27.07.20

Куда убежали «казаки — разбойники»?

Во что играют наши дети и почему современный двор перестал быть центром Вселенной?

Опасность за дверью

 Ушли в прошлое прожаренные солнцем дворы, где лето летело к небесам оранжевым мячом под дружное заклинание «штандер — стоп!» и загорелая ребятня каникулярной вольницей познавала мир с помощью игр. Высохло море, которое «волнуется — раз», ушли на пенсию ретивые «казаки с разбойниками» и навсегда разбились «цепи кованые», уступив место трансформерам и играм в карантин и самоизоляцию. Во что играют наши дети, почему двор перестал быть центром Вселенной и как эпоха индивидуализации перечеркнула всё то, чем жил вчерашний ребёнок?

Екатерина Минор, 45 лет, уехала из Новосибирска в 90-х: «Моё детство прошло в доме на улице Новая Заря — там раньше были очень зелёные дворы, мы в них проводили всё лето. У нас, у девочек, была любимая игра в “домики”. Кто-то выносил одеяло или покрывало на улицу, мы расстилали его на земле, приносили из дома кукол, кукольную мебель, посуду, воду и начинали наши долгие игры. Это была игра на весь день: в песочнице устраивали магазин, пекли там “пирожные”, стояли за ними в очереди — в общем, всё как в жизни. Мальчишки тоже играли с нами. В остальные дни играли в “казаки — разбойники” и прятались друг от друга по всему микрорайону. Любили игру в “красочки“: “ Я монах, в синих штанах, пришёл к вам за красочками”. А в “цепи кованые” играли двор на двор. Я была самой тощей и слабой, поэтому когда нашу цепь разбивали, то обязательно в том месте, где я стояла».

Психологи и исследователи городского фольклора считают, что подвижные коллективные игры ушли из жизни, потому что «умерло» само понятие двора — как некоего сообщества, где жили и познавали мир разные поколения детей. Этой проблемой, кстати, недавно озадачилась исследовательница ленинградских дворов Александра Пиир, которая пришла к выводу, что до революции дети делились на «дворовых» и «домашних». Когда в российских городах вместе с доходными домами появились закрытые дворы, гулять в них разрешалось только детям прислуги. А дети жильцов завистливо разглядывали дворовую жизнь из окна: если они и выходили из дома, то только в парк с гувернантками. Такое «классовое» разделение исчезло после революции — дворники перестали отвечать за порядок во дворе, прислуги не стало, а большие квартиры превратились в коммуналки. Воспетое детскими писателями дворовое детство стало нормой жизни для каждого советского ребёнка — его социализацией и школой жизни.

— Двор для советского ребёнка был способом познания мира, — рассказывает заведующая кафедрой педагогики и психологии ОЦ «Горностай» Анна Бердникова. — В нём «жили» по нескольку поколений детей: семилетки присматривали за самыми младшими; среднее звено — это «московские прятки», «море волнуется» и «домики»; старшие могли себе позволить уйти со двора и играть в «казаки — разбойники». Иногда старшие брали младших в игру — и тогда это было целое событие. Сейчас на первое место вышли безопасность ребёнка и «развивашки», поэтому дворовые сообщества разрушились.

Все подвижные игры, в которые играли советские дети, были по сути командными играми, где ребёнок четко знал свою роль, вживался в неё и проживал вместе с друзьями по игре. Игра была для детей своеобразным микроскопом, через который они изучали взрослый мир.

