15.11.18

Больше, чем война

Историк и писатель, телеведущий Феликс РАЗУМОВСКИЙ — о том, почему Гражданскую войну правильнее называть Великой смутой

Историк Феликс Разумовский: «Между нами до сих пор нет доверия, которое формируется столетиями».

 

Год назад Россия вспоминала об Октябрьской революции 1917 года, в этом году наступило время ещё раз вспомнить и задуматься об уроках Гражданской войны. Повод тот же самый — 100 лет со дня начала этой до сих пор не до конца осмысленной войны. В Новосибирске к этому юбилею была приурочена Всероссийская научно-практическая конференция «Гражданская война. Многовекторный поиск гражданского мира», организаторами которой выступили правительство НСО и Новосибирская митрополия.

Разговор потомков

Пленарное заседание конференции открыл губернатор области Андрей Травников. «Сто лет назад великие потрясения изменили жизнь Российского государства и повлияли на судьбу всего мира. Эти события определили политическую, экономическую и социальную картины XX века и начала XXI века. И вполне закономерно, что сегодня российские и зарубежные учёные, политологи, эксперты обращаются к глубокому и всестороннему осмыслению эпохи революции и Гражданской войны. Современному динамичному миру необходимо объективное знание о том времени, нужны достоверные факты и теории, позволяющие извлечь практические уроки», — сказал губернатор.

 

Гражданская война — одна из самых трагических страниц истории и самого Новосибирска: самый крупный город Сибири не смог остаться в стороне от политических и военных потрясений смутного времени, власть здесь с 1917-го по 1919 год несколько раз переходила из рук в руки, и зачастую с огромными человеческими жертвами. И сейчас в Новосибирске, как и в любом другом городе России, есть достаточно сторонников как «красных», так и «белых», не всегда готовых считаться с мнением друг друга. Чего только стоит недавняя попытка группы активистов установить в городе памятник Сталину — при том что организаторы заведомо знали, что многие отнесутся к такому монументу крайне негативно. А между тем история, на что обратил внимание Андрей Травников, должна не разделять, а связывать людей, служить их согласию и консолидации. И если война разобщала наших предков, то память о ней способна объединять и примирять потомков.

 

Одним из участников конференции стал гость из Москвы Феликс Разумовский. Те, кто смотрит телеканал «Культура», знает его авторскую передачу «Кто мы?». Кроме того, Феликс Вельевич — автор 20-серийного телецикла «Кровь на русской равнине», посвящённого Гражданской войне. Режиссёр не только принял участие в официальных мероприятиях конференции, но и встретился с новосибирцами в Доме офицеров, рассказал о своём видении причин Гражданской войны. А теперь слово самому Феликсу Разумовскому.

Две России

— С самого момента создания Российской империи при Петре I Россия оказалась страной расколотой на «чёрную» и «белую» кость, на традиционное большинство, которое могло по-прежнему ходить в классических платьях и не брить бороду, и европеизированную верхушку. Европеизация при этом производилась с помощью грубого насилия: «Петровские реформы писаны кнутом», — говорил Пушкин. Но хоть и не сразу, она всё же укрепилась в верхнем слое населения. Уже при Екатерине II дворяне, по словам Достоевского, были европейцами не только по напудренным головам. Тогда же возникает такое страшное явление, как русское отщепенство. У Дениса Фонвизина есть комедия «Бригадир», которая в екатерининское время была запрещена к постановке, и её главный герой — сын бригадира Иванушка — это человек, который ненавидит всё русское. Он, русский дворянин, элита страны по рождению, говорит фразы типа «Хоть я и родился в России, но душа моя принадлежит короне французской». И как их крестьяне должны относиться к этим людям, которые говорят на непонятном языке, имеют какие-то непонятные цели, да ещё с времён Петра III освобождены от обязательной службы? Дело в том, что Московское царство было основано на обязательной службе всех сословий. И неслучайно историк Василий Ключевский отметил, что на следующий день после подписания манифеста о вольности дворянства надо было издать такой же манифест о вольности крестьянства. Возникающий раскол очень хорошо описан у Льва Толстого в повести «Утро помещика». Молодой барин, только что окончивший университет, искренне стремится понять, чего хотят крестьяне, и сделать их жизнь лучше. Но крестьянскую жизнь он совсем не знает, и все его предложения оказываются невпопад. При этом мужики держат своего барина за дурака, и общий язык они не находят.

