Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Насколько инновационна экономика Новосибирской области, сколько людей в регионе можно отнести к среднему классу и почему не работает модель государственного управления на местном уровне? Об этом рассуждает Константин АНТОНОВ, руководитель Новосибирского филиала Фонда развития гражданского общества, доктор социологических наук.

Недавние протестные акции в Колывани, Волоколамске, Кемерове некоторые поспешили назвать происками тёмных сил, а его участников – бузотерами и разрушителями устоев, посягнувшими на стабильность. Утверждают, что некто воспользовался трагедией, трудностями, сложностями и вывел людей на улицы, направив их гнев на власти…

Но есть и другая сторона, на которую предпочитают не обращать внимания. В современных условиях, при нынешних средствах и антропологии коммуникаций, мобилизовать людей не так сложно. Главное – была бы причина для массовых действий. А она в этих трёх случаях была. На площади пришли не только бузотеры и провокаторы, большинство протестующих – обычные граждане. Возникает вопрос: почему эти собрания граждан носили именно протестный характер? Против чего или кого они выступали? И здесь ответ очевиден – против региональной власти, к которой нет ни доверия, ни пиетета. Дело, конечно же, в несоответствии существующей управленческой модели социальной структуре общества. Сегодняшняя правящая региональная элита не в состоянии предложить и реализовать механизмы социальных лифтов, обеспечить социальную мобильность и оказать влияние на изменение ситуации к лучшему.

Создается замкнутый круг и парадокс: власть ничего не может сделать для позитивных изменений в социальной структуре, а социальная структура является главным тормозом на пути дальнейшего развития. Власть пытается действовать старыми методами – перераспределять таящие ресурсы, с тем же стандартом откатов, коррупции, управленческой неэффективности. При этом вроде бы экономика восстанавливается, никто не умирает от голода, увеличиваются инвестиции, предпринимаются попытки навести порядок, но, оказывается, достаточно паре «провокаторов» кинуть кличь, и народ выходит на площади.

Давайте разберёмся, кто эти люди, способные на бунт, каковы их мотивы. И почему именно бунт? Почему нет иных, цивилизованных, форм и механизмов разрешения конфликтов и противоречий?

Считается, что опорой инновационного развития любого общества является «средний класс». Как правило, к нему относят людей с высоким достатком, уровнем образования и квалификации. Не зря К.Маркс говорил, что опора буржуазного порядка в среднем классе. Именно он становится гарантом политической стабильности, заказчиком инноваций, высокого качества работы институтов, обеспечивающих его права и свободы, доступа к материальным и духовным благам. Именно эта социальная группа формирует спрос на качественные товары и услуги, высокие стандарты здравоохранения, образования, побуждая их развиваться, осваивать новые технологии. Этим людям есть что терять, и они-то уж точно не пойдут митинговать, если их жизни и здоровью ничего не угрожает.

Существовала ещё более значимая численно группа людей, которая стремилась и имела возможности, благодаря своему труду, повышению уровня образования и квалификации, предприимчивости совершить переход в группу «среднего класса». Это и называется социальная мобильность или социальные лифты, когда гражданин за счёт собственных усилий (больше и лучше работать, получить другую профессию, повысить квалификацию) может переместиться в другой социальный слой (стать более успешным, получить продвижение по службе или получить более значимую работу), что отразится на его материальном благополучии, повысит самооценку, поможет реализоваться. Это огромный стимул для гражданина, для экономики и развития страны.

До 2014 года базовым индикатором дохода, позволявшим относить людей к среднему классу в Москве, считался доход работника в 100 000 рублей в месяц и выше. Сегодня эта планка в столице поднялась. Но в Новосибирской области 80-100 тысяч рублей – доход, при котором можно позволить себе покупку жилья, машины, обеспечить дополнительные образовательные услуги детям, сделать накопления, простимулировать отечественную экономику покупкой товаров длительного пользования. Чем больше «стотысячников» – тем тучнее «средний класс», тем богаче и устойчивее.

Что мы имеем на деле в Новосибирской области? Людей, получающих зарплату 100 000 рублей и выше, в области всего 2,47% от числа трудоспособного населения. При этом 11,1% работающих имеют зарплату ниже 10 000 рублей. Средняя зарплата по НСО составила 32 863 рубля, но цифра эта лукавая, потому что разрыв в уровне зарплаты между директором и рабочим, главврачом и медсестрой, ректором и доцентом огромна. Более реальную картину отражает медианная зарплата: зарплата сотрудника, находящегося в середине зарплатного списка, которая позволяет ответить на вопрос, сколько зарабатывает средний житель области. Так вот, медианная зарплата – 23 600 рублей. А это, согласитесь, совсем не 32 тысячи. Такая зарплата всего лишь в 2,1 раза превышает прожиточный минимум (10 316 рублей).

