26.07.18

Поставить на крыло

Кто в Новосибирске выхаживает, лечит, растит и возвращает пострадавших или осиротевших диких зверей и птиц в естественную среду обитания?

Соколы, совы, коршуны, грачи, скворцы, вороны — из постояльцев, прошедших через руки волонтёров Центра реабилитации хищных птиц за годы его существования, можно сформировать полноценное отделение пернатых, которое сделало бы честь любому зоопарку. Правда, недавно название этой волонтёрской организации поменялось — теперь это Центр реабилитации диких животных. Такая необходимость возникла после того, как в число «воспитанников» всё чаще стали попадать бельчата, зайчата, синички, воробушки и прочая живность, не подпадающая под статус хищных птиц.

 

А началось всё около семи лет назад, когда трое увлечённых людей решили реализовать идею создать в Новосибирске специальный центр, где бы травмированные или ещё как-то пострадавшие хищные птицы и их птенцы могли пройти курс реабилитации и вернуться в привычную среду обитания. Житель Бердска Александр Милежик, орнитолог Елена Шнайдер и веторнитолог Анастасия Валк наладили связь с другими подобными центрами, которых тогда было ещё не так много. Оказалось, проблема травмированных в городской черте птиц действительно очень актуальна. Потом стали подтягиваться волонтёры. Полтора года назад Центр выиграл грант, на средства которого был приобретён и оборудован модуль для передержки птиц.

 

— У нас большая часть — не ветеринары и орнитологи, а именно волонтёры, — рассказывает координатор проекта Яна Розман. — Но они уже через такие огонь, воду и медные трубы прошли, что порой могут и специалиста поправить и сказать, где что не так. Центр наладил сотрудничество с несколькими ветклиниками, большое спасибо нашим ветеринарам, потому что мы им платим только за расходные материалы и медикаменты, а за работу — только если в особо сложных случаях они привлекают кого-то со стороны. И врачам самим это интересно — работая с дикими животными, они развиваются, чему-то учатся.

 

Яна в Центре второй год, её семья переехала в Новосибирск из Нового Уренгоя. Заниматься травмированными птицами она начала ещё там, о том, что в Новосибирске существует такой Центр, знала, поэтому, когда переехала, вскоре связалась с единомышленниками и предложила свою помощь. Сейчас у неё около двух десятков пернатых постояльцев (благо, условия частного дома позволяют) и несколько постоянных жильцов. Один из них — совиный парень Дуриан, в быту — Дурик, чудом выживший после череды страшных болезней.

Сейчас Дурик уже совсем не похож на инвалида.

— Это была страшная сова, плохо пахнущая, с ужасным пером, — вспоминает Яна. — Первый месяц ждали, что он умрёт, потому что очень плох был. У него вывих заднего пальца ноги, сильно нарушен обмен веществ, после рахита неправильно сформированы кости, он плохо держит равновесие. Плюс из-за неправильного питания вылезла онкология, опухоль на крыле, которую мы удаляли. Но на поддерживающей терапии, на правильно подобранных лекарствах, он перелинял, ожил. Абсолютно ручная сова стала, спокойный ребёнок. Строит других птиц, животных. Но его ни в дикую природу, ни даже в общий вольер нельзя выпустить. Так и будет жить дома.

 

На заднем дворе дома — ряд уличных вольеров. В первом — пятеро взрослых коршунов и трое малышей. Коршунята, завидев людей, распластываются на поверхности — по словам Яны, изображают «сковородку», прикидываясь, что их тут нет.

 

«Сковородкой» прикинулся.

Четверо взрослых коршунов уже прошли лечение и готовятся к вольной жизни. Трое — безымянные, поскольку насчёт них сразу было ясно, что их выпустят (имена, как правило, дают только постояльцам), а четвёртая, Домино, изначально была плоха, и предполагалось, что птица останется с людьми навсегда, но она, пережив две операции, показала себя молодцом и теперь тоже собирается на волю.

Домино собирается на волю.

А вот пятый, Томик, на свободе не выживет.

Хороший парень Томик.

— Томик остаётся у нас на ПМЖ, — говорит Яна. — Он знает нас с детства, ему всего два годика. У него перья растут так криво, что полноценно он парить не может. Парень хороший, людей любит, контактный. Хотя может показать характер.

