Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Иван Небендов верит, что в его родное Щукино люди ещё приедут.

Не смог уехать

Лес обступает Щукино со всех сторон. Стожки сена, вода, старые домишки, с ними упорно не расстаются пенсионеры. В окно ещё крепкого дома-пятистенника братьев Небендовых, старшего Михаила и среднего Ивана, заглядывает мужчина в накомарнике, зовёт Ивана. Наверное, в лесу комаров и мошки — пропасть. В избе — крепкие, широкие табуретки, такие сейчас не делают. Братья живут без жён, сестра Галина присылает им кастрюлю супа или второе блюдо — Иван радушно приглашает нас обедать. Он говорит, что Щукино тянет к себе бывших жителей. На въезде в деревню бывший родительский дом восстановили горожане под дачу, «охота здесь жить». Однажды Иван познакомился в городе с предпринимателем, продающим беляши и блинчики собственного производства. И вот уже напротив его дома бизнесмен отгрохал целую усадьбу, оформляет землю, хочет завезти 10 коров, выращивать овощи и картофель, «получать экологически чистые продукты». Увидел Щукино и влюбился в него.

«По отцовской линии мои предки приехали сюда из Белоруссии, по материнской — из Казани, — рассказывает Иван Вениаминович. — Хотели осесть в тайге подальше — в районе Кандаурово или Базоя, но Базой (это уже Томская область) — деревня старая, ей за 600 лет, и местные жители не разрешали там селиться нашим: избушки ломали, разворачивали. И они сдвинулись сюда. Корчевали лес, разрабатывали землю, жили единолично, хуторами. Даже названия полей остались: Останинская полоса, Будниковская. Нашу деревню основали мои прямые предки, братья Сафоновы. Один из них щуку на спор съел, и после этого случая стали звать деревню не Сафоново, а Щукино».

Перед войной в Щукино было два колхоза  — «Таёжник» и «Коммунар». Так что братьев Небендовых можно считать наследниками таёжников и коммунаров. Они говорят, что расцвет Щукино пришёлся на 70-е годы прошлого века, когда в деревне были два магазина, медпункт, школа-восьмилетка, где учеников — за сотню. Мама братьев была учительницей, и детей в школу возили из соседних деревень: Боровая, Вещинка, Вятская, Спасовка, Киндыз, Моховая. Все эти деревни потом исчезли, осталось только Щукино, где сегодня ни медпункта, ни магазина, ни школы, ни клуба. Братья уже привыкли закупать продукты с запасом, когда ездят в Колывань или Новосибирск. У Ивана есть гусеничный трактор с лопатой, и когда зимой всё заносит снегом, из Новотроицкого сельсовета звонят: прочисти дорогу! И он чистит без разговоров. Развалились колонки и водопровод, но почти у всех жителей во дворе скважина или колодец.

«Вы почему без хозяек живёте?» — сочувствую братьям. «Ну, так сложилось, не едет никто к нам в деревню жить», — отшучивается Иван. Они хотели уезжать из Щукино, как многие другие. Иван даже сруб подготовил и хотел его ставить в Колывани. Но не смог уехать. Сейчас намерены с Михаилом ремонтировать родительский дом и обеспечить жильём сестру в Новотроицке.

Редким мёдом намазано

Отец братьев Небендовых работал в совхозе шофёром, потом пчеловодом и перед пенсией — лесником. Всему, что умел сам, глава семьи научил сыновей. Иван тоже служил в лесхозе. Когда ни лесхоза, ни совхоза не стало, занялись с братом пчёлами. «У нас сохранилась среднерусская порода пчёл, злобные такие, зато работоспособные, — смеётся он. — Брат никак не отступает: будем поддерживать только эту популяцию пчёл». На пасеке возле деревни сейчас более 100 ульев. Пчёлами занимается Михаил, а Иван  — любимыми с детства лошадьми (разводит тяжеловозов) и землёй, год назад зарегистрировался как глава КФХ. Для пчёл сеет медоносы: фацелию, донник, синяк, мордовник шароголовый, пустырник. «Мы живём далеко, мёд должен быть конкурентоспособным, очень вкусным, не как у всех. И он расходится быстро, с июля уже свои покупатели из Новосибирска звонят», — доволен Иван спросом на мёд. Он покупает земельные доли у населения, скоро закончит их оформление, и в хозяйстве будет около 400 га. «Мне этого предостаточно, лишнего тоже не надо. Не просто деревья выкорчевать, всё разработать, это миллионные вложения, — вздыхает Иван Вениаминович. — Вы тут проезжали поле: там 16 гектаров. Видно, как мне его отмежевали, и я его выкорчевал. А рядом стоит лес, когда-то там тоже было поле, оно не моё, я туда не лезу и не корчую. Но ещё немного пройдёт времени, и там уже пашню не поднять».

Иван Небендов был в минсельхозе области: вы видели, какие у нас поля? Должна быть господдержка таких деревень, как наша, иначе всё зарастёт лесом. Ему предложили написать заявку, составить бизнес-план, подготовить проект корчевания, на что выдаются бюджетные дотации. «Проект корчевания будет стоить 35 тысяч рублей. Я деньги за него отдам, а вдруг дотаций не будет?» — усомнился Иван. На своих землях он уже много раз корчевал лес сам. «Может быть, мне и не дадут дотации. Будешь сидеть, ждать — состаришься», — шутит он.

