Три счастливых билета вытянула в своей жизни Наталья Ярушкина, и все три — в театре «Красный факел». Пришла сюда в 19 лет костюмером, уходила, возвращалась, сменила ещё две профессии, но самые главные «университеты» прошла здесь. И вот уже десять лет является помощником режиссёра, в том числе ассистирует и Тимофею Кулябину, главному режиссёру «Красного факела», выдающемуся постановщику современности.

— Первый свой счастливый билет я вытянула, когда меня приняли на работу в «Красный факел». Я приехала в Новосибирск в 19 лет, мне не нравилась моя профессия — технолог трикотажного производства,— и я искала какое-нибудь дело по душе, — рассказывает Наталья. — Друзья посоветовали устроиться в театр, я и думать не могла, что там можно работать не будучи актёром. Решила попробовать, звонила и в «Глобус», и в «Старый дом». Наудачу и в «Красный факел», куда требовался костюмер. Мне задали вопрос: могу ли я ездить в командировки? Я, конечно, была готова, и меня взяли.

Помните, как в эпизоде фильма «Зимний вечер в Гаграх» актриса швыряет предложенные реквизитором шляпы? Всем костюмерам эти истории знакомы. Юная Наталья Ярушкина застала в театре старшее поколение артистов — настоящих звёзд. Народные артисты РСФСР Анастасия Васильевна Гаршина, Владлен Егорович Бирюков, Евгений Семёнович Лемешонок… Готовила костюмы — гладила их, разносила по гримёркам, помогала артистам переодеваться во время спектакля. Случалось, и туфли летели, и за другими шляпами бегать на верхний склад приходилось. Какой-то актёр мог не признать свои сапоги, хотя и надпись имелась — костюмеры уходили, чистили обувь в соседней комнате и приносили заново, и он восклицал: «Вот теперь мои!».

— Костюмером я поработала два года, потом ушла из театра, вышла замуж, родила дочь, занималась её воспитанием, — продолжает Наталья. — Со временем поняла, что нигде, кроме театра, работать не хочу. И когда меня позвали сюда реквизитором, с радостью согласилась. Так через семь лет я вернулась в «Красный факел». Десять лет работала реквизитором, и сейчас продолжаю подрабатывать. В какой-то момент мне стало скучно, и я подумала: неужели так и буду до конца жизни? Так что когда заведующая труппой Людмила Витальевна Белова предложила мне пойти в помощники режиссёра, я с радостью согласилась, это был мой второй счастливый билет. А третьим счастливым билетом стала работа с Тимофеем Александровичем Кулябиным. И я очень благодарна судьбе, что всё так сложилось.

Как создаются театральные иллюзии — это из разряда секретных материалов, мы лишь слегка приоткроем тайну. Моросящий дождик в «Шуте Балакиреве», от которого у зрителя по телу пробегает холодок, льётся из конструкции, закреплённой на штанкете под потолком. Просто в нужный момент помреж Наталья Ярушкина даёт команду монтировщику: «Включай!» Если нужен снег, в ход идут снегомашины или, как в спектакле «Маскарад», монтировщики поднимаются на мостик и сеют с высоты «снежинки» — мелконарезанную бумагу, заготовленную бутафорами, и эта кружащаяся метель заставляет нас думать, что в мире нет ничего постоянного...

Алкоголю нет места на театральной сцене, и, даже если вам показалось, что вы уловили его тонкие нотки, это обман чувств. Вместо красного вина в бокалах — черешневый или вишнёвый сок, это приятнее, чем какой-нибудь «юпи», который артистам наливали в нищенские 1990-е. Сценические коньяк, виски или вино — всего лишь чай нужной концентрации. Павел Поляков в роли Онегина пьёт пиво, но безалкогольное, как и персонажи одного из самых любимых слабой половиной Новосибирска спектакля — «Только для женщин». А вот шампанское, выстреливающее в «Детях солнца», покупается настоящее, но сцена быстро заканчивается.

Впрочем, если застолье, то всё по-настоящему. Самым «едовым» спектаклем в «Красном факеле» называют «Три сестры». На столе семьи Прозоровых — виноград, различные сыры, пирог, торт и соки. Салаты реквизиторы шинкуют сами, торт и пирог — заказывают, но в поездках это становится проблемой. Самый известный спектакль «Красного факела» много гастролирует: объехал пол-Европы — покорил сердца зрителей в Цюрихе, Женеве, Берлине, в нескольких городах Франции; а прошлой осенью краснофакельцам долго аплодировали обычно сдержанные токийские зрители. Чтобы отыскать нужные продукты, реквизиторы отправляются в супермаркеты и… не всегда находят искомое.

