Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Дирижёр Игорь ТЮВАЕВ — о том, как «раскопать» музыку Средневековья, кто такой Маркелл и что нужно, чтобы на концерты шла новая публика.

Новосибирский музыкант Игорь Тюваев известен не только тем, что четверть века назад, в 1995-м, создал ансамбль «Маркелловы голоса» и продолжает руководить коллективом, который исполняет забытые шедевры древнерусской церковной музыки, поёт классику и даёт жизнь современным партитурам, исполняет фольклор разных народов, а ещё джаз и рок. Игорь Борисович был руководителем Тбилисской хоровой капеллы, шесть лет работал в Вене; как дирижёр и певец-солист участвовал в концертных проектах знаменитых дирижёров — Саймона Рэттла, Рикардо Мутти, Клаудио Аббадо; как хормейстер готовил известнейший Арнольд Шёнберг хор к ряду проектов под руководством Николауса Арнонкура, преподавал в Венской консерватории на кафедре старинной музыки. Он руководил кафедрой старинной музыки в Новосибирской консерватории, а последние 15 лет в Новосибирском театральном институте руководит кафедрой музвоспитания. Заслуженный работник культуры и искусства Новосибирской области Игорь Тюваев всё время генерирует новые проекты, вдохновляется сам и зажигает людей, оказавшихся в его поле.

— Игорь Борисович, кто вас привёл в музыку? И вдохновляла ли она вас в детстве?

— Скажу честно, особого счастья я не испытывал. Как все пацаны, мечтал играть в хоккей и футбол. Все мои друзья ушли из музыкальной школы, а я благодаря маме остался и закончил. У меня была кличка Моцарт, и это было обидно.

— Почему же обидно?

— Я ничего не сочинял и не был вундеркиндом. И даже во время учёбы в музыкальном колледже не понимал, чем буду заниматься. Меня никто не спросил, кем я хочу стать. Но это было предначертано, мама сама была хоровиком и меня повела по своим стопам. Музыкальная школа №1, музыкальный колледж, консерватория, аспирантура — это уже в Тбилиси. Так удивительным образом всё совпало, и я счастлив.

— Помимо музыкального таланта дирижёру требуется организаторский. Вам это от природы дано?

— Мама руководила детскими хорами, и я пел в одном из них — в ДК «Энергия», тогда это был ДК имени Жданова. Наверное, мне нравилось — сейчас уже не помню. Но в результате, когда я попал в камерный хор консерватории, которым руководил Борис Самуилович Певзнер, то почувствовал, что это действительно моё. А после первого курса проходил практику в хоровой студии «Журавушка» Ярослава Чапкайло, он-то и увидел во мне организаторские способности. Хоровик должен уметь работать и с коллективом, и с каждым человеком в отдельности. И уже на втором курсе я захотел делать что-то своё. Борис Самуилович предложил мне создать ансамбль старинной музыки, в то время я занимался тем, чем сейчас Аркадий Бурханов (худрук Ансамбля ранней музыки Insula Magica), — музыкой эпохи Возрождения. И в 1981 году я открыл при Камерном хоре первый в Новосибирске ансамбль старинной музыки Festa musicale. Это была моя проба пера как руководителя.

— И так начались ваши музыкальные раскопки?

— Да, мы с Аркадием летали в Таллинн на фестиваль старинной музыки. Тогда из Новосибирска был прямой рейс. Вылетали утром, шли на фестиваль, брали у прибалтов ноты и всю ночь фотографировали их в гостинице фотоаппаратом «Зенит», через сутки возвращались домой. Неделю печатали фотографии: ночью при свете красной лампы в туалете, каждый листик в проявитель, потом в закрепитель, — у меня до сих пор хранятся эти папки. Мы были фанатами. И это сказалось на моей работе с «Маркелловыми голосами». Если я берусь за программу, стараюсь показать публике неизведанные пласты, но очень качественно и талантливо.

— После окончания консерватории Борис Певзнер пригласил вас в Грузию своим ассистентом в хоровую капеллу. Что вам дал этот опыт?

— Капелла была большой — 100 человек. Грузинские хормейстеры работали с мужской частью капеллы, а меня Борис Самуилович поставил на женский хор. И я помню, как пришёл на первую репетицию: сидят 50 женщин, разных национальностей, а я ещё зелёный, выпускник, мне было 26 лет. После такой уникальной практики мне уже любой коллектив был не страшен.

— Эти женщины рулили вами?

