12.04.21

Проводник новых форм

Режиссёр Полина КАРДЫМОН — о создании действия из пустоты, комплексе самозванца и том, почему ей не нравится Новосибирск.

Время разговаривает с нами на языке актуального искусства, который принадлежит определённому историческому контексту. Вчера — постмодернизм, сегодня — постдраматизм, завтра — бог весть что ещё. Молодые творцы становятся проводниками новых форм и тенденций, пропуская по своим жилам электрический ток преобразований. Полина Кардымон — молодой режиссёр, выпускница Новосибирского государственного театрального института, в её творческом архиве —  спектакль «Фрагменты любовной речи» по Ролану Барту в театре «Глобус» и квест-променад «Индивидуальные переживания» с текстами новосибирских поэтов. Сегодня Полина — резидентка междисциплинарного пространства lab4dram (Мастерская Крикливого и Панькова), художница арт-группы «МЫК» (группа недавно «похоронила» себя в ЦК19), участница многих событий и проектов в сфере современного искусства. А ещё она очень красивая девушка.

«Мы все стали перформерами»

Самый ключевой проект по идентификационному поиску внутри культурного пространства для меня — «ПЕРФОДНИ». Мне нравится, когда мы все вместе входим в зону исследования и транслируем смыслы из позиции личного «я». На третий день проекта свой перформанс показывала Алина Юсупова — вместе со своим молодым человеком они натягивали канцелярские резинки. Они отходили друг от друга и тянули резинки — каждый на себя. А потом кому-то отлетало. И это было и про отношения, и про компромиссы, и про какие-то недосказанные вещи. Прилетало очень больно, но нужно было продолжать — несмотря на боль и кровь на руках. Алине прилетало больше, поэтому получился Алинин перформанс — про жизнь в отношениях. После перформанса Алина рыдала — и зал вместе с ней. Ведь в обычной жизни ты не чувствуешь чужую боль, как свою. Ты не соотносишь себя с другим человеком. Но в какой-то момент до нас дошло, что у ребят руки в крови. И случился когнитивный диссонанс: мы же все театральные люди, привыкли к текстам и кетчупу, а тут — настоящая кровь и боль. Был слом. А потом свой перформанс показывала Ольга Обрезанова. Она сидела на стуле, а на экране шли слайды — «я не люблю писать в соцсетях», «я хочу сказать близким людям то, о чём всегда молчала», «если страх не даст мне это сделать, то каждый раз я буду снимать с себя один предмет одежды». Через десять минут Оля сидела на стуле голая. Ей было проще раздеться, чем говорить людям правду. И это было не эротическое, а скорее — библейское. На экране высвечивается слайд — «Если у тебя есть что-то невысказанное, то ты это можешь высказать мне». И всеми овладел какой-то психоз. Люди подходили к Оле и говорили вещи, которые не могли сказать своему близкому. Было очень жёстко. И это нельзя было остановить. Мы все вошли в одно пространство и одно состояние. Мы все стали перформерами. И мне показалось, что наступила эпоха прозрачности, когда ты не играешь что-то, а входишь в пространство перформанса и транслируешь оттуда свою реальность. И хорошо, что наше пространство мастерской не выглажено и не припудрено. Тут можно сломать стену, потом построить новую, покрасить её в чёрный цвет, затем в белый. Здесь можно делать вещи, какие нельзя делать в обычном театре.

«Что такое мастерская?»

— Мы до сих пор формулируем — что такое мастерская? Изначальный костяк lab4dram — это актëры и режиссëры, которые учились вместе в театральном институте и не захотели расставаться. Цели создать традиционный театр у нас не было, была ясная позиция — междисциплинарная лаборатория. Здесь идут спектакли и концерты. Здесь проходят выставки. Но самое точное, что здесь случилось — это «ПЕРФОДНИ». Мне кажется, что сам принцип существования в мастерской — это создание из пустоты какого-то действия, где исследуются границы. У нас нет механизма воздействия, нет чёткой схемы, по которой мы работаем, — это очень текучая штука, которая перетекает из одной комнаты в другую, кто-то что-то сверлит, и я сверлю, и из общего поля что-то рождается, и это намного круче, чем институция. Быть в нашем городе независимым и заниматься андеграундом без институциональной поддержки — это событие для Новосибирска.

«Архипелаг ненасилия и чистоты»

— Мне не нравится Новосибирск. Я увлекаюсь урбанистикой и как-то прочитала блог Яна Гейла «Город для людей». И сразу вошла в состояние аффекта, потому что до этого времени не знала, что существуют города для людей. Мы же живём в своей реальности и понимаем, что она «такова, какова есть» и повлиять на неё у нас нет возможности. Вот такой снег. Вот столько машин. Вот такие дороги. А тут какой-то мужик мне рассказывает, что на самом деле город предназначен для того, чтобы в нём комфортно жили люди! И приводит примеры. Мы шли с мужем в магазин, и я на всю улицу орала: почему я живу в городе, где всё для машин, а не для людей?! И в это время шоссе чистили от снега и скидывали его на пешеходную дорогу, а люди в этом снежном заносе проделывали тропинки. Мне было очень больно. Это было сильное осознание того, что ты пешка и от тебя ничего не зависит, пока какие-то люди наверху решают свои вопросики. И после этого я резко обустроила наше пространство — мастерскую и свою квартиру. И это стало архипелагом ненасилия и чистоты, где всё для людей. И теперь я люблю Новосибирск, потому что в нём есть Лаба (мастерская Крикливого и Панькова. — Прим. ред.) и моя квартира. И если Лабу и квартиру перенести в любой другой город, то мне и там будет ок.