На грани прожиточного минимума живут пенсионеры – их в Новосибирской области около 818 тысяч человек. При этом размер средней пенсии всего 13 086,5 рубля. Зарплату от 7 500 рублей до 21 800 получают 36,3% работающих (без учёта малого бизнеса). Приплюсуем к пенсионерам 36,3% тех, кто едва укладывается в медианную зарплату, да ещё те 11,1%, кто получает менее 10 тысяч рублей, и получим почти 70% взрослого населения области!

Но и это еще не всё. Заработанное ещё нужно распределить между членами семьи, тогда узнаем величину среднедушевого дохода, и она составляет 18 677 рублей. По сравнению с 1 января 2017 года она уменьшилась на 3,4%.

Теперь осталось рассмотреть структуру использования денежных доходов населением НСО:

• - оплата обязательных платежей и взносов – 14,9%,
• - покупка товаров и услуг – 100,2% (в декабре 2017 года – 63,7%, в ноябре – 80,6%);
• - сбережения (вклады, покупка недвижимости, ценных бумаг, изменение задолженности по кредитам) – минус (-) 1,1%.

Росстат говорит, что превышение расходов над доходами в январе 2018 года составляло 19,4%. Это означает, что население не является инвестором областной экономики, тратя все свои доходы на текущее потребление. Причём и оно падает, о чем косвенно свидетельствуют данные о снижении цен на мясо и молоко – их просто меньше стали покупать, оттого производители вынуждены снижать цены на продукцию, при одновременном росте затрат на её производство.

О том, что население не обеспечивает необходимый для минимального экономического развития спрос на товары и услуги свидетельствуют показатели оборота розничной торговли. Он составил 103,2% в январе-феврале 2018 года по отношению к соответствующему периоду 2017 года. Но и эта цифра лукавая, потому что в январе 2018-го к декабрю 2017-го он составил 74,9%, в феврале 2018-го к январю этого же года – 97,9%. Но и это ещё не всё: розничный товарооборот рухнул в 2016 году к 2014-му на 4,8% и продолжил снижаться.

При этом более миллиона человек в НСО получают различные социальные пособия от государства. Только льготы по оплате коммунальных услуг получают более 800 000 человек.

Вывод напрашивается один – бедное население, остро ощущающее социальное неравенство, испытывающее чувство несправедливости, представляет угрозу социальной стабильности и являются тормозом на пути к инновационным изменениям.

Эти люди понимают, что у них нет возможностей перейти в более статусную социальную группу, сколько бы усилий они ни прилагали. Патерналистская модель поведения, отсутствие жизненных стимулов к повышению производительности труда, росту квалификации, смене профессии формируют лишь адаптационные механизмы – они приспосабливаются к ситуации, полагая, что повлиять на неё они не в состоянии. У них нет стимулов к рождению второго ребёнка, который резко сократит их материальные возможности и негативно скажется на качестве жизни. Кстати, в структуре затрат на оплату труда работников большую часть составляют налоговые отчисления и взносы на обязательное социальное страхование. Затраты работодателя на обучение, повышение квалификации и дополнительные меры социальной защиты работников колеблются от 0 до 0,2%.

Аксиома: не может быть богатым государство с бедным населением. Потенциально богатое государство Россия по-прежнему остаётся одним из самых бедных. И дело не только в том, что в нашем государстве много воруют и неэффективно расходуют бюджетные средства. Дело в том, что бедное население не в состоянии обеспечить спрос на продукцию российской экономики, оно не в состоянии предъявлять высокие стандарты к качеству жизни, достижение которого стимулирует экономику, к качеству политических и государственных институтов, не в состоянии реагировать на смену технологических укладов, менять профессию, не видит смысла повышать квалификацию. В Новосибирской области лишь 23,6% семей доступна ипотека. Стоит ли удивляться катастрофическому спаду в строительной отрасли! Нет спроса – нет предложения и нет развития.

Взглянем на проблему социальной структуры с другой стороны. У нас любят говорить об инновационной специфике экономики Новосибирской области. Давайте разберёмся, насколько она инновационна. Посмотрим на основных плательщиков в областной бюджет. Это: ПАО «Сбербанк России», ООО «Пивоваренная компания Балтика», ОАО «Российские железные дороги», АО «Сибирский ликерно-водочный завод», АО «Пивоварня Москва – Эфес», ПАО «Авиакомпания Сибирь», АО «Новосибирский авиаремонтный завод», АО «Сибирский Антрацит», АО «Сибирская энергетическая компания» и Новосибирское отделение Фонда социального страхования РФ.