 

Следом идёт жилище красавца Крона, своенравного чёрного ворона, отношения с которым у Яны, по её словам, складываются непросто:

— Он не любит меня — он меня терпит. У воронов до четырёх лет каждую весну и осень наступает период, когда зашкаливают гормоны. До весны он меня любил, обожал просто, на ручки просился. Но прошла весна, и его «самкой» стал мой муж. Теперь Крон в нём души не чает. И таким непостоянным он будет до четырёх лет, а ему всего годик, впереди три года исканий. Связано это с тем, что в отличие от всех птиц, именно вороны, а совсем не лебеди, как принято считать, — по-настоящему моногамные птицы, и если кто-то из пары гибнет, они не ищут замену и всю оставшуюся жизнь проводят в одиночестве.

Непостоянный Крон.

Крон, между прочим, столичная штучка, прибыл из Москвы после того, как его, совсем малыша, в прошлом году закрутил потрясший мегаполис ураган. В Новосибирск он поступил с переломом таза и основания хвоста. Теперь это бодрая, любознательная и характерная птица с ловким клювом и острым умом. Но из-за травмы полноценно летать он уже не сможет, так что тоже остаётся на ПМЖ.

Эта столичная штучка может и пошкодить...

... и характер показать.

За вольером Крона — апартаменты грачей — девочки Геры, которая с любопытством высовывает свой клюв из маленькой ямки под стеной, наблюдая за происходящим у соседа, и её однокрылого компаньона. Гера — птица своеобразная.

Гера — охотница за контактными линзами.

— Она очень ревнивая, — рассказывает Яна. — Меня обожает и ревнует ко всем остальным. Малышка хорошая, ручная. Очень любит контактные линзы, уже было два случая, когда она вытаскивала их прямо из глаз, причём настолько аккуратно, что глаза остаются совершенно невредимыми.

 

А дальше разместились совы — болотные и ушастые. Любимица Яны — ручная Киви, постоянная жительница, за плечами, точнее за крылами которой весьма печальное прошлое.

Взрослые совы (слева) берут шефство над малышами (справа).

— Киви в прошлом году нам принесли умирающим совёнком, — вспоминает хозяйка. — Люди подобрали её на улице, покормили недельку мясом, и птица стала умирать. Только после этого они связались с нами. Мы её вытянули — благо, не развился рахит. Но обмен веществ нарушен, только сейчас стал приходить в норму.

 

Три малыша-совёнка — сиротки, приехавшие аж из Омска. Какой-то подгулявший мерзавец застрелил их мать, дачники подобрали детишек и связались с Центром. Теперь их воспитанием занимаются Киви и глазастый «сов» Гриша, кстати, также прибывший из Омска на операцию, который, вероятнее всего, тоже останется здесь на постоянное жительство.

Совёнок-сиротка.

— Когда к нам попадают маленькие совятки, они глупые, ничего не боятся, не знают, как себя вести, как реагировать на звуки, на других хищников, — поясняет Яна. — Именно для этого нужны инвалиды-дикари. Кто-то заходит в вольер — они начинают беситься, шугаться, показывать свой характер, малыши за ними потом повторяют. Когда я приношу еду, детки видят, как надо охотиться, использовать свои лапы. Потом всё это пригодится в природе.

 

Анастасия Федоровская, ещё один волонтёр Центра, сотрудничает с ним около года. У неё воспитанников поменьше, чем у Яны, — рамки городской квартиры ограничивают. Сейчас у Насти живут скворец Сырник, синичка Муня, два воробушка и три сокола. Ну и ещё три змеи (удав и два полоза) скорпион и три паучихи.

