Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

О ностальгии, «убежище» и возвращении Большой дачи в нашу жизнь

Уходящую натуру дачного соцреализма мы искали в разных обществах на станции «Новородниковая». И находили настоящие шедевры деревянного зодчества. Вот, к примеру, этот домик примечателен своей террасой на втором этаже — здесь вполне можно устроить домашнюю читку пьес Антона нашего Чехова.

Для русского человека дача — это не только шесть коленопреклонённых соток и стеклянная батарея законсервированного лета на зиму. Это место силы, маленькая вселенная, вмещающая в себя гонки на великах, ободранные коленки, первые свидания, зрелые размышления на закате и непостижимую роскошь человеческого общения за общим столом. Сегодня дача обрела вторую жизнь: мы ищем на ней убежища от пандемии и страха, мы вновь цепляемся за шесть соток, чтобы свободно дышать, планировать жизнь и варить варенье. Ибо кто варит варенье — тот собирается жить долго. «Ведомости» собрали летний калейдоскоп — из фотографий, воспоминаний о Большой даче, надежд и настроений.

Как известно, вход в Нарнию «прятался» в обычном шкафу. Нам кажется, что эти дачные двери были позаимствованы у старинного шкафа. А вдруг на этом дачном участке и правда есть портал в волшебную страну?

Антон Веселов, замдиректора ГПНТБ СО РАН: «Мои родители провели на будущей даче, а тогда ещё на неухоженном участке леса в посёлке Новый, свой медовый месяц. Хозяин, мой дед Алексей Степанович, служащий в Совнаркоме, обозначил пни, пригодные к растерзанию. Родители увлечённо корчевали, перекусывая молоком с хлебом. А спали в палатке. К концу 50-х синенький домик был готов. Сначала его расценивали как место весёлого отдыха большой инженерно-педагогической компании. В те времена во дворе построили над столом специальный навес с углублениями для вина, чтобы можно было взять новую бутылку не вставая. Не реже пользовались волейбольной сеткой и гамаком. К 80-м значимую часть шести соток занимали бабушкины цветы. Я, не выходя за ограду, тренировался в ловле бабочек. Дело так меня захватило, что я быстро уставил свою комнату банками, в которых вылуплялись мои «питомцы», а взрослые с уважением говорили: «Растёт Набоков». На заднем дворе я натянул ту самую — историческую уже — палатку. В ней мы с друзьями обсуждали тайные планы. А рядом возделывали микроботсад с десятком видов крапивы. Во всяком случае, она жалила, мы считали её оружием. Перед верандой я открыл ремонтную мастерскую. Лето начиналось у меня с обхода окрестных свалок. Обязательно кто-нибудь выкидывал сломанный велосипед — и я собирал себе новый. Мы практиковали экстремальные покатушки — рама редко выдерживала дольше месяца. Случались и странные гибриды из «Салюта» с «ураловской» передней вилкой и большим колесом. В 12 лет я приступил к ремонту мопеда своего старшего брата. Папа сказал: «Как сможешь починить — значит, достаточно взрослый, чтобы ездить». Я справился на пару лет раньше, чем он рассчитывал. До 15 лет я успел объездить все окрестности, снять тормоз, глушитель, крылья и много другого лишнего, а как следствие, основательно побиться со всех сторон. Настройка моего карбюратора, конечно, ранила соседей. А я обожал запах смеси 76 бензина с «жигулёвским» маслом, грохот двигателя меня успокаивал. Потом мопед угнали. В конце 80-х вообще основательно подчистили. Спёрли холодильник и телевизор. Потом посуду. И даже чугунную кровать.

У меня появилась первая квартира, когда я только-только получил советский паспорт. Я достроил себе дачный верх, убедив всех, что лестница мне не нужна, а сам я буду лазить по сосне, путая воров. В этой тайной комнате (больше никто в неё забраться не мог) я спроектировал и изготовил встроенную мебель, покрасил всё лаком, добился безупречной чистоты стиля. Но воспользоваться великолепием не смог. Дела рок-тусовски, и особенно амурные, не давали мне возможности надолго оставить город. Я всё реже присоединялся к родителям. Даже возможность погонять на машине (тогда у меня ещё не было прав) не вдохновляла.