Ну, ладно, если бы это были традиционные производства, типа железной дороги или «Антрацита». Но, когда лишь одна пивоварня отчисляет в бюджет больше, чем Технопарк, Биотехнопарк, резиденты ПЛП и вся «наука» вместе взятые, возникают вопросы: насколько эффективны эти институты развития, насколько оправданы гигантские средства на их поддержку, туда ли мы вкладываем ресурсы, не получая отдачи от них?

Что область экспортирует? Среди товарных групп – уголь, злаки, овощи, масла, кондитерка, но нет ничего инновационного, типа программного обеспечения и других сверхсовременных технологий и товаров. Из 2 млрд 107 млн долларов США годового экспорта

• + топливно-энергетические товары составляют – 886,6 млн $,
• + продовольственные товары и сырьё – 120,9 млн $,
• + машиностроительная продукция (в основном, в страны СНГ то, что выпускается с советских времен) – 732,4 млн $,
• + чуть более 110 млн $ - кожевенное сырье, металлы, древесина и текстиль,
• + 173 млн $ приходится на продукцию химической промышленности и каучук.

Доля инновационных товаров и услуг, производимых в Новосибирской области (без МП) составляет всего лишь 4% в структуре производства. Несмотря на двадцатилетние разглагольствования об инновационном потенциале региона и десятках миллиардов, затраченных на обгон Америки. Типичная структура экспорта для страны третьего мира, которой сложно рассчитывать на привлечение инвестиций – их просто некуда вкладывать – и на экономический бум. Но вернёмся к людям: нам нужно понять, кто все это производит.

Население области составляет 2 млн 798 тысяч 849 человек. Из них:

• + людей пенсионного возраста – 29,3%;
• + студентов – 3,8%,
• + детей до 19 лет (именно, до 19 – таковы индикаторы статистики, но для нас важна та часть населения, которая не достигла трудоспособного возраста) – 21,7%.

Итого 54,8% людей не принимают участия в производстве товаров и услуг. Остаётся 45,2% населения, которое должно работать и зарабатывать! Из них числятся в организациях и на предприятиях 31,4% от всего населения области, или 877 148 человек. Остаются «потерянными» 13,8%. Их статистика относит к индивидуальными предпринимателям, самозанятым и безработным, иными словами, к тем, кто не участвует в трудовой деятельности организаций. Когда мы отвечаем на вопрос «Кто производит материальные блага, отчисляет налоги, является опорой экономики и должен обеспечивать её резкий прорыв?», то должны понимать: речь идёт о 877 148 человек (без ИП и самозанятых) – 31,4% населения области. О том, как эти люди живут и их доходах мы уже говорили.

Наибольшее число трудящегося населения занято в торговле – более 15% от тех, кто числится в организациях. Далее следуют: 14% занятых на обрабатывающих производствах, в сфере образования – 11%. Около 6-7% – в сфере «транспортировка и хранение»; «госуправление, обеспечение военной безопасности, социальное обеспечение»; «деятельность профессиональная, научная и техническая»; в строительстве и в сельском хозяйстве заняты по 3 с небольшим процента.

Из всего этого следует главный вывод: подобная профессиональная дифференциация, структура занятости ведёт к деградации или, в лучшем случае, консервации традиционной, «машинно-сырьевой» модели экономики. Она вместе с уровнем доходов не оставляет никаких возможностей для креативных, мыслящих, социально мобильных людей найти себя, удовлетворить свой профессиональный интерес, обеспечить своё движение по социальной лестнице, спроектировать вектор своего дальнейшего развития. Это ведёт к тому, что из области массово выезжают наиболее мобильные, образованные, компетентные люди, которые «не вписались» в здешние условия и не видят для себя перспектив. В Новосибирск стало стремиться переехать меньшее число людей, особенно, молодёжи. В 2017 году число прибывших сократилось на 0,25 тыс. человек (на 0,5%), выбывших – увеличилось на 6,3 тыс. человек (на 17%). В результате роста выбывших сальдо миграции в целом сократилось на 6,6 тыс. человек (в 1,8 раза).

Более подробной дифференциации по видам деятельности статистика не даёт, но мы попытаемся извлечь из неё максимум информации. Нас интересует численность бюджетников – тех, кто не производит материальные блага и не формирует бюджет развития, поэтому мы сложим такие виды деятельности, как: профессиональная и научная, административная, госуправление, образование, здравоохранение, культура и спорт, водоснабжение и водоотведение (это в основном муниципальные услуги). Получим приблизительное число «бюджетников». Их у нас набирается 340 237 человек, или 39,8% от числа зарегистрированных в организациях, грубо – от числа работающего населения.

