Музей как миссия
«В России, с моей точки зрения, живут люди, уставшие от быта, суеты, от неразберихи, что их окружает, поэтому зачастую они не могут дойти до самого главного.»
На трёх китах
— Сергей Михайлович, когда в 1994 году вы пришли руководителем в музей, будучи актёром по профессии, а по должности — чиновником обладминистрации, пришлось ли подтягивать свои знания по изобразительному искусству?
— Я пришёл в музей во многом неожиданно, была непростая ситуация, что называется, шёл на помощь людям. И это была новая для меня работа. Директор, по сути, завхоз. Да, заведую хозяйством, но каким! Мне, конечно, помогали, здесь работают совершенно уникальные люди. Вообще, тот, кто приходит трудиться в музей и не уходит в течение первых 3—4 месяцев, остаётся здесь навсегда, музей — миссия. Мы получаем от предыдущих поколений ценности, для того, чтобы их сохранить, приумножить, рассказывать о них людям и передать следующим поколениям. Музей, как и мир, как считали древние греки, стоит на трёх китах, так для нас это: хранение, просветительство и выставочная деятельность.
— Если говорить о результатах, чем особенно гордитесь?
— За эти годы мы ни разу ни одного квадратного метра не сдали никакой коммерческой структуре, несмотря на кризис 90-х и последующие кризисы. Всё, чем занимается музей, связано с его основной уставной деятельностью. Ведём большую выставочную работу. У нас побывали практически все ведущие музеи страны — Эрмитаж и Третьяковка, Пушкинский и Русский. Наши проекты — биеннале и триеннале современной графики. Ежегодно в художественном музее проходит более 90 выставок. Наш город находится в центре страны, и всё основное и интересное, что происходит в художественной жизни за Уралом, возникает в Новосибирске — культурной столице Сибири, и статус музея должен быть соответствующим. Есть в Сибири музеи, в Омске, Иркутске, которые могут похвастаться более серьёзными фондами, но по интенсивности выставочной деятельности думаю, что мы впереди.
Сибирская Третьяковка
— Если говорить о фондах, как они пополняются и стеснены ли вы в бюджете?
— У любой хозяйки спросите, довольна ли она семейным бюджетом… Музей как картинная галерея был организован в 1957 году, а в 58-м уже открыт для посетителей. В центральные музеи — Пушкинский, Третьяковку, Русский — поступила разнарядка: будьте любезны выделить такое-то количество работ. И нужно отдать должное, коллеги передали нам вещи первого ряда, которые могли бы составить гордость любого музея. Музей рос, фонды пополнялись. Одна из наиболее мощных составляющих наших коллекций — это рубеж XIX — ХХ веков — Осмёркин, Фальк, Шевченко, Машков. В то время, когда их не очень собирали, музей этим занимался, и сейчас это одна из лучших коллекций. И если сегодня нет финансовой возможности приобретать классику — Коровина, Шишкина, Репина, то мы формируемся за счёт новосибирских и сибирских художников. И я вас уверяю, через 15—20 лет статус этих приобретений будет очень высок, он и сейчас высок. Для любого художника большая честь остаться в нашем музее — сибирской Третьяковке.
— Как происходит отбор?
— Это не директор решает, а фондо-закупочная комиссия, куда входит представитель министерства культуры Новосибирской области, ведущие научные сотрудники музея. Попасть в музей не так просто, идёт серьёзный профессиональный отбор.
Феномен Серова
— Выставка картин Валентина Серова в Москве вызвала такой ажиотаж, что в Третьяковке выломали двери…
— Мы живём в нездоровом обществе. Сенсация и ажиотаж — вот наши спутники. Но вот так биться головой об телегу — негоже воспитанным образованным людям. Придите, посмотрите спокойно, улыбнитесь, пусть вам будет хорошо от созерцания великого. «Служенье муз не терпит суеты…» Если кто-то приехал с Камчатки, у него другого случая не представится, поэтому и стоит в очереди, но ведь там и москвичей пришло немало. Часть работ, представленных на выставке, были из других музеев, но ведь основное — это постоянная экспозиция Третьяковки.
— Запад также переживает музейный бум.
— Музей — целый спектр нашего бытия, без которого человеку сложно быть человеком. На Западе это понимают, поэтому музейное дело там поставлено во главу воспитательного процесса, не только молодёжи, но и граждан. В России, с моей точки зрения, живут люди, уставшие от быта, суеты, от неразберихи, что их окружает, поэтому зачастую не могут дойти до самого главного. В советский период занимались воспитанием подрастающего поколения на плановой основе и это правильно, классические знания — фундамент личности. В обязательном порядке новосибирский школьник как минимум раз в год приходил в картинную галерею, краеведческий музей, театр. Сегодня, да простят меня педагоги, не каждый из них знает, где находится художественный музей. Жить в Новосибирске и не знать художественного музея, это неприлично! Неприлично папе и маме в первую очередь, а потом уже детям. Это один из лучших музеев России, я так говорю не потому, что здесь работаю, а потому что это правда. В том числе и с музея начинается любовь к Родине.
— Может, стоит говорить о современных формах привлечения посетителей?