— Пытались в начале, но я нашёл к ним профессиональный подход, работал искренне, они почувствовали во мне силу и полюбили меня. Когда Борис Самуилович уехал в Москву, коллектив пригласил министра культуры и попросил меня поставить во главе капеллы, год я был худруком. Кроме того, я предложил создать первый в истории Грузии ансамбль старинной европейской музыки, идею восприняли с энтузиазмом — пошили нам костюмы, купили инструменты. Наш ансамбль «Иберия консорт» выступал на Днях Грузинской ССР в Москве, за три года мы объехали все уголки Грузии. Это был конец 1980-х, начались поиски древних песнопений, и это были реальные раскопки.

— И вы вернулись к своим поискам?

— Да, бывал в грузинских семьях, что-то записывал на диктофон, что-то из нот мне давали копировать директора музыкальных школ. Первая программа, которую я сделал в Новосибирске с «Маркелловыми голосами», называлась «Россия и Грузия — сплетение судеб», целое отделение было посвящено духовной музыке, с того времени мы её больше не поём, хотя это просто космическая музыка. В последние годы в нашем репертуаре всё больше развлекательной музыки — застольные песни, советское ретро, эстрада.

— Почему стало больше развлекательной музыки?

— Стало сложно с публикой. Три года назад я решил создать абонемент духовной музыки, и, скажу откровенно, мы потерпели фиаско — народ не пошёл. Все пять концертов проходили при полупустых залах. Меня это сильно расстраивало. В 1990-х на наших концертах зал всегда был полный. И никакого видеоряда на экране. Люди ещё не были испорчены интернетом и телевизионным шабашом, ведь на ТВ сегодня вообще нет классической или духовной музыки, кроме канала «Культура», но его явно не хватает.

— Какие ваши программы сегодня собирают полные залы?

— Мы сотрудничаем с Андреем Бутриным, актёром и преподавателем театрального института, есть прекрасная программа с ним — «Жёлтый ангел» по творчеству Вертинского, мы её уже раз 12 показывали, и всё время полные залы, как-то в декабре даже в минус 34 в ДК имени Горького не было ни одного пустого места. На стыке музыки и театра создано несколько проектов по творчеству русских поэтов — Сергей Есенин, Маяковский, Хармс, — на них меня вдохновило знакомство с Денисом Казанцевым, актёром «Красного факела», который и стал режиссёром этих спектаклей. В проектах участвуют ведущие актёры новосибирских театров — Андрей Яковлев, Тимофей Мамлин и другие.

— В вашем ансамбле всего 12 исполнителей. Сакральное число или всё гораздо проще?

— В хоре должно быть четыре партии, и в каждой из них минимум три человека, чтобы держать цепное дыхание. Наш ансамбль является стартовой площадкой для молодых. Это не хоровая капелла, где люди приходят в 20 лет и уходят в 60. Они берут от меня, что могут или хотят, и улетают в сольную карьеру. Эта идея была изначально — 12 классных солистов, которые могут и в ансамбле петь, и сольно выступать.

— Давайте расскажем, кто такой Маркелл, именем которого назван коллектив.

— В 1987 году мне из Америки привезли аудиокассету коллектива «The Tallis Scholars» английского дирижёра Питера Филипса. Они исполняли произведения итальянского композитора эпохи Возрождения Джованни Палестрина, запись произвела на меня сильнейшее впечатление. Ансамбль из 12 человек назван по имени композитора эпохи Возрождения — «Ученики Таллиса». И я решил, если у меня когда-то появится свой ансамбль, я создам его по образцу Питера Филипса. А когда такая возможность появилась, я начал поиски и обнаружил уникальную фигуру — Маркелл Безбородый — игумен, сочинявший музыку, его первым стали писать в нотных церковных записях. Прежде это были анонимные авторы, считалось, что композитор — только посредник между небесами и паствой. Написанная Маркеллом музыка для пения Псалтири была так талантлива, что Иван Грозный издал указ: отныне во всех церковно-приходских школах обучать детей пению на Псалтыри Маркелла Безбородого. По сути, он создал первый учебник для российской вокальной школы. Я нашёл фрагмент этого произведения, и мы его исполняли, эстетика совершенно другая — аскетичное пение и отсутствие личного начала. Древняя музыка всегда связана с мыслями о Боге, а не о себе и своих чувствах, поэтому там нет ни минора, ни мажора, каденций и замедлений. Только чистое звучание…

А что касается Питера Филипса, я его разыскал, написал письмо «на деревню к дедушке» — в Оксфорд, и он потом трижды бывал у нас в Новосибирске.

— В конце 1990-х вы уехали в Австрию, а «Маркелловы голоса» остались здесь. Вам, русскому музыканту из Сибири, удалось сделать невероятную карьеру. И всё-таки, почему вы вернулись спустя шесть лет?