Анна Бердникова считает, что нельзя сказать, что дети совсем перестали играть на улице — они, конечно, продолжают познавать мир, но уже с помощью других игр. Во-первых, им уже некому передать игровой опыт, накопленный советскими поколениями: их родители — это поколение 90-х: когда в семьях появились игровые приставки и компьютеры — и все «остались дома». Во-вторых, самих детей стало на улице в два-три раза меньше, чем в то же советское время. Ну а в-третьих, родители боятся отпускать детей на улицу, потому что там небезопасно — вокруг машины, «злые люди», кризис, коронавирус, нужное подчеркнуть. Как пишет исследовательница Александра Пиир, история сделала спиральный виток, и теперь дети из «элитного жилья» с грустью смотрят на закрытый для чужих детей двор или скучно гуляют в нём с гувернантками. Кстати ректор Института консультативной психологии Вадим Петровский считает, что в современных дворах присутствует определённый тип опасности — проникновение извне. Если в советских, продуваемых на семи ветрах дворах опасность была частью ландшафта (бег по крышам гаражей, снежные крепости, разбитые носы и коленки) и воспринималась частью сюжета, то современные родители боятся за своего ребёнка даже в герметично запертом пространстве. Условно говоря, опасность за дверью всегда страшнее той, что всегда рядом.

Паспорт Штирлица

Любава Бутакова, художница: «Играли много, во всякое-разное... Вспоминается особенно любимое стуканье мячиком о кирпичную стену дома. Каждый такой стук сопровождался каким-то непонятным словом. Чем быстрее стукали, тем больше словесное сопровождение напоминало заклинание — неизвестно, на каком языке, но смешно. Интересно, кто сочинял такие игры? Причём мячик подбрасывали разными способами, и ударов на каждое “волшебное” слово могло быть разное количество. Короче, со спецэффектами игра. А ещё — игра “в резиночку”! Каждая девочка носила в кармане моток резинки, чтобы попрыгать в неё. А одна девочка постарше собирала нас в беседке детсада, что был во дворе, и подробно пересказывала "Пёструю ленту" и “Собаку Баскервилей”. Так я узнала про Шерлока Холмса. Ещё “секретики”. Обычный фантик от конфеты —  под стёклышко, и это закапывалось в землю за клумбой во дворе. Но мы с одной девочкой усложнили задачу: в ход шли бусины, детали ломаной бижутерии... богато оформляли секретики!»

Небольшой опрос в «Фейсбуке» показал, что олдскульное поколение с удовольствием вспоминает все свои детские игры: «классики», «вышибала», «прятки», «съедобное — несъедобное», «выше ноги от земли», мальчики резались в «ножички», строили шалаши, убегали «в Африку», вырезали из картона шпаги и становились мушкетёрами. А когда по телевизору показывали «Семнадцать мгновений весны», то все начинали играть «в Штирлица» — из школьной тетради вырезалась маленькая книжечка, которая становилась «аусвайсом» Максима Максимовича Исаева.

— В игре ребёнок отыгрывает какие-то социальные роли и жизненные сценарии, — продолжает Анна Бердникова. — Работая с детьми, хочу сказать, что они и сейчас это делают. Смысл игры не изменился — поменялась оболочка. Они так же познают мир, но с помощью других инструментов — компьютерных игр, роликов на ютубе, мультфильмов, залипанием в соцсетях. Мне кажется, что эпоха детского коллективизма ушла в прошлое и наступила эпоха индивидуализма. Впрочем, мы все сейчас живём в парадигме индивидуализма, когда на смену коллективным ценностям пришли личные.

В конце «нулевых» методисты Областного центра русского фольклора и этнографии проводили среди второклашек Гимназии №1 небольшое исследование: попросили ребят рассказать им считалочки, которыми они считаются перед игрой. «Вышел Бэтмен из тумана, Вынул маску из кармана. Раз-два-три-четыре-пять, Буду всех я убивать», — огорошили восьмилетки методистов. А на предложение «посчитаться как-нибудь по-другому» дружно запели: «На золотом крыльце сидели: Чип и Дейл, Том и Джерри, Дядя Скрудж и три утёнка! Выходи — ты будешь Понка!» Кстати, тогда ещё специалисты центра подметили, что дети охотно играют не во «что-то», а в «кого-то». К примеру, в тех же героев американских мультиков. Игры эти — одиночные, не требующие публики и командного состава: достаточно нацепить на себя чёрную маску Бэтмена, вырезанную из старого носка, и всё — ты яростный борец со злом!