Да и сама дача трансформировалась в участок рискованного земледелия. На нём растили перестроечные радости — картошку, огурцы и помидоры. Я приезжал только окучивать, поливать и убирать. С тех пор как-то недолюбливаю корнеплодыJ

Второе открытие дачи случилось с появлением детей. Они так мило плескались в ванночках, так радовались кузнечикам и грибочкам, что я боялся дышать — не то что покидать участок. К тому же в эти времена я уже был на колёсах и необходимость делить частное пространство с садоводами в электричке улетучилась.

Вернулись прежние, появились новые ритуалы. Речка, море, костры и жареный хлеб, вылазки в лес, цветочки-ягодки, грибы-бусинки, птички-ёжики. Правда, дети как-то слишком быстро выросли. Мы стали реже ездить. Дача ветшает. Бабочки залетают всё реже, грибы всё жиже, а речка — холоднее. Я переночевал на даче накануне своего 45-летия. Словно простился.

Путешествия по дачным обществам вполне могут заменить поездки в Европу. Если, конечно, включить на полную мощность фантазию. Вот эти два дома — чем не образчик европейского Средневековья? Настраивайте оптику детства и вспоминайте сказки братьев Гримм.

До весны 2020 года российская дача активно сдавала свои позиции: в садоводческих обществах плодились заброшки, молодые владельцы засевали свои участки газонной травой и мангалами, и лишь люди активного пожилого возраста стоически продолжали выращивать «еду». «Мы наблюдаем активность в продаже дач, — сказал в 2019 году «Ведомостям» заместитель председателя Союза садоводов России Юрий Шалыганов. — Дача — это обременение. Бензин, проезд на электричке, налоги, членские взносы, электричество, вода и продукты для всей семьи. Мы знаем, что огромное количество участков в России сейчас брошено, там люди годами не появляются». Но всё изменила пандемия коронавируса: поняв, что режим самоизоляции легче переносится на даче, народ потянулся к своим истокам.

— Спрос на дачи вырос в два раза по сравнению с прошлым годом, — говорит директор новосибирского агентства недвижимости «Грановит» Александр Бычковский. — Даже то, что годами стояло, не продавалось, активно уходит. И в основном клиенты интересуются не просто участками, а уже готовыми домиками, чтобы заехать и сразу жить. Большой спрос на аренду дач в этом году. В общем, ситуация поменялась кардинально.

Кстати, по оценке разных новосибирских сервисов по выбору недвижимости, уже в марте 2020 года в Новосибирской области наблюдался интенсивный рост (на 25%!) запросов на покупку загородного дома. Статистика первых недель апреля оказалась ещё выше — и это без учёта запроса на аренду «домика в деревне», который как минимум удвоился. Впрочем, удвоился и ценник. Теперь за аренду дощатого домика в стиле беспечного поросёнка Ниф-Нифа просят в месяц 6 000 рублей, Нуф-Нуфа — 12 000, а уж за каменную крепость Наф-Нафа надо будет выложить все 100.

Елена Танажко, пресс-секретарь министерства культуры НСО: «Жаль, что наша дачная жизнь — на паузе: старая продана, новая не построена пока. У нашей дачи был (и, надеюсь, есть) свой дневник, начатый (если правильно помню) в 1993 году прошлыми хозяевами. Изначально — с вырезками из категории «Хозяйке на заметку», историями огородно-урожайными и строительными. Потом добавились заметки о погодах. А в наш период стали просить гостей дачи делать свои записи. Так в дневнике писалась уже личная дачная история, остались зафиксированы и довольно обширная география друзей и родных, побывавших на даче, и события нашей семьи. Передали новым хозяевам с просьбой не бросать традицию».

Этот домик не пошёл на поводу у дачной моды на сайдинг и яркие краски в стиле «утренник в детском саду», а сохранил свою благородную аутентичность.

Нина Пашкова, журналист: «У нас была чудесная дача — изрядный кусок леса, огороженный чахлым забором. Мне в детстве он казался целым миром. Гуляй хоть целый день — и не соскучишься. В кустах дикой малины можно было так затеряться — никто из взрослых не найдёт, пусть хоть заакуются. Мой дедушка купил эту дачу, когда мне было два года. Я на ней, можно сказать, выросла. И да, это была дача только для отдыха, потому что под соснами принципиально ничего не росло и не зрело. Парочка круглых клумб с анютиными глазками и маргаритками, одна крошечная грядка, на которой кое-как пробивался чахлый укроп, и ещё две, где дичала посаженная прежними хозяевами клубника. И это всё. Никто ничего не полол, никто ничего не окучивал, никто не сажал и не собирал урожай. Здесь просто жили. Зато какие весёлые гости приезжали по выходным, как долго сидели за накрытым столом на улице по вечерам, как было уютно в этом маленьком круге света, когда становилось темно и вокруг лампочки собиралась мелкая ночная живность. А как по утрам заливались птицы… Это было лучшее место на Земле».