— В супермаркетах Токио нужный нам ассортимент оказался небольшим. Тортов нет, а пирожных всего 4-5 штук на магазин, мы покупали разные и составляли некое подобие торта. В качестве пирога приходилось покупать высокие булки, а в Швейцарии — кексы. Мы попросили бутафоров сделать нам «искусственный» пирог и на всякий случай возили его с собой, но Тимофей Александрович против таких вещей. Там ведь камерная сцена, зрители сидят рядом и, конечно, всё видят, — рассказывает Наталья. — Ещё для стола нужна ваза с конфетами, а в Европе в основном шоколадные батончики. Иногда, чтобы купить реквизит, приходилось по три часа в супермаркетах проводить. А во Франции, к примеру, у нас было восемнадцать спектаклей в разных городах, за продуктами ходили каждый день. В Афинах спектакль начинался в восемь-девять вечера, и до этого мы успевали хотя бы посмотреть город.

Реквизит — это то, что актёр может взять в руки и играть с этим, взаимодействовать. Картины вроде бы и не возьмёшь в руки, но декорационный цех говорит: зачем нам эта мелочь, где её хранить? В театре всё расписано: кто за что несёт ответственность, отвечает за сохранность.

Реквизитор — сложная работа, но полноценного профильного образования как такового не существует, большую часть навыков сотрудник получает в процессе. Нужно уметь ориентироваться в сотнях предметов и знать, как и где (в какой исторической эпохе) их использовать. По эскизам художника часть реквизита заказывается бутафорам — кроме того, реквизитор помогает подобрать предметы из уже имеющихся на складе или докупает недостающее. Специально для спектакля «Онегин» в антикварном магазине покупали патефон, а для «Процесса» отдел маркетинга бросал клич — и зрители несли старые ненужные видеокассеты. Бывает, люди и сами приносят раритеты: кто-то просит за них деньги, кто-то — отдаёт в дар.

Сорокатонный контейнер с декорациями «Трёх сестёр» везли в Европу на фурах, а в Японию доставляли по морю. Одного только реквизита в этом спектакле шесть ящиков — постельное бельё, домашняя утварь, посуда... В день рождения младшей из сестёр — Ирины — стол накрывают на 12 персон. В антракте, когда беспечный зритель попивает кофе в буфете, и половину следующего акта, реквизиторы уже моют и натирают эту посуду. Кстати, благодаря тому, что перестановки между сценами большие, бывает, что расставить нужный реквизит и актёры помогают.

“Три сестры” — это Мост Вздохов на русский манер: мы надеемся переплыть на другой берег, где другая жизнь, а оказываемся в канале. Перед спектаклем невозможно устоять — в этом большая заслуга актёров, которые необыкновенно естественны и делают живым каждый момент пьесы, позволяя нам понять суть всех её обстоятельств… Выходя из женевского театра du Loup, мы уносим с собой сумерки Ирины, Ольги и Маши, мы пытаемся разгадать загадку этого прекрасного спектакля — четыре часа (с тремя антрактами и субтитрами), которые не могут оставить равнодушным ни одного зрителя, и думаем, что этот 34-летний Тимофей Кулябин — одержимый, поцелованный Богом…»
«Антон Чехов на жестовом языке: русское безумие», Александр Демидофф, газета Le Temps

Гаснет свет, и бесшумно на сцену выходят люди в чёрном. На то, чтобы сделать перестановку, или, как здесь говорят, перемену, у реквизитора несколько секунд. Особенно отличалась количеством мелкого реквизита «Пиковая дама» — карты, трости, веера. Но самым тяжёлым, в прямом смысле этого слова, выдался спектакль «История города Глупова»: картины в огромных рамах, топоры, тазы, вёдра — всё массивное, тяжёлое. Как говорила начальник реквизиторского цеха Лилия Гончаренко, пока выпускали спектакль, «все просто без локтей остались». В цехе работают одни дамы, тяжёлые картины они могли лишь «чуть подтащить», а поднимать и развешивать просили монтировщиков.

— Чтобы быть реквизитором нужны хорошая память, мобильность, ловкость и уверенность. Выйти на сцену не каждый может — тем более, сделать перестановку быстро, грамотно, не мельтешить и не упасть. К примеру, в «Детях солнца» во время затемнения вывозят на рельсах станки — и нашим девушкам нужно выйти на движущийся станок, поменять в движении реквизит и уйти незамеченными на нужную сторону, потому что уже через 3-4 минуты следующая перестановка. Там целая схема, — поясняет Наталья. — В «Маскараде», когда в конце спектакля Александр Николаевич Балуев находится на авансцене, ему нужно помочь сесть в кресло, дать книжку, убрать плед — всё это в темноте, на ощупь. Свет включается через 5—7 секунд, осветители ждать не будут.