— Тогда дети ещё охотно играли в трансформеров, — делится своими наблюдениями Анна Бердникова. — Выходили в образе, называли своё имя и отыгрывали собственный сюжет — без какой-либо коммуникации с другими детьми. Сейчас кто-то из родителей, которых я консультирую, рассказал, что дети на улице играют в «карантин». Собственно, какое время — такие и игры.

Чёрная рука — друг детей

Андрей Поздняков, краевед, автор экскурсий: «Песни, безусловно, пели, но, в основном какие-то дурашливые вроде “А за деревом — дерево (повторяется 3 раза), а за деревом — куст”, а потом неожиданно: “А за кустиком — дерево, а за деревом — дерево” и по кругу... Или “Тихо в лесу, только не спит барсук”. Страшилки — ДА, в пионерлагерях – обязательно! Наш любимый с сестрой пионерлагерь был в очень симпатичных горах (старых) Баян-Аула, там хорошо заходили всякие жути про “чёрную руку”, “гроб на колёсиках” и прочее. У Эдуарда Успенского когда-то всё это было более-менее собрано, весь этот детский фольклор. Ещё были дико популярны “чёрные стихи” про “маленького мальчика” и прочие хоррор-фантазии в антуражах советского трэша».

Кто из нас в детстве не рассказывал страшилки про «гроб на колёсиках» или «чёрную руку», которая систематически вылезала из стены и по очереди приканчивала всякого, кто заходил в проклятую комнату? У каждого был свой «запас» зловещих историй, пополнявшийся после каждой поездки в пионерский лагерь или куда-нибудь на отдых. Как рассказала заслуженный работник культуры, новосибирский этнограф Оксана Выхристюк, детская страшилка — это не что иное, как первое знакомство ребёнка со смертью, своеобразная инициация. «Практически во всех этих историях очень печальный конец — все главные герои умирают какой-то страшной и непонятной смертью, — говорила Оксана Ильинична. — Ребёнок боится смерти, а что нужно делать со страхом, как с ним жить? Нужно поделиться этим страхом с другим — выплеснуть его наружу. Проговорить его. Я специально не занималась этой темой, но по моим ощущениям складывается именно такая картина».

Яна Колесинская, фотограф, театральный рецензент: «Самой любимой игрой была “Стрелы” (разновидность «казаков — разбойников». — Прим. ред.). Она давала возможность бегом обпутешествовать всё Пашино (там протекало моё захолустное детство), совмещая догоняшки, прятки и черчение мелом на асфальте. Очень популярны были “классики”. Самыми крутыми девочками считались те, у кого были лучшие “пинашки”. Не у каждой получалось грамотно набить песком баночку из-под обувного крема. Я была крайне удивлена, когда прошлой весной на занятиях с Птичками (детская фотостудия в ДК Краснообска. — Прим. ред.) предложила подросткам начертить классики и поиграть (для фотосессии), и оказалось, что они понятия не имеют что это за игра! Ну а настоящий ядреный балдёжный фольклор появился в студенчестве. Особенно мы любили садистские частушки на мотив “белая армия чёрный барон”. Там было штук 30 куплетов, в том числе и самосочинённых, и припев: |Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах! Её обугленную тушку нашли тимуровцы в кустах!”

— Я не могу точно знать, рассказывают ли дети сегодня страшилки про «чёрную руку», — развивает тему Анна Бердникова. — Может быть, где-то на общем отдыхе и продолжают. Но, по моим наблюдениям, современные дети предпочитают получать порцию страха не аудиально, а визуально. К примеру, посмотреть страшный мультфильм «Слендермен» — чтобы испугаться и не спать всю ночь. Смысл остаётся тот же, просто способ изменился.

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Валерия ПАНОВА

back

Новости  [Архив новостей]

x

Сообщите вашу новость:


up
Яндекс.Метрика