Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Художник Александр ТАИРОВ о понимании красоты, столичности и убогости, человеке и городе, из которого не уезжают.

Детство на холмах

— Александр Иванович, когда вы впервые ощутили красоту как откровение? Это случилось в детстве?

— Я родился и вырос в Тбилиси. Мои первые ощущения мира и его красоты связаны с этим городом: с его средой; с элементами архитектуры — видимыми и неуловимыми; с тем, как люди общались между собой; с языком, который так или иначе звучал постоянно; с историей в полторы тысячи лет. Была прекрасна сама возможность с высоты увидеть город: Тбилиси расположен на холмистой местности — старые улочки, дома, приютившиеся на обрыве, с балконами, с какими-то укреплениями и подпорками. Мне было лет двенадцать, когда я полюбил гулять в Ботаническом саду, который находился недалеко от моего дома. Он такой ландшафтный — с водопадом и бамбуковой рощей. Понимание же красоты в осознанной форме пришло ко мне достаточно поздно, когда я стал воспринимать её почти профессионально, как следствие определённых условий — композиции, взаимодействия частей и целого, соотношения цветовых пятен,— всё вместе рождает ощущение красоты.

— Это ведь не каждому дано — видеть красоту?

— Нас вдохновляет красота форм, вещей, изделий. Мы наслаждаемся красотой человеческих лиц, она нас впечатляет. Красота проявляется повсюду, ею пронизан весь мир. Другое дело, что мы не всегда видим её, либо видим в чём-то определённом. Скажем, если люди зациклены на автомобилях, они видят красоту в автомобилях. Женщины много внимания уделяют одежде и видят красивое в этом, поскольку воспринимают красоту как веяние моды: то, что вчера считалось красивым, завтра уже может казаться устаревшим, отсюда и некрасивым, хотя на самом деле оно не изменилось само по себе, просто в твоём восприятии приобрело иное качество. Поэтому красота в её толковании сколь объективна, столь же и субъективна, а в своём абсолютном смысле она остаётся неизменной.

— С чего началось ваше увлечение рисованием?

— В классе втором-третьем я стал не просто рисовать, а срисовывать, у меня это хорошо получалось. Почему-то запомнилось, как срисовывал из книжки «Тарас Бульба» рисунок художника Евгения Кибрика, где Остап, когда его ведут на казнь, изображён в цепях и руки держит у пояса.

— Вы как-то рассказывали, что после окончания школы выбирали, куда поехать: к старшей сестре в Москву или к средней в Новосибирск. Семья в вашей жизни много значила?

— Так получилось, что я в большей степени был предоставлен самому себе, мама была постоянно на работе. Она нас троих подняла, а потом, когда сёстры уехали, целиком отдалась работе. Она была начальником отдела кадров на одном из заводов Тбилиси. С сёстрами у нас большой возрастной разрыв и разные отцы. Их отец был старшим офицером и пропал без вести в первый год войны, с моим отцом мама познакомилась после войны в Молдавии. Он был прокурором района, а она — управляющей госбанком.

— Получается, грузинской крови у вас нет?

— Осетинская есть, моя мама — осетинка.

Блеск Лыщинского

— Чем вас так Сибирь зацепила, что вы остались здесь?

— Думаю, в Москве с тем, чем я обладаю, это был бы совсем другой уровень. Там всё решается гораздо быстрее. Почему остался? Я достаточно быстро обзавёлся семьёй, а кроме того, попал в уникальный коллектив — кабинет художественного конструирования НЭТИ (ныне НГТУ). Там собралась интересная команда: Рюрик Петрович Повелейко, Леонид Владимирович Левицкий, обоих уже нет в живых, царствие небесное! Ещё Сергей Мосиенко, Виктор Валерьевич Григорьев и ваш покорный слуга. Команда была интеллектуальная: каждый неординарная личность, все ироничны. Приход на работу был для нас всех праздником. А создал эту структуру в институте выдающийся человек — Георгий Павлович Лыщинский.

— Действительно, для технического вуза неожиданно.

— Да, и вы знаете, кабинет художественного конструирования сыграл свою роль в вузе: проектировал интерьеры, задавал тенденции, воспитывал у студентов творческий подход. Вуз при Лыщинском блистал, НЭТИ был у всех на устах. Это сейчас он стал одним среди многих, растерял свой блеск. А тогда блеском был сам Георгий Павлович — потомственный интеллигент, человек высокой культуры и тонкого юмора. Я с ним часто контактировал и находился в плену его обаяния. Он пестовал и ценил наш коллектив. В кабинете художественного конструирования всё время находились студенты, их тянуло туда. Это было богемно-театрализованное пространство. Со временем мы поставили электрический орган, играли на нём двое наших коллег. Все друг друга стоили, все друг друга дополняли. Скорее всего, именно это обстоятельство меня здесь задержало, иначе бы уехал, были возможности. Потом здесь возникли связи, контакты.

— Вы были главным художником НЭТИ-НГТУ. Как воплощались ваши идеи?