 

— У меня всё началось с соколов, — рассказывает она. — Мне из хищных птиц больше всего они нравятся, у меня был первый сокол, но, к сожалению, болезнь его скосила. Почти сразу появился второй сокол, самочка, её зовут Ирис. А потом мальчик, Стар. Это соколы-чеглоки. А вот Феникс — это сокол-пустельга. Ирис самая ручная, звезда моего Инстаграма. Она идеально социализирована, хотя и нервничает, когда гости приходят. Мы с ней почти год вместе, она меня совершенно не боится. У неё недавно сломалось перо, я смогла просто взять и посмотреть, она даже не закричала. Для сокола, особенно для своенравного чеглока, это очень круто. У нас с ней настолько близкие отношения, что она ко мне просто на плечо прилетает. Как попугайчик. У Стара было сломано крыло, он долго скитался и, когда попал сюда, был очень забитый, зажатый. У меня он через полтора месяца начал летать на руку, на перчатку. Пустельга, Феникс — маленькая ещё, даже непонятно пока, мальчик или девочка. Птица однолапая, но летает, это очень важно для тонуса мышц.

Ирис и Стар.

Умение летать «на перчатку», по словам Анастасии, очень важно:

— У них идёт ассоциация: я надеваю перчатку, кладу пищу, даю свисток — птицы прилетают. Это нужно с самого раннего возраста, чтобы они еду ассоциировали с перчаткой, а не с человеком. Если этого не делать, они постоянно, завидев человека, будут кричать и просить есть.

В Муне не сразу признаешь синичку.

Синичка Муня на синицу не похожа: вместо привычного чёрно-жёлтого окраса — серо-бело-чёрная. По словам Анастасии, это генетический «брак». Из десяти попавших к ней в начале лета синичат девять выросли и улетели, а за Муню Настя сильно переживала и в итоге решила оставить у себя.

Настя, Муня и Сырник.

Похожая история приключилась и со скворцом Сырником. Строители демонтировали гнездо, ремонтируя фасад здания, в котором было три скворчёнка.

 

— Их тоже привезли ко мне, я их выращивала, — вспоминает Анастасия. — Два хорошо сформировались, а у третьего перья были кривые, а стержень просто всмятку. Но потом он у меня восстановился, сейчас прекрасно летает, но уже привык к человеку, и всё равно видно, что птица немного «бракованная». Было принято решение его тоже оставить.

 

Соколы живут вольно, но отдельно от прочего пернатого поголовья — во избежание конфликтов. А остальные имеют свои решетчатые «квартиры», но, по словам Насти, чаще летают по комнате, чем сидят в клетках. Правда, тут тоже нужен глаз да глаз. Сырник, например, очень ревнивый и когда замечает, что кто-то другой уделяет хозяйке повышенное внимание, может и отомстить.

Ревнивый Сырник.

Новосибирский Центр сегодня считается одним из самых эффективных и авторитетных в стране. Сюда передают «сложных» питомцев из других городов и областей. Всего за годы существования Центр принял, обиходил, выпустил или пристроил несколько сотен птиц. В привычную среду обитания после реабилитации возвращается примерно 70 процентов постояльцев.

 

Теперь Центр принимает не только пернатых — птичьи ряды разбавили бельчата, ёжики, зайчата, летучие мыши. Разрастающееся «хозяйство» требует сил, времени, средств, добрых и умных человеческих рук.

 

— Нам очень нужны волонтёры, готовые принимать тяжёлых, например, послеоперационных птиц в домашних условиях, — говорит Яна. — Нужны деньги. Что-то мы зарабатываем сами — продаём сувенирку, линялые перья птиц, которые с удовольствием приобретают хэндмейдеры, делают работы на птичьи темы и передают нам, чтобы мы продавали. Всегда требуется ветошь, чистые коробки, — они тают как снег весной. Нужна еда, например, сухие смеси для выкорма щенят и котят — они прекрасно подходят для зайчат, бельчат, других млекопитающих. Творог, яблоки, кабачки, ягоды. Рыба летом. Арбузы, которые птицы безумно любят. Сейчас август, на дачах зреет урожай, и мы будем безумно рады, если нам отдадут излишки.

Если вы хотите чем-то помочь Центру реабилитации диких животных, связаться с ним можно по телефону  8-913-375-21-11 (с 9 до 24 часов).

Татьяна МАЛКОВА | Фото Дмитрия ДАНЕВИЧА

back

Материалы по теме:

09.03.21 Ковчег для подранков

Спасение и выхаживание диких животных в городских условиях: как юрист Яна РОЗМАН стала волонтёром

up