Вот такого «кубизма» в дачных обществах хватает. Однако настоящий стиль в дачной архитектуре появился в эпоху развитого социализма.

Психологи считают, что сегодня дача с успехом исполняет роль «психологического домика», где можно выдохнуть и спрятаться от бесконечного абсурда внешнего мира. Помните, как в детстве, в игре в догонялки? Ты бесконечно бежал, а когда понимал, что больше нет сил убегать от ведущего, быстро складывал руки над головой и кричал: «Я в домике!». Как пояснила наш постоянный эксперт, психолог-консультант Анна Веселина, по такому же терапевтическому принципу нас лечит дача: здесь уходят на второй план тревоги, связанные с эпидемией, и срабатывает эффект самовнушения — я в домике и со мной ничего не случится. Впрочем, здесь и с точки зрения эпидемиологии безопаснее, чем в городе.

Дачный музей в СНТ «Автомобилист».

Кстати, дача может стать и настоящим арт-объектом — были бы желание, руки и творческий подход к жизни. Вот, к примеру, Валентина Дыхова, живущая на улице Яблоневая в СНТ «Автомобилист» (станция «Новородниковая»), превратила домик в настоящий музей «уходящей натуры» на открытом воздухе. Старая прялка, настенные часы с кукушкой, гитара, лопата для печи, железные утюги и пузатые самовары, керосиновые лампы и примусы — милые вещи ушедшей эпохи, тонкий стежок, соединяющий ткань бытия.

— Я сначала коллекционировала старые самовары, у меня их уже штук двадцать, — рассказывает женщина. — А потом как-то незаметно ко мне стали приходить старые вещи: на свалке нашла доску для стирки белья — помните, её ещё называли стиральная машинка «Волна»? Потом что-то ещё появилось. Я всю жизнь диспетчером на автопредприятии проработала, а тут вот на пенсии любовь к творчеству проснулась.

Валентина Михайловна рассказывает, что теперь старые вещи люди сами ей на дачу приносят: знают, что она собственный музей на участке устроила. Однажды приезжает из города, а на ступеньках стаканы в подстаканниках стоят, шахматы старые.

— С возрастом начинаешь ценить вещи, с которыми у тебя связаны воспоминания, — уверена дачница. — Я очень бережно к ним отношусь.

В общем, Большая дача возвращается к жизни — может быть, благодаря коронавирусу, а может быть, просто вновь пришло её время.

Вы думаете это баня? Нет. Это домик. Если присмотреться, то там даже антенна для телевизора есть.

Михаил Моисеев, организатор культурных событий, поэт: «Дача для меня — это такая история, идущая из детства, которая не заканчивается до сих пор. С дачи (станция «Шелковичиха») и пишу. Инюшка в 30 секундах бега, остров с песчаной косой, лес, грибы, ягоды. В детстве ещё и большая детская компания. Оттуда осталось очень многое: и сама дача, и керосинка в сарайчике, и деревянные лодки, пришвартованные к берегу, на замках и цепях, и понтон непонятного происхождения. Страшилки, которые мы рассказывали, а как раз вышел фильм «Собака Баскервилей» и кто-то оставил большие следы на нашем берегу — видимо, ребята старшие развлекались. А для нас это целое приключение было».

Особое чувство гулять по дачным обществам и путешествовать во времени. Ах, это моя собственная юность летит лёгким пируэтом по всем этим тропиночкам-дорожкам, поцелованная в макушку солнцем, влюблённая в лето. Остановилась — машет, дразнится, не догонишь. Не догоню, конечно.

Елена Рудзей, профессор кафедры дирижирования НГК им. М. И. Глинки: «А я в 15 лет начинала дачную жизнь на Седовке. Мы взяли участок, но там было 48 пней и трава по пояс, поэтому мы жили на турбазе всей семьёй, а участок навещали. Нашлась и подружка тут же, и мальчишки из речного училища. Мальчишки отпрашивали меня погулять с ними. И мы ночи напролёт гуляли, жгли костры на Красной горке, плавали на Маруськин остров загорать. А возвращалась я через окно ночью, потому что корпус уже закрывался к тому времени. Родители сидели за столом и ждали меня. Каждую ночь. Целый месяц такой жизни. Платье у меня было с трёхъярусной юбкой, сильно модное. Уезжали мы на теплоходе семьёй, и вся ватага меня провожала. А встретились осенью в городе — и говорить не о чем, интересы разные. Но лето было общим, клёвым и ничто нас там не разъединяло».

