Интервью с режиссёром-постановщиком спектакля «Или… Или…» Фёдором Торстенсеном
Художник спектакля «Или… Или…» Георгий Хоситашвили, режиссёр Фёдор Торстенсен, актёры Дмитрий Филиппов и Милена Цховреба.
«Я плакала от радости живой…»
Драматический театр «Человек» существует 42 года. Со дня основания им руководит Людмила Рошкован. Спектакли театра, многие из которых в своё время прошли через запреты, неоднократно отмечались дипломами международных и отечественных фестивалей. Жанры включают комедию, перформанс, драму, мюзикл и другие. Зал рассчитан всего на 35 человек.
— Фёдор, театр «Человек» впервые в Новосибирске. С каким чувством вы ехали сюда?
— Несколько слов о театре «Человек». Его уже сорок лет возглавляет Людмила Романовна Рошкован — режиссёр, театральный деятель, легендарная для авангардных камерных театров личность. В театре «Человек» начинали люди, составляющие цвет театрального сообщества — Роман Козак, Михаил Мокеев, Игорь Золотовицкий, Александр Феклистов, Сергей Женовач. Поэтому на нас ложилась большая ответственность, и, когда мы уезжали, Людмила Романовна призывала нас не опозорить имя театра «Человек».
— С заданием вы справились самым лучшим образом — Гран-при! Почему для постановки выбрали именно этот материал?
— Если учесть, что в театре «Человек» ставится достаточно авангардная драматургия от Мрожека до Петрушевской, наш спектакль не совсем обычный. Он сделан по воспоминаниям и, как ни странно это звучит, относится к своего рода ретро- новой драме, только построен он не на речи современных героев, а на монологе женщины, которая умерла чуть меньше ста лет тому назад. Ольга Александровна Ваксель записала эти воспоминания в последний год своей короткой жизни, часть была записана с её голоса, поэтому это и живая речь. В первую очередь её помнят как адресата стихотворений Осипа Мандельштама, самых, наверное, фантастически прекрасных его любовных стихотворений, начиная от: «Я буду метаться по табору улицы тёмной…» И мы даже, сделав этот спектакль, так и не разобрались, был ли у них настоящий роман, или это была только влюблённость Осипа Эмильевича Мандельштама. Долгое время Ольга Александровна Ваксель была не то, чтобы забыта, а эти воспоминания просто не фигурировали в корпусе мандельштамоведов. Мемуары были полностью опубликованы только в 2013 году. Всё потому, что там было несколько моментов, которые не все, может быть, хотели увидеть напечатанными, боялись, а мы, с исполнительницей главной роли Миленой Цховреба, не побоялись. На самом деле мы собирались ставить совсем другую пьесу, но в последний момент, как это часто бывает, я прочёл эти воспоминания, пришёл к Милене, пересказал ей всё в течение получаса, а дальше мы полгода собирали всю эту историю: читали воспоминания, выбирали какие-то моменты, убирали лишнее, делали этюды на сцене. В итоге сроднились с нашей героиней, и вот уже больше года спектакль живёт на сцене. Судьба актрисы, прожившей непростую, полную драматических коллизий, жизнь, так рано ушедшей, оказалась близка зрителю. Может быть, потому, что таких историй немало.
Сцена из спектакля «Или… Или…». Исполнители: Милена Цховреба и Дмитрий Филиппов.
— Как, например, Софья Голлидэй, актриса из повести Марины Цветаевой «Сонечка», она, кстати, некоторое время жила и работала в Новосибирске, в конце 1920-х годов…
— Вы говорите о современниках нашей героини, а я говорю о наших современницах. Актриса Екатерина Голубева, она снималась у Лео Каракса и одно время была его женой. Мы несколько лет проучились с ней параллельно во ВГИКе. Я заканчивал режиссуру, а Милена училась у Джигарханяна на актёрском факультете. Катя Голубева была прекрасной девушкой с огромными глазами, в один прекрасный момент она уехала во Францию, стала звездой французского независимого кино и совершенно неожиданно после сорока лет погибла. До сих пор неизвестно, покончила она с собой или это был несчастный случай. И это не единственный пример в кругу наших знакомых. От этого Ольга Александровна Ваксель для нас очень живой персонаж. Загадка её смерти и возможное объяснение каких-то её поступков — и было для нас двигателем всей этой истории. Рабочее название спектакля — «Лютик», так её звали в Царском Селе, в бытность маленькой девочкой. Её дедушка написал музыку для гимна «Боже, царя храни!», а у Ольги Александровны были романы с советскими лётчиками, не только с поэтами и капитанами.
— А мама была фрейлиной…
— Да, мама была фрейлиной императрицы. Маленькой девочкой Ольга жила в Царском селе, на прогулках виделась с государем императором Николаем II, при встрече он её узнавал и интересовался её делами. А потом революция всё сменила, разорвала, перевернула, и жизнь Ольги Ваксель пошла совершенно по-иному….
Я тяжкую память твою берегу —
Дичок, медвежонок, Миньона,—
Но мельниц колеса зимуют в снегу,
И стынет рожок почтальона.
Осип Мандельштам
— Вот это «или… или» из названия спектакля — это её личный выбор, или всё-таки тут много объективного?
— Мы стараемся оставить ответ за зрителем. Наша героиня рассказывает свою историю так, как рассказывал бы человек на Божьем суде. Может быть, это слишком громко сказано, но когда ты оказываешься перед каким-то последним пределом, ты должен рассказать о своей жизни в короткий отведённый срок.
