Жертва священная. Или козёл отпущения?
Пьеса «Коварство и любовь», как и любой другой текст, по признанию режиссёра, не является «священной коровой»:
— Для меня это рабочий материал, я буду его менять так, как мне удобно. Когда пьеса становится текстом для спектакля, она перестаёт иметь священное значение. Это набор букв, и я их меняю, как хочу. «Коварство и любовь» — классический образец так называемой мещанской трагедии, довольно пафосное и многословное произведение, написанное в 1784 году. Эта пьеса из классического репертуара, её часто ставят. Выбрав этот материал и несколько раз перечитав пьесу, я решил, что это сказка, по-настоящему сыграть это на сцене в том виде, в котором это написано, задача неинтересная. Так пьеса претерпела серьёзные изменения. Была сохранена фабула: те события, которые есть у Шиллера, происходят и в спектакле. Но текст был очень сильно купирован, проведена скрупулёзная работа по его адаптации. Нам понадобились куски из других литературных произведений. То, как написано у Шиллера, — это литература, в жизни мы так не говорим, всерьёз играть это на сцене невозможно. А я стараюсь сделать эту историю реально произошедшей или той, что может произойти сегодня.
Герои (в роли Луизы Миллер — актриса Дарья Емельянова, в роли Фердинанда — артист театра «Старый дом» Анатолий Григорьев) будут помещены в «изобретённую реальность», которую из атрибутов наших дней — стали, микрофонов, неонового света — смоделировал художник Олег Головко. А так как текст был изменён, внутри него сменились и смысловые акценты. Ключевой темой спектакля выступит не конфликт сословий, а тема жертвы. Что такое жертва, имеет ли она смысл и является ли священной? Зачем человечеству нужен такой «козёл отпущения»? Задаются вопросами создатели спектакля, который уже сейчас, до премьеры, можно подозревать в провокативности.
— Я устал делать хорошие, правильные спектакли, где всем всё нравится. Мне хочется вступать в диалог со зрителем. Уверен, большая часть тех, кто придёт на спектакль, не читали Шиллера и им всё равно, по мотивам или не по мотивам, — резко высказывается Тимофей Кулябин. — Для них главной культурной ассоциацией с фамилией главного героя будет пиво «Миллер». Я работаю в диалоге с сознанием современной молодёжи и создаю спектакль для человека, свободного от авторитетов. Мы с вами живём в интересное время, в мире, где есть всё. В нём сложно удивить со сцены тем, что кто-то в кого-то влюбился, фальшивыми словами. Я стараюсь ориентироваться на зрителя, который видел, как падают башни 11 сентября, на зрителя, которому, чтобы узнать, кто такой Шиллер, не надо долго читать его пьесу перед походом в театр. Он наберёт в «Википедии» эту фамилию и за две секунды прочитает, в чём сюжет пьесы. На то, чтобы думать, что там переделали, у него нет времени. В этом смысле я по первому плану должен быть максимально доступен, максимально прост и максимально понятен.
Кстати, создатели спектакля предусмотрели и «эпиграф» — эпатирующий арт-объект, который будет размещён в фойе перед спектаклем: крест-распятие, залитый красным, и «Глаза Бога», давшие название инсталляции.
— Театр можно рассматривать как разновидность диалога, а не как трибуну, с которой тебе втирают вечные ценности. А диалог нужно начинать с какого-то провокационного предложения или фривольной фразы, — объясняет художник-постановщик Олег Головко. — Инсталляции или перфомансы перед спектаклем выполняют такую функцию. Нам самим интересно нащупать форму, жанр этой преамбулы. Это — реплика. И те, кто разбираются в современном искусстве, эту реплику прочтут.
Ирина ТИМОФЕЕВА
На фото Валерия ПАНОВА: так происходит монтаж декораций к новому спектаклю "Красного факела".