— Начнём с того, что я, как специалист по старинной музыке, получил приглашение работать профессором Венской консерватории. Такой шанс даётся только раз в жизни. В Вене жил мой кумир Николаус Арнонкур, который исполнял старинную аутентичную музыку. Там был лучший в мире хор — имени Арнольда Шёнберга, о котором я просто грезил. И когда меня пригласил, я пришёл к директору филармонии Владимиру Миллеру и объяснил, что мне нужно уехать, возможно, не навсегда, но коллектив стоит оставить. И они с Владимиром Калужским меня поддержали. «Маркеллами» руководил это время Павел Шаромов. Я приехал в Австрию без знания языка, в сентябре 1999 года, преподавал на английском и сразу записался на курсы в Венский университет, занятия начинались в 7:30 утра — три часа, три раза в неделю. Задача стояла выучить язык, а потом позвонить в офис хора, представиться и рассказать свою биографию, чтобы договориться о прослушивании. Через семь месяцев я это сделал, и меня пригласили на прослушивание. Шеф меня долго испытывал, а после менеджер сказал, что мне повезло — я принят, хотя в базе данных хора тысяча певцов. И первый же проект был грандиозным: венский оркестр Герберта фон Караяна, дирижёр Риккардо Мути, Месса си минор Баха, три концерта — Ватикан, Неаполь и Зальцбург. Через год мне доверили работу хормейстера. Мы объехали весь мир. Был я и солистом Венской камерной оперы, пел в двух старинных операх, поработал в оперном театре небольшого городка Граца недалеко от Вены. Но прошло время, и я понял, что почти всё взял, что хотел, пошли повторы. Позвонил в родную филармонию, мне сказали: приезжай, с радостью примем, а уж как были счастливы «маркеллы» — не передать. Так и произошло возвращение блудного сына.

— «Маркелловы голоса», кажется, уже всё перепели. Чего не было или никогда не будет в вашем репертуаре?

— Может быть, современной музыки, которую сегодня любят дети, типа рэпа, — это, наверное, никогда. А всё, что талантливо и качественно, мы можем петь. Нас можно обвинить во всеядности. На Западе коллективы профильные: например, Питер Филипс занимается только музыкой XVI века, при этом у него свободный коммерческий коллектив и нет плана. В чём особенность работы филармонических руководителей коллективов — меня, Шаромова, Бурханова и других? В последнее время мы очень редко гастролируем, при этом нам постоянно нужно удивлять новосибирскую публику своими проектами. И мы прекрасно на протяжении уже многих лет справляемся с этой задачей!

— Музыка — более тонкие впечатления?

— Да. Я всё время думаю о том, как привлечь молодёжь на наши концерты, хоть у нас и так уже омолодилась публика. Но 25-летние редко смотрят в сторону филармонии. У меня самого маленькие дети: 12 лет дочке и 8 — сыну. Когда я слушаю музыку, они прислушиваются, и вкус формируется, но всё равно уровень периодически скатывается к тому, что слушают сверстники, и с этим приходится не только бороться, но и считаться.

— Что вас сегодня вдохновляет?

— В Москве появились талантливые композиторы, работающие в стиле минимализма. Я продолжаю делать фольклорные открытия. На юбилейном концерте 21 мая мы исполнили рок-оперу «Аида» Элтона Джона, закроем юбилейный сезон 20 июня — концертом-спектаклем «Аллилуйя любви» по мотивам рок-оперы «“Юнона” и “Авось”», в роли графа Рязанова — актёр театра Сергея Афанасьева Савва Темнов. Мы уже начали готовиться к следующему сезону — откроем его программой «Демон», а поскольку дело происходит на Кавказе, соединим великую поэзию Лермонтова с грузинской древней духовной музыкой. И я снова зажигаюсь, моя батарейка начинает излучать энергию, и жизнь прекрасна.

Когда я презентую свой новый концертный абонемент, московские дирижёры говорят мне: какой ты счастливый, Игорь, можешь делать то, что хочешь. Хоровой дирижёр больших капелл в большинстве случаев зависим от симфонического дирижёра, формирующего репертуар. Я же волен выбирать программу сам, и это даёт стимул к жизни, и я лечу как ракета.

— Как вы отдыхаете?

— После юбилея впервые позволил себе поехать на дачу, занимался домом, стриг траву, наслаждался. Жена работала, дети — учились, а меня отпустили отдохнуть. И я просто отвлекался от всего. Смотрел на речку и думал о «Демоне». Дом в Бурмистрово мы приобрели в пандемию. Рядом Караканский бор. В деревне новый храм — красивый, белый, как будто где-то на Золотом кольце. Я сразу пошёл в этот храм и предложил: давайте я буду петь в хоре. Батюшка меня благословил, без этого нельзя, в хоре мужчин не было вовсе. И всё прошлое лето я пел там по выходным на службах. Духовные песнопения дают мне внутреннюю силу, ведь они являются духовным посланием и долетают до небес.