планировался к постановке. Мне хотелось показать женщину как героя и жертву, но худсовет театра это не устраивало, и снова не случилось. Какие-то фрагменты потом исполнялись как симфонические пьесы.

— Ваше увлечение электронной музыкой во многом связано с работой в театрах, более 60 спектаклей. Как у вас хватало время на всё?

— Я начинал в ТЮЗе, потом был «Красный факел», «Старый дом», несколько спектаклей сделал в театре Сергея Афанасьева в сотрудничестве с режиссёром Изяславом Борисовым. ТЮЗ я вспоминаю с особой теплотой, потому что там мы чаще всего экспериментировали. Первой работой стал спектакль «Двенадцатая ночь» Шекспира. И на обсуждении критик и журналист «Советской Сибири» Марина Рубина заметила: «По-моему, мы сегодня стали свидетелями рождения нового театрального композитора». И это, конечно, придало мне уверенности. Ты приносишь музыку, на сцене много людей, есть режиссёр, у которого свои задачи, им с этой музыкой нужно жить, а она, например, мешает. И перед тобой стоит задача стать частью единого процесса: режиссёр — художник — композитор. А что касается электронной музыки: если у театров сначала ещё были деньги на оплату музыкантов, то потом это всё быстро закончилось, и нужно было думать, как писать музыку и с минимальными затратами получать фонограмму. Вот тут электронная музыка выручала.

ИНФО
Юрий Юкечев — автор более 300 музыкальных произведений, заслуженный деятель искусств РФ. 1 января Юрию Павловичу исполнилось 75 лет. Родился в 1947-м в городе Мукачеве Закарпатской области Украины. После окончания музыкального училища в Луцке поступил в Ленинградскую консерваторию. Успешного выпускника пригласили работать в Новосибирскую консерваторию, где он вот уже полвека преподаёт на кафедре композиции. Председатель Сибирской организации Союза композиторов России в 1996–2012 годах.

— Джаз и импровизации — ещё одно направление, где вы активно работали. Это всё уникальный материал.

— О, это было время! Импровизацией я много занимался, это у меня в крови, с детства. И, став композитором, в произведении, в котором большую роль играет импровизация, отводил себе роль режиссёра: я даю материал музыкантам, а потом с ними это исполняю. Так мы работали с Владимиром Толкачёвым, он тогда только окончил консерваторию, он мне и предложил: «Почему бы вам самому не сесть за рояль?».

— Тем более что это ваша специальность…

— Когда мы начинали, Володя играл на саксофоне в оркестре цирка, и приходилось использовать любую возможность поработать, всё свободное время музицировали и анализировали. Наш дебют состоялся в Ленинграде, на фестивале авангардного джаза, который проходил в Эрмитажном театре. Всё прошло успешно, нас поздравили критики и музыканты. Так сложился наш с Толкачёвым ансамбль «Homo liber». Как-то после концерта подошли музыканты и сказали: ребята, дайте нам ноты, мы тоже хотим такое играть. Мы дружно засмеялись, посчитав это комплиментом. Мы играли импровизации, а для них это было как по нотам.

— А если переложить на ноты?

— Всё равно повторить не получится. Тут же и настроение, и наполненность, и реакция зала, когда зритель слышит и слушает — играть очень легко. Мы играли в огромном Ленинградском концертном зале, и с первых звуков было понятно, что нас слышат и желают успеха. Мы это понимали кожей, седьмым чувством. Или, к примеру, в Риге мы играем, а кто-то тихонько подходит сзади: спасибо за музыку, ребята! Такие моменты запоминаются на всю жизнь. Зрители — соавторы, потому что главный вопрос нашей профессии: для кого мы играем? И важно иметь обратную связь, тогда ты чувствуешь, что можешь быть свободен в своём творении, полёте или парении. То, что я делал в авангардном джазе, обогащало меня как композитора, и в моей опусной музыке появилось современное звучание.

профессор Новосибирской консерватории Юрий Юкечев

— Сегодняшние студенты отличаются от вас, какими вы были полвека назад? Как они сочиняют музыку?

— По-настоящему талантливых единицы, так было всегда. Как правило, эти люди направлены на созидание, при этом внутренний критик наделяет их определённой скромностью. Но в массе своей сегодня в среде студентов очень большие потери — в общем воспитании и образовании, в личностном и профессиональном. Интернет, телевидение дают образцы того, чему подражать не стоит. Этика музыканта начинается с того, что вначале нужно что-то сделать самому, а не задавать вопрос: почему вы нас не учили, как продавать музыку. Кстати, когда я учился, у нас было немало предметов, но сегодня я вижу огромное количество ненужных предметов в программе обучения. Творческих людей нужно переводить на свободное расписание, человек должен располагать максимумом времени для того, чтобы творить. Это очень сложный процесс, бывает, проходит несколько дней, и не пишется, а потом в последний день рождается музыка. Главный толчок — это внутренняя потребность, вдруг появляется идея и хочется её изложить, оформить.

— Ваши выпускники-композиторы востребованы?

— Многие мои выпускники имеют счастливую судьбу, иных уж нет. Саша Новиков, Толя Дериев — это всё мои ребята. Теперь Ираида Сальникова очень активно работает. Григорий Смирнов живёт и работает в США. Если есть талант, то его востребует время, рано или поздно.

— В этом году Сибирской организации Союза композиторов России исполняется 80 лет. Уже состоялся концерт сибирской музыки, и ваша «Драматическая поэма» звучала.

— Всегда исходят из возможностей, что можно исполнить, и то, что это делается, — уже хорошо. Я прекрасно понимаю, каких это усилий стоит, 16 лет после смерти Аскольда Мурова сам был председателем. У нас действительно много хороших композиторов. Всё в одном концерте не представишь, что-то всегда остаётся за кадром. К юбилею выпустили серию дисков, вышла книга, ещё планируются исполнения. Проделана большая работа, и я очень благодарен.

Марина ШАБАНОВА | Фото Александра ГРИБАКИНА
back

Новости  [Архив новостей]

x

Сообщите вашу новость:


up
Яндекс.Метрика