— Они были реализованы в интерьерах, оборудовании, малых архитектурных формах. Наконец, некоторые из моих студентов стали дизайнерами, хотя на дизайнеров и не учились... Сейчас нашу структуру, вернее, то, что от неё осталось, с 1 марта новое руководство вуза упразднило.

Так вот она — среда

— Каждый год в Новосибирске выпускают архитекторов, дизайнеров. Ещё обучаясь, студенты демонстрируют хороший, современный уровень работ. Почему же это на городе не сказывается?

— Потому что отсюда бегут творческие люди. Город остаётся невыразительным, и этому есть объективные причины: городом руководят люди, которые выросли в этой среде. Они просто не представляют город другим. Хотя во все времена властители занимались архитектурой — они понимали, что оставляют память о себе.

— В виде пирамид и дворцов?

— Жорж Помпиду оставил после себя Центр Помпиду в Париже. Жискар д`Эстен — национальную библиотеку Франции. Люди, которые приходили во власть, понимали, что их будут помнить по тем сооружениям, которые они возводят. Я в своё время был поражён тем размахом, который был заложен при строительстве Новосибирска. Создавал фотоальбом к юбилею города, сам бегал и снимал на фотоаппарат, всего в альбоме более 240 фотографий. И вдруг ощутил масштаб и потенцию города: просеку будущего Красного проспекта питерские инженеры сразу сделали очень широкой, хотя это был ещё рабочий посёлок. И сегодня, если убрать бульвар на Красном, улица будет вполне современной. Просто у этих людей был иной тип мышления, они обладали другой культурой, воспитанием — все путейцы, выпускники питерских учебных заведений. На смену им пришли другие люди, с другими задачами. Новосибирск подпитывали несколько волн.

— Потом были конструктивисты — Гордеев, Тургенев, Никитин, оставившие своё наследие: от Дома с часами до жилых кварталов в центре и окончательного облика оперного театра…

— Творческие люди здесь не задерживаются, потому что нет перспектив, ничего не меняется. И дело не в климате, дело в некоей безысходности — социальной и общественной.

— Вспомнился образ города-морока, а наш — город-болото, по-вашему?

— Наш город разобщён, атомизирован. У нас по сути два города: один на правом берегу, другой — на левом. И этот город на левом берегу совсем другой. Там нет концертного зала, достойной культурной площадки. Человек отправляется на правый берег посмотреть спектакль или концерт, и, возвращаясь, после 22:00, не может уехать на левый берег, только на метро. Даже троллейбусы на правом берегу ходят другие — новые, а на левом в основном устаревшие. И так во всём. Но мы же не в гетто живём! Это унизительно, когда в одном городе такие разные условия. Вот стоит Дворец культуры Сибсельмаша. Почему его продали, почему позволили заводу его продать? Почему не выкупили в муниципальную собственность? Это ведь хотя бы какое-то культурное ядро в зоне транспортной доступности.

— Зато там очень хорошо развивается торговая среда.

— На площади Маркса всё сделано для торговли, а не для людей: многочисленные киоски, убогие коробки торговых комплексов, малопонятные и необустроенные тротуары. Лет десять назад я был в Берлине на Потсдамер-Платс, где находится комплекс невероятных футуристических зданий с подземными торговыми площадями. Всё под куполом, там же культурный центр, в котором проходит Берлинский кинофестиваль «Берлинале». Всё сделано для людей… Вот, говорят, Таиров не любит город. Да это вы не любите город! Всё время говорите о канализации, водопроводе, тепле, но люди ведь не только этим живы. Им важно ощущать, что они живут в городе-саде, в городе, который растёт и развивается для человека. Тогда никто не будет стремиться отсюда уезжать.

Под куполом в саду

— У вас с художником Сергеем Мосиенко в своё время был проект какого-то необычного парка. Он остался лишь на бумаге?

— Ещё в начале 1980-х мы предлагали создать культурно-образовательный торговый центр в футуристическом духе. Под куполом должны были разместиться зимние сады, кинотеатры, театральные и выставочные пространства, торговые площади, парки познавательных аттракционов. Люди могли приезжать семьями и гулять там целый день, что при нашей долгой зиме немаловажно. Строить центр предполагалось модульно, шаг за шагом. Даже присмотрели большую площадку на левом берегу. Почему в МЕГЕ сейчас так много людей? Потому что это прообраз города: широкие проходы, как будто ты идёшь по улице, стеклянная крыша, можно поесть и пообщаться, посмотреть кино, детям  поиграть. В этом пространстве ты чувствуешь себя полноценно, ты не обделён. Люди не должны жить в своих норах, для них естественно прибывать в общественном пространстве. Обратите внимание —  когда хорошая погода, все выходят на улицу. Человек изначально наделён клаустрофобией… Наш проект или что-то подобное можно было воплотить на уровне города, но это требует политической воли. Я одно время бился очень, переживал, витийствовал, а сейчас равнодушно взираю, потому что понимаю — это невозможно изменить.

— Вы не были обделены вниманием власти, в своё время были главным художником празднования Дня города.