А вот заявку на получение областного гранта для закупки породистого молодняка лошадей и сельхозтехники Иван Небендов оформил раньше и подал на конкурс в комиссию минсельхоза. Ради своих коней он зарегистрировал и КФХ. «Тянет к лошадям, люблю их, — объясняет он. — Хочу сохранить породу, чтобы память о себе и моих конях оставить. В Новосибирской области уже не остаётся хороших лошадей. Они в хозяйствах есть, но если кто захочет улучшить породу, купить производителя, то это большая проблема». Иван Небендов завёл лошадей лет восемь назад. Сейчас по бизнес-плану он хочет купить у Чикского племконезавода 10 племенных кобылок. От полукровок выводить хороших коней долго, а ему уже много лет, шутит он. Когда-то в Новотроицком совхозе, куда входило их Щукино, держали больше 300 лошадей. Были тяжеловозы «русские», «советские», «владимирские», привозили даже двух жеребцов-«першеронов», это французская порода тяжеловозов. «У меня сейчас 20 взрослых лошадей, плюс жеребята, — рассказывает Иван Вениаминович. — Есть серые лошади — в них кровь тех породистых тяжеловозов, которых привозили в конце 80-х годов. Они уже не чистые “першероны”, но что-то от них осталось».

Барона (справа) несколько раз хотели купить, предлагали высокую цену.

Украшением табуна и гордостью Ивана является породистый рыжеватый жеребчик Барон. Его Иван привёз за 700 с лишним километров от кемеровского фермера, заплатив 90 тысяч рублей. 23 сентября любимцу Ивана Вениаминовича исполнилось 1 год и 4 месяца — холит хозяин резвого красавца, как ребёнка. Барона Ивану помог найти его друг, известный в области лошадник Юрий Харлов, бывший замдиректора Чикского племконезавода. «В Сибири моего друга знают все, он часто ездит на бега»,  — говорит Иван. «Почему же вы решили разводить тяжеловозов, а не рысаков?» — спрашиваю я. «Как говорит мой друг, лошади  — это удел богатых. У меня нет таких денег, чтобы рысаками заниматься и вывозить их на ипподром. Я своих тяжеловозов редко объезжаю — некогда, землёй надо заниматься».

Иван Вениаминович рассказывает, как сменил в своём хозяйстве уже нескольких жеребцов, которые «поднимают» породу. Сравнивает, что если бы держал коров, доходы от молока были бы ежедневно. А лошадь даёт жеребёнка раз в год, да его ещё надо вырастить, сохранить, прежде чем доход от него получить. Все хотят купить хорошую лошадь, кому нужна плохая? Жеребят он продаёт в возрасте 6—8 месяцев, а иных выращивает и до полутора лет.

Барона у Небендова уже несколько раз просили киргизы и казахи, предлагали за него высокую цену. Видимо, делает он вывод, хороших лошадей мало не только в Сибири, но и в Кыргызтане и Казахстане, раз постоянно прибывают оттуда скупщики коней. «Ко мне приезжают, просят хороших жеребят, но я не продаю — лучше нашим, новосибирцам, отдать, чтобы сохранить поголовье и породу. А то ведь не останется в области ничего хорошего. Захочешь взять, а нету…» — патриотично настроен Небендов.

Иван Вениаминович очень рад, что его страсть к лошадям неожиданно проснулась и в племяннице Уле, дочери сестры. Он показывает фото рыженькой девочки, которой с августа пошёл четвёртый год, и восхищается, как она любит лошадей: «Только в гости приезжает, сразу требует, чтобы мы с ней смотрели книгу о конях, и я рассказывал и показывал. У меня пони был, она на него садилась и каталась без страха».

Кто бы вышку поставил

Иван показывает в загоне у дома стройного Барона. Табун лошадей во дворе в 500 метрах, все помещения сделал сам. А вот Барона бережёт, выпускает в загон только у дома. Бывает, что воруют лошадей, стреляют… «Хороших тяжеловозов я на племя развожу, но у меня их ещё не так много, — говорит лошадник. — А вот этот второй рыженький жеребчик, он, видите, пониже Барона — от полукровной кобылы, и его на племя никто не возьмёт. Значит, он пойдёт на мясо, на конину спрос есть. Кобылки у меня есть хорошенькие, от них буду породистых жеребят получать, за селекцией слежу. Маточное поголовье не продаю, сам ещё развожу». Спрашиваю фермера, зачем вообще улучшать породу тяжеловозов, если они используются на хозяйственных работах: возят груз? «Так ведь мельчают лошади, вырождается порода, надо улучшать, — объясняет Иван Вениаминович. — Растёт этот Барон, потом от него жеребчика оставим или другого купим. Всё зависит от того, как поможет государство. Если дадут мне грант, я могу все мечты по улучшению породы реализовать. Кстати, кто бы нам ещё вышку телефонную поставил, на три деревни в округе: Щукино, Казанку и Юрт-Акбалык. Сотовая связь есть, но плохая».

P.S. Когда материал готовился к печати, нам сообщили, что Иван Небендов получил грант «Начинающий фермер» в 1,3 млн рублей. А дотацию на раскорчёвку заросшей пашни нет. Пока?