Если работник оказался «засвеченным», могут и докладную написать, но такое бывает редко. Однажды на спектакле «Без слов» забыли приготовить жёлтые зонты для романтической сцены, актёрам пришлось выкручиваться. На том же спектакле вместо горшка с цветком Валерии Кручининой как-то подали пипидастр, а сцена была про любовь… Чтобы избежать ошибок, реквизиторы репетируют спектакли так же, как и актёры. Особенно этого требуют чистые перемены на глазах у зрителей. В отличие от костюмеров и монтировщиков реквизиторы начинают ходить на репетиции спектакля ещё в репзале. Как только заканчиваются читки и актёры «пошли ногами», им нужен реквизит. Тут же выясняется, сколько времени требуется на перестановки и как их лучше устроить.

Почти половину репертуара Наталья ведёт в качестве помощника режиссёра. Она первой узнаёт, кто из актёров заболел, проспал или по семейным обстоятельствам не может прийти на репетицию. Нужно сообщить режиссёру и скорректировать план, по возможности вызвать на репетицию других актёров. На спектакли явка обязательная — за 30—40 минут, помреж должен проверить, все ли на месте. Это помрежи составляют планы репетиций и расписания выхода актёров и специалистов, отвечают за техническую часть спектакля и в день показа сидят за пультом — подают команды реквизиторам и монтировщикам, объявляют актёрам выход и дают звонки для зрителей. Это помрежам приходится быть посредниками между сотрудниками разных служб и цехов театра, иначе конфликты и недопонимание неизбежны.

— Если репетиция с утра, я приезжаю к девяти часам и нахожусь здесь весь день — часов до 10 вечера, ехать домой в перерыве не имеет смысла. Я лучше отдохну, заодно проверю декорации, приготовлю что-то из реквизита, — рассказывает Наталья. — Тимофей Александрович Кулябин научил меня по сто раз всё проверять. У него самого всегда есть план, он знает, что делать, нет сумбура или гонки. И на репетициях он никогда не кричит — очень тактичный, спокойный, уравновешенный. Он многому научил меня в профессии. Вообще, мы до сих пор учимся у каждого приезжающего на постановку режиссёра — они привозят свои новшества, мы что-то из них внедряем.

Репетиционный процесс «Трёх сестёр» продолжался больше двух лет. Только на освоение жестового языка ушёл год. Самым тщательным образом создавался быт семьи. В это время на малой сцене случился пожар, помещение для показов закрыли, и в нём устроили дом Прозоровых. Творческая группа спектакля каждый день приходила сюда и обживала страницу за страницей вечный чеховский текст, чтобы рассказать эту историю новым языком, в полной тишине и с новой откровенностью. И пахло гарью, совсем как в городе трёх сестёр. И шёл затянувшийся абсурдный процесс над создателями спектакля «Тангейзер», поставленного Тимофеем Кулябиным в театре оперы и балета.

«Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О, боже мой! Пройдёт время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живёт теперь… Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем... Если бы знать, если бы знать!»
Антон Чехов, «Три сестры»

— Работа над спектаклем — очень интересный процесс. Перед показом уже на сто рядов знаешь текст. Кроме того, Тимофей Александрович всегда устраивает погружение в тему — документальные фильмы, разговоры, тренинги. Когда мы ставили «Процесс», много говорили о Кафке. Спектакль получился технически сложным, было много точек видео. Тимофей Александрович за новшества, но не всё так просто выстраивается, хотя наши специалисты всегда стараются. Спектакль шёл два сезона, но независимо от количества показов случались технические накладки, сбои — ведь каждый раз это «живой» процесс. Может, эти сложности стали одной из причин, по которым его сняли, хотя спектакль хороший, очень стильный.

Сейчас в «Красном факеле» идёт работа над новым спектаклем — «Карьера Артуро Уи» по пьесе Бертольта Брехта. Ставит его известный московский режиссёр Глеб Черепанов, в чьём послужном списке успешные постановки в МХТ им. Чехова, Мариинском театре и Московском театре п/р О. Табакова. Премьера спектакля состоится на Большой сцене «Красного факела» 27 марта. Историю восхождения гангстера Артуро Уи, превращение его из посредственности в хозяина положения режиссёр Глеб Черепанов ставит как яркий площадной аттракцион, где зрителя ждёт много музыки и юмора. Из-за больших массовых сцен, параллельных танцевальных и певческих репетиций на спектакле заняты сразу два помощника режиссёра — Наталья Ярушкина и Мария Кремлёва. Спектакли «Красного факела» технически всё сложнее и сложнее — и это не только дань времени, но и зрительские предпочтения.

— Приятно работать на спектакле, который зритель понимает, на который отзывается. И когда спектакль случился — и зрительская реакция в тех местах, где ожидаешь, и отзывы хорошие, — вот тогда понимаешь, что не зря днями и ночами все мы здесь работаем. Каждый спектакль — детище, столько всего в него вложено, — задумывается Наталья над вопросом о самых любимых постановках. — И каждый раз больно прощаться, когда спектакль снимают, и искренне радуешься, когда спектакль получает признание, потому что это всё и есть наша жизнь.

Спецпроект «Люди театра» подготовлен при поддержке Министерства культуры Новосибирской области