 

И уже Пушкин понимал, что сложившаяся ситуация в отношениях крестьянина и помещика чревата новой пугачёвщиной, так как подобный раскол до добра не доведёт. Дело здесь даже не в ужасах крепостничества: такие помещики, как Салтычиха, были всё же эксцессами, чаще же отношения помещиков к крестьянам были отеческими, что не было лишено смысла. Великие реформы Александра II ситуацию не изменили к лучшему, а только усугубили проблему. Если раньше крестьянину было к кому обратиться в случае какой-то беды — например, дом сгорел, — то теперь он свободен.

 

До этого в России уже был один раскол, закончившийся смутой. Сейчас модно рассуждать о том, каким прогрессивным деятелем был Иван Грозный. А по сути этот неоднозначный человек был одним из трагических русских утопистов, который всю вторую, самую ужасную и неудачную половину царствования, потратил на то, чтобы построить «государство правды». И это государство, в котором нет зла, он строил силой власти, а не примером святой жизни. Для этого он выделил из русского мира часть и назвал её опричниной, в которой при судебных разбирательствах никогда «наши виноваты не были». По сути опричнина — это та же номенклатура времён Советского Союза. Это разделение в итоге обернулось Великой русской смутой и Россия чуть не погибла.

Приход самозванцев

— Похожее разделение при других обстоятельствах и в другой форме снова привело к смуте — распаду русской жизни. И начался распад в экономически благополучной ситуации начала ХХ века, когда Россия была самой динамично развивающейся страной в мире. Крестьянство почувствовало свою силу, поняло, что оно сильнее этих иванушек, которые распоряжаются землёй, но сами на ней не работают. Его первое открытое выступ­ление произошло в 1902 году. Это и стало началом смуты. Как это было, описано Владимиром Короленко в его очерке «Грабишки»: мужики на телегах приезжают в усадьбу, идут в «экономию», растаскивают лошадей, инвентарь, сбрую, затем поджигают усадьбу. Революция 1905 года — это всероссийский погром дворянской усадьбы и вырубка господского (причём совершенно не нужного крестьянам) леса. Погромы утихли только в 1907 году благодаря деятельности Столыпина, который ввёл «столыпинские тройки».

 

Одно из главнейших проявлений русской смуты — приход самозванца. Самозванец — это двойник носителя верховной власти, как Антихрист — Христа, которые даже немного похожи внешне. И русская смута начала XX века развивалась по закономерному сценарию. Есть достоверные описания встречи Ленина с группой революционеров на Финляндском вокзале Петрограда весной 1917 года — так не встречали даже самых известных политиков того времени: князя Львова или Милюкова. Совсем неизвестному человеку устроили такой же торжественный приём, как москвичи в XVII веке встречали Лжедмитрия. Даже люди, которые читали Маркса, в ужасе от речей, которые Ленин произносит с броневика и с балкона особняка Кшесинской: война — это защита одних эксплуататоров от других, поэтому надо превратить войну империалистическую в гражданскую. Это призыв к национальной измене. Как должны воспринимать это люди в нормальной ситуации? Отрицательно. Но смута списывает национальное предательство. А едущие на фронт солдаты, к которым обращается Ленин, — это то же крестьянство.

 

Большевики мечтали о мировой революции — подожгут Россию, и запылает везде, — но мировая революция невозможна. А вот превратить войну империалистическую в гражданскую удалось — страна к этому была готова, поскольку в состоянии смуты находилась уже пятнадцать лет. Февральский переворот, после которого не стало последней опоры — царя, тут же привёл к разрастанию смуты. Хотя нам говорили, что сначала была революция, а Гражданская война стала её следствием как попытка господствовавших классов взять реванш, на самом деле всё было наоборот. А при том разладе, который возник между европеизированным слоем дворянства и крестьянством, ну какой был шанс у русских офицеров, гимназистов, кадет победить в войне, если крестьянский мир считал их за кого угодно, но не за людей, с которыми можно делать общее дело и куда-то за ними идти? Думаю, ни одного. Этим и воспользовались большевики. Манипулируя массами, они станут разрушать крестьянский мир с помощью комбедов и сельсоветчиков, направят против крестьян сразу несколько гигантских армий: продармию, чтобы отбирать продовольствие, заградотряды, чтобы не пускать в деревню мешочников, армию по борьбе с дезертирством. Деревня сопротивляется, её сотрясают восстания, но все они обречены: у крестьянского мира нет элиты и своих вожаков, а за белыми они не идут, даже казачьи области. Эта ситуация и позволила почти полностью уничтожить русский мир.

 

Президент Путин на Валдайском форуме три года назад сказал, что главная проблема современной России — это проблема идентичности. За идентичностью стоят наше национальное, историческое сознание, национальные институты по организации русской жизни. А здесь никто не может доверять друг другу. Доверие формируется столетиями, и у нас его нет до сих пор.

 

Виталий СОЛОВОВ | Фото Валерия ПАНОВА

back
up