«Люди, где вы?!»

— Когда прихожу в театры Новосибирска, я вижу определённый возрастной диапазон. Но я была в Барнауле на премьере «Марии Стюарт» и удивилась тому, что там раздевались в гардеробе одни молодые люди. Потом я шла по Воронежу и радовалась тому, какие люди ходят там по улицам — дышащие, улыбающиеся, кровь с молоком, энергия — независимо от возраста! И я и подумала — вот бы их в нашу Лабу. В Новосибирске таких людей много, но есть ощущение, что они сидят по своим уголкам. И это пугает. Потому что приходится находить художников и единомышленников через теорию шести рукопожатий. Нет места концентрации. Но наша мастерская могла бы стать такой зоной притяжения — здесь много пространства, где все могут отлично существовать. Иногда у меня создаётся ощущение, что наша Лаба в теневом бане. Помню, как на нашу выставку в рамках фестиваля современного искусства «48 часов Новосибирск» приходили красивые, молодые люди — где вы сейчас?!

«Очень открыта, поэтому огребаю»

— Я всегда себя ругаю за то, что трачу не все свои силы. Мне кажется, что я реактор, в котором много сил. «Фрагменты любовной речи» — это единственный проект, где я выложилась на 90 процентов. Четыре спектакля на одной сцене — нужно всё записать, синхронизировать, огромная команда работала. И всё равно у меня было ощущение, что на 10 процентов я не доумоталась. Я так мечтаю, чтобы случился проект, где мне будет сложно. Есть постоянное ощущение, что люди меня переоценили, потому что я быстро выполняю несложную для меня работу — такой комплекс самозванца. В «Глобусе» было сложно. У некоторых артистов случались срывы во время репетиций. Все репетиции я строила на совместном исследовании каждой истории — на сцене параллельно идут четыре спектакля, которые в какой-то точке пересекаются. Мне как режиссёру было важно, чтобы актёры принесли в эти спектакли свои личные истории, поэтому я строила очень нежные и доверительные отношения. Я ни разу не повысила голос, никого не ругала. Но актёрам всё-таки привычнее, когда на сцену выходит зрелый дядька и начинает командовать: иди сюда, поверни налево. Но, несмотря на все недопонимания, «Фрагменты» вышли крутыми! Правда, иногда я себя чувствую какой-то юродивой. Я очень открыта, поэтому постоянно огребаю. Моя неуместность много кого раздражает.

«Позовут в театр — с удовольствием»

— На третьем курсе института меня пригласили ставить спектакль в Прокопьевск. Я тогда сказала: «Вы издеваетесь, что ли? Я ещё совсем маленькая, какой спектакль?» Но Алексей Михайлович Крикливый (главный режиссёр театра «Глобус». — Прим. ред.) меня проинструктировал и попросил пообещать, что каждое утро я буду завтракать — чтобы хватало сил на репетиции. Он мне дал инструкции, как начинать и вести репетиции, и с этим кейсом я поехала в Прокопьевск. Поехала в ужасе — «Служанок» я поставила за год, а «Станционного смотрителя» предлагали поставить за две недели! Нам декорации за четыре дня до премьеры сделали. Но было круто. Все ко мне отнеслись очень тепло, поэтому вход в профессию у меня случился нежный и безболезненный. Никаких сплетен, маленький город, прекрасные люди, которые работают в этом большом театре — в общем, меня всё это окрылило. А потом я поставила в институте «Урода», и есть люди, которые считают, что лучше я уже ничего не поставлю. Но сейчас у меня нет цели стать режиссёром, который будет ставить в театрах спектакли. Позовут — с удовольствием. Вокруг очень много талантливых режиссёров, которые хотят работать в театрах. И будет честнее звать именно их.

«Всё произошло в обратном порядке»

— На репетиции «Пыли» в «Старом доме» была приглашена этнограф и фольклорист Елизавета Тюгаева, и она нам рассказала о русских обрядах на свадьбах и похоронах — мы были очарованы. Лиза очень междисциплинарный человек — постоянно выстраивает мосты между «тогда» и «сейчас». И я говорю: «Лиза, давай сделаем аудиальный перфоманс, где девочки просто будут петь печальные русские песни». А в институте я ставила «Гадюку», и в ней играли Наталья Серкова, Анна Замараева и Дарья Воевода. Они в спектакле играли на аккордеоне и пели разные коммунистические частушки — я знаю, какие у них голоса. А у Даши Воевода  родители фольклористы, и она умеет на пиле играть! Мы собрались все вместе, начали репетировать. Но как только девочки переставали петь и открывали рты, чтобы прокомментировать происходящее, мы выпадали из потока. Поэтому было решено перенести все комментарии в слайды. «Коромысли» у нас родились за две недели. И мы не ожидали, что они так попадут в людей. А потом началась эпоха гастролей — мы побывали в Дрездене на фестивале русского искусства Karussell. Туда приехали Максим Диденко, Тимофей Кулябин… И — мы. И это была отдельная гордость, что мы прошли не обычный путь, когда ты сначала покоряешь область, потом регионы, а потом едешь в Москву, чтобы тебя заметили и пригласили в Европу. А тут мы в Новосибирске поём в подвале, а нас зовут в Дрезден. Всё произошло в обратном порядке.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Валерия ПАНОВА

back

Новости  [Архив новостей]

x

Сообщите вашу новость:


up
Яндекс.Метрика