Сцена из спектакля «Или… Или…». Исполнители: Милена Цховреба и Дмитрий Филиппов.
— Своего рода исповедь, тогда в чём её высший смысл?
— Это, скорее всего, очень искренний и честный рассказ, поскольку в своих воспоминаниях она для своего времени или сегодняшнего дня предельно откровенна, описывала такие вещи, если помните в Фейсбуке историю с 57-й московской школой, только с ней произошла ещё более страшная история. Она лишилась невинности в одиннадцать лет. И тем не менее нашла в себе мужество об этом рассказать. Нам очень важно, чтобы зритель не просто сопереживал ей, но и сам для себя решал вопрос, виновата ли она в том, что с ней произошло, или всё-таки она заслуживает какого-то оправдания. Мы авторы и актёры — Дмитрий Филиппов, Милена Цховреба, и я как режиссёр — понимаем, что есть какие-то вещи, которые другие люди в реальной жизни принять бы не смогли. С другой стороны, мы бы не брались за эту историю, если бы этот человек нам был бы неприятен. Мы её просто очень любим, по-человечески.
— И привезли спектакль, чтобы поделиться этой любовью с нами. Что для вас этот приезд?
— Оказавшись в Новосибирске, я вышел на площадь, и вдруг увидел чистый снег! Уже с раннего утра люди начинают чистить город. Я московский человек, родился в Москве, и вот стою и вспоминаю какое-то своё раннее детство, когда в Москве снег был чистым, его не посыпали реагентами, под ногами не было этой бесконечной каши, а мороз был лёгким и сухим… Такое вот неожиданное детское ощущение меня не покидало всё время, пока я находился в Новосибирске. История, которая случилась с нашей героиней, происходила на сломе времён — от 1914 года до конца 20-х. Первая мировая война, Революция. Это было сто лет назад, но проходит круг и всё в каком-то смысле возвращается. Вот этот слом времён мы испытываем и сейчас, он ощущается на судьбах людей.
Я плакала от радости живой,
Благословляя правды возвращенье;
Дарю всем, мучившим меня, прощенье
За этот день. Когда-то, синевой
Обманута, я в бездну полетела,
И дно приветствовало мой отважный лёт…
Ольга Ваксель
— Это не исторический спектакль, а очень современная история, только рассказанная, может быть, языком чуть более возвышенным и менее приближённым к реальности, но от этого не менее выразительным.
— Возвращаясь к фестивалю, придуманному в Новосибирске, театральным институтом, складывается такое ощущение, что театр сегодня идёт на более близкий контакт со зрителем, и в этом смысле камерный театр особенно актуален.
— Абсолютно с вами согласен. Зрителя сейчас очень сложно вовлечь во что-то. Если это не яркое, красивое шоу-зрелище, если это не огромное помпезное событие, то зрителя можно увлечь, как мне кажется, только очень сильной эмоцией, ему созвучной, то есть заставить его смеяться или плакать, но ведь и заставлять можно по-разному, мы это делаем, может быть, более тонкими вещами. В таком маленьком пространстве любая фальшь видна, актёру прикрыться нечем. Зритель же находится очень близко к актёру и поневоле тоже оказывается вовлечён. И от этого идёт очень мощная отдача зрительного зала актёрам и от актёров — залу. Мы эту мощную зрительскую историю прочувствовали на своём спектакле, и в Москве, и здесь, в Новосибирске.
— Может быть, в камерный театр приходит более подготовленный зритель?
— Может быть, но вот опыт нашего спектакля показывает, что нередко приходят люди в общем-то случайные, и в этом нет ничего плохого, потому что проявляются совершенно непосредственные реакции. Какая-нибудь тётушка может вслух заключить: «Да так ей и надо!». Или за фразой: «Ребёнок не мой…» — вдруг в полной тишине раздаётся замечание: «Очень актуально!» Так что дело не в подготовленности зрителя, а в его открытости такого роду театру или действию. Когда ты не можешь заслониться или закинуть ногу на ногу с видом: сбацайте мне что-нибудь…
— Можно ли говорить, что российский камерный театр развивается как-то особенно, или всё-таки в русле мировых театральных тенденций?
— Для того чтобы об этом рассуждать, нужно быть специалистом в этом вопросе, я по одному образованию историк (специалист по серебряному веку), по другому — режиссёр. Могу сказать, что я видел много спектаклей, советских и русских режиссёров, чуть меньше я видел западных спектаклей, но мне кажется, что всё-таки у русского театра есть своя традиция. Судя по театру «Человек», в этой традиции русского камерного театра есть своя особенность, потому что он часто обращается к гротеску, к каким-то заострённым вещам. Это присутствует и в нашем спектакле. Спасибо новосибирскому фестивалю камерных и моноспектаклей «Один, два, три» за возможность приехать сюда и показать свою работу!
— Вы уже готовите какую-то новую работу?
— Хотим продолжить на более современном материале рассказывать о полузабытых людях, реально существовавших. Возможно, сделаем спектакль об одном забытом уже советском поэте, на основе воспоминаний людей, которые его хорошо знали. Это человек, которому Бродский посвятил своё стихотворение «Имяреку, тебе…» Был такой безумный московский поэт, который в 70-х годах якобы замёрз в подъезде, — Сергей Чудаков. Самое его знаменитое стихотворение: «Пушкина играли на рояле, Пушкина убили на дуэли…» Он был авангардным подпольным поэтом и действительно погиб в 90-е уже годы трагической смертью. Мы ещё в стадии работы, не факт, что всё получится. Но будем стараться.
— Удачи вам!
