10.08.16

Балаган затеян ради нас

«Очень-очень давно в метро меня нагоняет молодой человек и говорит:
«Скажите, пожалуйста, песня такая-то —
там на самом деле цитата из Чжуан-Цзы или мне показалось?»
Я чуть не свалился с эскалатора.
Такого счастья я не ожидал.»

Очередным гостем традиционных встреч с интересными людьми, проводимых книжным магазином «Плиний Старший», стал основатель культовой группы «Аквариум», музыкант Борис ГРЕБЕНЩИКОВ.

Держаться там, где жизнь

Визит был организован при участии Новосибирского открытого университета и кинотеатра «Победа», в летнем кафе которого вечером 4 августа состоялся концерт патриарха российского рока. А днём Борис Борисович выделил час на общение со своими новосибирскими слушателями и почитателями, которые с трудом поместились на отведённой для встречи площадке магазина.

В дискуссии, тему которой организаторы обозначили как «Философские разговоры. Искусство бегства из повседневного», вопросы маэстро задавали представители Новосибирского открытого университета, а также зрители, на вопросы которых БГ отвечал особенно охотно.

— Для человека, который хочет быть творцом, нормально быть в постоянной оппозиции к окружающему миру? Препятствует ли повседневное мышление тому, чтобы добираться до каких-то внутренних глубин?

— Я не буду вдаваться в глубокие философские глубины, потому что боюсь там потеряться. Я предпочитаю держаться там, где жизнь. Вот я иду, скажем, по опушке леса, смотрю вокруг себя и пытаюсь найти что-нибудь, против чего мне хочется протестовать. Зараза, ничего не могу найти! Мне всё нравится. Против чего я должен протестовать?

— А если идёте по центру города вечером?

— Вечером можно получить по голове, наверное. Против этого можно протестовать.

— Вы согласны с тем, что сопротивление рождает культуру, такие понятия, как свобода, религия, уход от земных материальных форматов?

— Можно сказать так, но есть одно маленькое «но». Если просто сопротивляться, толку никакого не будет. Русская интеллигенция всё время сопротивляется, сопротивляется… Всё время хочется найти, до чего же они досопротивлялись. И получается, что позитивного ничего нет. Негативного много.

— Люди ведут испокон веков земную, регламентированную жизнь. Может ли при этом каждый создавать свой маленький уникальный, отличный от других мир?

— Мне всё время казалось, что людей тянет быть частью огромного, прекрасного, бесконечного божьего мира, и если человек отгораживается от этого… Там, где вода застаивается, она начинает гнить. Разве нет? Я всю жизнь мечтаю и молюсь, чтобы стать частью реального мира до конца, чтобы у меня не осталось ни-че-го своего.

— Но когда вы создаёте свои песни, разве вы не отгораживаетесь от массы вещей?

— Нет.

— От политики, от экономики, от прочего?

— Стоп, стоп, секунду. Когда мы говорим о политике, не забывайте, что у меня в квартире есть туалет, но я в нём не живу. Поэтому отгораживаться не от чего.

— В даосской практике для просветления люди уходят высоко в горы, занимаются медитациями, отчуждаются от повседневности. Разве сначала не необходимо уйти в горы, чтобы потом нормально воспринимать равнины?

— У каждого человека свой путь. Я вот сижу и поражаюсь, на самом деле, я в восторге абсолютном, потому что я не могу себе представить такую встречу, скажем, в Москве. Или, скажем, в городе Вятке, или в городе Тамбове. Нет, это чисто сибирский феномен.

Возвращение в реальность

— Для того чтобы человеку максимально свою свободу раскрыть, реализовать своё внутреннее «я», может быть, стоит отключаться от принципа реальности и уходить за его пределы?

— Я думаю, всё хорошее, что мы делаем, мы делаем по пути к реальности. Потому что мы рождаемся нормальными живыми существами, а потом нам начинают, как бы помягче сказать, пачкать мозг. И мы начинаем вырабатывать концепции. Всю первую половину жизни мы набираемся концепций, богатств физических, этических, мысленных, а всю вторую половину, если мы разумные люди, избавляемся от этого. Потому что понимаем: всё, чему нас научили — полная, абсолютная чушь. Мы избавляемся от концепций, чтобы видеть мир непосредственным обнажённым взглядом. Поэтому я бы переформулировал название нашего разговора: не «Уход от реальности», а «Возвращение в реальность».

— Могли бы вы сказать в этом контексте, что такое реальность?

— Да … её знает.

— В истории человеческой есть вещи слишком жестокие, страшные. Как быть с проблемой зла, с проблемой насилия?