— Нет ничего ценнее подлинного искусства, это современно всегда. Почему говорят, что спектакль нужно смотреть не по телевизору, а вживую? Потому что это особая атмосфера, творец оставляет в произведении часть своей души, прямое воздействие, то же и с художественным искусством, если внимательно посмотреть, вы это почувствуете — это вечное.
Мы летим
— Здание музея — своего рода произведение искусства, это вам помогает или больше обязывает?
— Действительно, здание музея одно из самых красивых, построенных по проекту Андрея Дмитриевича Крячкова. Главную часть построили в 1926 году, а часть со стороны улицы Свердлова — уже после войны. Нам повезло, здание, в котором находился обком партии, в 1982 году передали музею. Его долгое время приспосабливали, и сейчас оно полностью адаптировано под музей. Мы называем наше здание самолётом: башня — кабина, по бокам — два крыла, такой вот мощный лайнер. А что касается новых форм, спектр наших услуг расширился. В музее проходят концертные вечера, читаются лекции по многим видам искусства, работают театры.
— В музее находится Новосибирский классический театр, который вы возглавляете?
— Это не совсем так, классический театр играет здесь свои спектакли, но музей не является его базой. И другие театральные коллективы работают в нашем здании.
— В вашей жизни было несколько попыток создать свой театр, в том числе и успешных. Почему было важно создать свой театр, потому что другие не устраивали?
— Наверное, в силу характера что-то не устраивало. Первой была театр-студия в Одессе. Из этого студийного театра потом вышло десяток актёров, в том числе Нонна Гришаева. Режиссёры по-разному выстраивают свои взаимоотношения с актёрами, я считаю, что добрые отношения могут по-настоящему создать творческую атмосферу раскрыть актёра. Потом был театр в Москве, он назывался «Московитянин», но не стало Отечества по имени СССР, и я вернулся в Новосибирск.
Русский психологический
— И тринадцать лет были главным режиссёром в театре «На левом берегу», совмещая эту должность с руководством в музее.
— Да, что-то удалось, что-то, наверное, нет. В театре сложно создать эталон, разве что предмет для разговора. У театра было своё лицо. 26 спектаклей в репертуаре — половина классика, по два наименования Чехова, Шекспира… В силу ряда причин я ушёл, и вот уже девять лет возглавляю Новосибирский классический театр. По способу существования это товарищество актёров, а по форме — репертуарная антреприза, поскольку нет никаких трудовых взаимоотношений. 27 человек в труппе, и ещё приходят, просятся, я говорю: зарплаты у нас нет. Отвечают: мы к тебе не про деньги пришли разговаривать, хотим работать в этом театре. Самим своим названием мы обозначаем главное направление — русский психологический театр.
— Это ваше направление от Анны Яковлевны Покидченко, вы ведь у неё учились в Новосибирском театральном училище?
— Конечно, основа там заложена. У меня были добрые отношения с Анной Яковлевной и Семёном Семёновичем Иоаниди (главный режиссёр «Красного факела» в 1974—1980 годах и создатель театра «На левом берегу». — Прим. автора), бывал в их доме. Замечательные люди, подвижники. Кто видел Анну Покидченко на сцене, не забудет никогда. Она была единственной народной артисткой среди драматических актрис за Уралом. Я не видел ни одного проходного спектакля, где бы она позволила себе работать вполсилы.
— Если ты актёр, то это навсегда? Вы ведь до сих пор выходите на сцену.
— Да, это неизлечимо. Хотя я попал в этот мир достаточно случайно. Родители мои работали на заводе, предки из казачьего рода, крестьянствовали, и всё, что случилось с этим сословием в нашей стране, коснулось и их. Дед, как по «Тихому дону», служил и царю-батюшке, был и у белых, и у красных, а потом пришли из НКВД… Я выбрал себе театральный путь сам. Конкурс в Новосибирское театральное училище был очень большой. Все хотели стать актёрами. Хотя это палка о двух концах.
— Либо ты состоишься, либо нет, и не всегда всё дело в таланте?
— Никто не хочет играть стражника или «кушать подано». Все хотят играть Гамлета, а он один. Мне повезло, сыграл и Хлестакова в Одессе, и Гамлета у Семёнова Семёновича в театре «На левом берегу». Недавно в музей приходила женщина, говорит, помнит меня в этой роли, лет пятнадцать прошло.
— Вопрос не стоит: быть или не быть? Ясно, что быть, но каким?
— Честным. Нужно жить в ладах со своей совестью. Всё возвращается. Как говорил мне отец: если не твоё, в ту сторону даже не смотри. Если в нас живёт Господь Бог, то эта та часть души, к которой мы должны прислушиваться, а всё остальное от лукавого.
— «Последний срок» по Распутину, который идёт в вашем театре, как раз об этом — совести, милосердии, долге и добре — ценностях, которые почему-то называют утраченными?
— Распутин и его творчество — совесть нации, это лакмусовая бумажка нашего общества. Если бы мы умели так слушать людей, так любили бы их, как Распутин, Шукшин, Вампилов, мы бы очень многое в себе сберегли… При всём моём особом отношении к театру, большой привязанности, я понимаю, что театр — это сейчас, это сегодня, а музей — навсегда.
Марина ШАБАНОВА
Фото Валерия ПАНОВА