— Как-то предложили мою кандидатуру на должность главного художника города, вопрос уже был решён, но на встрече с Германом Тюлениным, тогда главным архитектором города, я был неосторожен в своих оценках. Он спросил, как вам нравится наш город? Я ответил — совсем не нравится. Его это оскорбило и задело, и он сделал всё, чтобы моё назначение не состоялось. Нет худа без добра, зато я не стал чиновником.

— Говоря, что вам не нравится город, вы понимали, как его изменить?

— Я бы начал с визуальных коммуникаций — с малых форм, чем и занимался. Я понимал, что радикально изменить нельзя, но, действуя последовательно, маленькими шагами, можно менять городскую среду. В романе Ирвинга Стоуна «Муки и радости» есть описание того, как ставили статую Давида Микеланджело на площади Синьории во Флоренции. Это был всенародный праздник, горожане стеклись посмотреть на это. Когда я читаю, что в маленьком городке средней полосы России ставят памятник Пушкину или ещё какому-нибудь деятелю культуры, думаю, почему же наш город не находит средств поставить памятники своим выдающимся гражданам? Насыщая город архитектурными формами, мы его очеловечиваем. Кстати, пятиметровая бронзовая скульптура Александра III в парке «Городское начало» появилась во многом благодаря Владимиру Шамову, неравнодушному человеку, писателю и общественному деятелю. Сам он из Куйбышева, но Новосибирск любит всей душой. По его же инициативе в своё время я создавал Городовичка как символ Новосибирска.

Рыжий символ

— Больше двадцати лет ваш смешной рыжий мальчишка «ходит» в кепке, комбинезоне и калошах. Вы не думали его осовременить?

— Как можно осовременить традицию? Это всё равно, что взять берлинский символ — медведя, который там на каждом перекрёстке, — и сделать из него что-то новое. Не надо стесняться Городовичка, он возник тогда, когда возник. Кстати, у нас была идея построить домик Городовичка. Я спроектировал его с элементами моста, с часами, со стеклянной крышей. Там и музей, и какие-то артефакты, вокруг этого достопримечательного места нужно было создать легенду, а дальше всё обрастало бы само. Сюда приходили бы взрослые и дети. Я уже сталкивался с людьми, которые были воспитаны на Городовичке. Понимаете, это придуманная сказка, одухотворённое начало, которое придаёт городу душевную теплоту. Кроме того, он мог стать брендом, товарным знаком. Но вот пришли новые люди и говорят — это архаизм, он нам не нужен. Прошлый День города, к примеру, отмечали среди цветных треугольников и кубов. Запомнился он горожанам?

— Иной замах с претензией выдаёт провинциальность.

— Если с приходом каждого нового начальника менять символы, у нас никогда не будет традиций. Нью-Йорк называют «Большим яблоком». Казалось бы, как этот плод связан с огромным мегаполисом, столицей мирового капитала? Но он находит теплейший отклик в сердцах ньюйоркцев. Нашему Городовичку были позволено шутить на разные темы, у него такой образ, это иррациональное начало. Не нужно городу всё время делать что-то серьёзное, как сказал Бернард Шоу: «Серьёзность — это потуги маленького человека на величие». Впрочем, всё должно идти своим чередом, если городу не нужен Городовичок — так тому и быть…

Импровизации о высоком

— Несколько лет вы читаете лекции о художниках в Городском центре изобразительных искусств. Судя по их популярности, интерес к искусству растёт?

— Я делаю своё дело, и, мне кажется, очень важное. Рассказывая о конкретном художнике и его творчестве, я только зарождаю дальнейший интерес, у человека есть возможность углубиться в эту жизнь, прожить её ещё и ещё. Чем больше открывается для нас мир, тем полноценнее ощущение жизни. Полнота жизни в том и заключается — прожить много жизней. Одни люди для этого меняют партнёров, другие путешествуют, третьи — погружаются в высокое. Искусство способно вызывать в нас сильные чувства.

— У вас есть страница ВКонтакте, канал в Интернете, где выкладываете видеозаписи «Рассказы о художниках», а недавно стали читать лекции в Москве. Что для вас «Арт-встречи с Александром Таировым»?

— Это даже не лекции, а во многом импровизации — то, что происходит только здесь и сейчас. Я целый месяц ожидаю встречи, готовлюсь к ней. Для меня это всё очень важно, как и для тех людей, которые приходят раз за разом и целиком отдают этот день  разговорам об искусстве. В обычной жизни мы теряем много времени на пустяки. Тут же происходит внутреннее перевоплощение. Внутри нас есть ещё один человек, а может, и не один, но вот тот, который начинает здесь жить полноценной жизнью, он такой красивый, очаровательный! Это и есть самая важная, чистая часть души. Ты испытываешь огромное чувство любви к тем людям, которые разделяют с тобой эти ощущения. Они приходят не только для того, чтобы познакомиться с Матиссом, но чтобы познакомиться с собой, с чем-то важным в себе. Поводом для радости становится высокое, что вдруг пробуждается в нас. Я сам всегда жду этого дня, волнуюсь, накануне почти не сплю, раз за разом предвосхищая будущий разговор.

Марина ШАБАНОВА | Фото Валерия ПАНОВА