— А как объяснить то, что, когда, скажем, мне три года, я нашёл коробок со спичками и мне страшно хочется ими чиркнуть? Потому что я знаю, что будет интересно. И когда у меня эти спички забирают, то я считаю, что это очень большое зло, что не нужно было у меня их забирать, и я бы поджёг весь дом. Я к тому, что когда мы говорим, что есть добро и зло, мы исходим из нашей личной точки зрения. Мы говорим: для меня это хорошо, это добро, а это плохо, это зло. Но разве нельзя допустить, что для другого существа это будет наоборот? Почему я должен считать, что я лучше?

— Ну, например, можно ли считать, что принуждение к рабскому труду будет добром?

— Вероятно, для кого-то это может быть так. Мне это представить себе сложно, но, тем не менее, это существует. А когда упал метеорит — это добро или зло? Упал, и всё. В идеале хорошо бы понимать, что ты имеешь такое же право на существование, как и все остальные. Есть замечательное определение Бога: это окружность с бесконечным радиусом, центр которой везде. Каждый из нас — центр вселенной, ради каждого из нас весь этот балаган затеян.

— Если мы берём религиозные столкновения, за этим в конечном итоге стоит понимание, что есть Бог…

— Боюсь, что все религиозные столкновения обусловлены только одним — желанием немедленно взять то, что в карманах у противника, и переместить в свои карманы.

— Как вы считаете, можно ли сказать, что бегство от повседневности — это бегство от самого себя?

— Я скажу: прямо наоборот. Я вчера ехал по Одессе ночью, в очень возвышенном состоянии духа после концерта. Смотрел в окно и радовался: какая красота вокруг. Я не собираюсь бежать от этой повседневности, я ничего красивее этой повседневности не видел и никогда не увижу. Потому что это мир, пронизанный… Когда люди говорят «дух» — этим мир и пронизан. И когда мы это видим — это настоящее. Когда это замылилось, не воспринимаем это, тогда и наступает тупая повседневность. Но любая тупая повседневность — это просто не протёртое стекло, о котором и евангелисты говорили, и Платон. Мы можем увидеть настоящее, если чуть-чуть протрём его. Все религиозные практики существуют, только чтобы увидеть Бога в основе любого явления, любого существа. И тогда мир, жизнь становятся настоящими, и тогда лучше ничего придумать невозможно. Так мне кажется.

Всё всё-таки прекрасно

— Когда вы обращаетесь к аудитории своим языком, вы хотите, чтобы он был понят людьми?

— Нет. Поделюсь историей из своей жизни. Очень-очень давно, ещё в 70-е годы, в метро, как сейчас помню, на станции «Чернышевская», меня нагоняет молодой человек с какими-то учебниками и говорит: «Скажите, пожалуйста, песня такая-то — там на самом деле цитата из Чжуан-Цзы или мне показалось?» Я чуть не свалился с эскалатора. Такого счастья я не ожидал. После этого я понял: всё, что я пишу, люди рано или поздно поймут.

— В этом году на родине Башлачёва, в Череповце, проходил мемориал, где присутствовал Юрий Наумов. В кулуарах он, рассуждая о ситуации с Башлачёвым, характеризовал её как Голгофу. Он говорил, что Александр, по его мнению, чувствовал себя оставленным этой силой, которая через него шла...

— Я видел Сашку за две недели до смерти, он был в прекрасном состоянии.

— Вопрос в другом: если человек в такой ситуации Голгофы, ему нужна помощь, можно какими-то методиками, практиками ему её оказать?

— Единственная практика от Голгофы — отбросить все ограничения в собственном сознании и увидеть, что всё всё-таки прекрасно. Как до меня говорил один человек, Будда Шакьямуни, всё происходит из-за того, что мы хотим получить всё себе, чтобы всё лежало у нас на счету, и никто это не трогал, кроме нас.

— Как в вашу прекрасную повседневность вписываются люди с ограниченными возможностями?

— Знаете, как ограничены мои возможности… Вписываются. Любая ограниченная возможность — это одновременно и минус, и плюс. Стиви Уандер — очень хороший пример. Когда я слушаю музыку, мне приходится закрывать глаза, чтобы не отвлекаться. Если я читаю, я не могу слушать музыку. То чувство, которое у нас есть, мы можем использовать по полной, и оно будет работать сильнее, чем остальные пять чувств.

— Как вы разглядели талант в молодом Викторе Цое?

— Тут нечего было разглядывать. Я услышал его и чуть со скамейки не упал. Он спел две песни, одна была полная ерунда, и она потом потерялась, а вторая была «Мои друзья идут по жизни маршем», тут можно было сразу упасть. Я и упал.

— Как вы понимаете, кто такой Бог или что такое Бог? Откуда вы черпаете знания?

— Напрямую.

Татьяна МАЛКОВА
Фото Максима ФИЛАТОВА

back
up