Ум дачника хитёр и изворотлив. Вот, к примеру, на фотографии слева — гибрид гаража и парника. И, действительно, чего лишней площади пропадать? А справа — просто балкон. Красивый балкон, на котором можно утром пить чай, лениво переговариваясь с соседкой.

Елена Седова, театральный критик: «В наших семейных традициях — полное отсутствие дачи. Маменька вот вспоминает, что однажды родителям дали участок. Они приехали, огляделись. Берёзы, сосны, трава по пояс. Комары да мошки. К вечеру поехали домой. И вернули участок обратно.

В детстве и молодости я вообще очень не любила всё, что отвлекало меня от смотрения спектаклей и чтения книг. Впоследствии — от работы. В последние несколько лет, спасибо профессиональному выгоранию и (недолеченной) депрессии, я обнаружила, что купаться в Волге или обнимать сосну не менее приятно, чем читать книжки или пиарить спектакли. Но дача для меня по-прежнему штука непонятная. Если я могу ничего не делать и никуда не ходить — я лучше останусь дома. Если я хочу выехать из дома — я сяду в электричку и поеду куда-нибудь на день-два. Серьёзно, не могу примерить себя к даче. То есть я сижу на даче, а могла бы сидеть дома... ДОМА! Нет, не понимаю. Но у меня есть параллельный сюжет. Мой прадед с прабабкой, которых я отлично помню, мы часто ездили к ним в гости, жили в Омске. Прадед — враг народа, немец; после лагеря — немецкие поселения в Омске... В конце 50-х дед с бабкой каждое лето ездили в гости к многочисленным друзьям и родным. В Ленинграде у бабы Шуры жил младший брат. В Эстонии у деда Вольдемара жила старшая сестра. Так получилось, что после смерти дедов контакт с этими родственниками оказался потерян. Но сохранились письма, телеграммы, приглашения на свадьбы и уведомления о похоронах... Много-много фотографий, где всё в подробностях подписано, кого как зовут и т. д. Спасибо прадеду Вольдемару, с немецкой аккуратностью сохранившему семейный архив. Спасибо довольно редким фамилиям. Спасибо интернету. Лет пять назад мы нашлись и познакомились.

Племянница бабы Шуры Люся живёт в доме, который под Ленинградом строил её отец. И для меня совершенно странное, потрясающее ощущение — приезжать в гости в дом, который я знаю по фотографиям, полвека хранящимся в нашем семейном альбоме. Влезть на яблоню, которая, наверное, видела моих прадеда с прабабкой, — бесценно.

В Эстонии под Тарту живут потомки сестры моего прадеда Вольдемара. Я видела могилы людей, которых всю жизнь знала по фотографиям, но которые казались навсегда потеряны... Я была в доме и в саду, где жили мои прадед с прабабкой, когда 60 лет назад приезжали в гости.

И вот эти дома, эти яблони, эти сосны, которые видели моих родных лет 60 назад — для меня это что-то сакральное. Что-то про связь времён. Наверное, это потому, что у нас никогда не было дачи?

И — да, у Людмилы-Люси в доме есть прекрасный чердак! Самый настоящий, со связками журналов, лыжами в углу, железной кроватью и прочей красотой. Старинный разваливающийся стул мы оттуда даже стащили. По-родственному».

Пусть нас всех сопровождает удача. Берегите себя.

Оксана Карандашева, продюсер: «У нас не было своей дачи. Зато была дача моей лучшей подружки в Кудряшах. Общество “Мечта”, ага. Мы там лет с 13 проводили летом очень много времени. По вечерам жгли костры с дачными друзьями, были и дачные влюблённости, конечно. А в одну из очень дождливых ночей с нами случился юный Джонни Депп и его “Плакса”. До сих пор один из моих любимых фильмов. Был и дачный киоск, в котором мы в наши 17 лет покупали портвейн “777” и один кубик “Галина Бланка” — ну на что денег хватило. Эх... хорошие воспоминания.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Михаила ЧЕРНОВА и Бориса БАРЫШНИКОВА