Бюджетник в современной России – это не профессиональная группа. Это – сословие. Если работающие в сфере производства товаров и услуг живут за счёт рыночных доходов и менее зависимы от государства, то бюджетники целиком живут на бюджетную ренту, не принимая участия ни в производстве, ни в распределении ресурсов, полностью завися от «щедрости» государства. Внутри этого сословия совершенно отсутствует мобильность и стимулы. Как бы интенсивно ни трудился педагог или врач в государственной больнице, он знает, что может рассчитывать лишь на скромную прибавку. Наиболее деятельные и эффективные уезжают, меняют профессию, устраиваются в частном секторе.

Бюджетники играют особую роль в консервации существующих порядков, они меньше всех интересуются переменами и больше всех заинтересованы в стабильности, крайне подозрительно реагируют на перемены и реформы. Их число и благополучие зависят от «нормативной потребности», регламентов и директивно утверждённых «показателей эффективности». В свою очередь, большинство из этих регуляторов находятся в руках даже не федеральной или региональной власти, а у конкретного начальника – директора школы, главного врача, руководителя МУПа. Для региональной властвующей элиты бюджетники – базовая электоральная аудитория, опора консерватизма.

Следующая значительная группа населения Новосибирской области, боевой электоральный отряд – сельские жители. Их у нас 584 523 человек – почти 21%. Но проживают они на значительно большей территории, чем городское население, обеспечивающее основную долю ВРП. «Территория» – ключевая категория для характеристики этой группы. Не тонны намолоченного и надоенного, а именно территория. Потому что «территория» – не экономический, а стратегический, государствообразующий фактор! Что происходит сегодня с территорией? Она обезлюдивает. А когда территория лишается людей, она легко может стать территорией другого государства. К тому же, уменьшение количества жителей, проживающих на обширном пространстве, ведёт к резкому удорожанию содержания инфраструктуры, делает бессмысленными вложения в её развитие. То, что понимали русские цари, стимулируя освоение и закрепление людей на территориях, в современной России игнорируется. Ну, разве что, за исключением «дальневосточного гектара».

Проживающие в сельской местности люди должны заниматься сельским трудом – это их привычное занятие, тем самым они могут обеспечить собственное воспроизводство и накормить других. Сколько же их таких, кто сеет, пашет, доит? Всего 3,3% (правда, без учёта предпринимателей и самозанятых). Основной экономический уклад всех остальных на сельских территориях – промысловый. Нанокерамика и промыслы из 15-го века – всё это уживается в пределах одной нашей области.

Лишь в 19 из 429 муниципальных образований в сельском хозяйстве заняты более половины трудоспособного населения (от 50 до 91%). Это значит, что только в 19 МО органы исполнительной власти совместно с руководителями сельхозпредприятий смогли создать рабочие места в сельскохозяйственных предприятиях. В 35 МО (8,1%) сельскохозяйственным трудом заняты от 30 до 50% трудоспособного населения; в 58 МО (13,5%) заняты от 20 до 30% трудоспособного населения; в 95 МО (22%) от 10 до 20% являются сельскими тружениками, а в 204 МО менее 10% трудоспособного населения заняты сельскохозяйственным трудом.

Единственными ресурсами, обеспечивающими биологическое сохранение этого «вида», являются социальные пособия и работа в государственных и муниципальных учреждениях. Доля муниципальных образований, в которых в бюджетной сфере работает от 20 до 50% трудоспособного населения, составляет 22% от общей численности, в шести МО — более 50% населения являются бюджетниками.

Промысел окончательно вытеснил традиционные для сельской местности экономические способы хозяйствования – товарные земледелие и животноводство. Так, например, поголовье крупного рогатого скота в личных подворьях постоянно снижается и сейчас составляет около 20 тысяч голов. И это на 584 тысячи человек! Это огромная армия людей, которые не платят налоги, практически никак не участвуют в общественном производстве, накоплении общественного капитала – ресурса для необходимой модернизации. Они его только потребляют.

Поддержка и развитие личных подворий, создание кооперативов, хотя бы на основе сельских советов (в этом случае придаётся субъектность самим сельским советам) – единственный способ закрепления людей на территории и поддержки сельского образа жизни. Но бухгалтеры из минэкономразвития НСО говорят: это не товарное производство, вложения неэффективны, лучше вкладывать в крупные агрохолдинги. Но ведь никто не говорит об экономической эффективности. Речь о социальной политике, о воспроизводстве человеческого капитала, о сохранении страны.

Эта часть населения обеспечивает спрос на самые дешёвые, низкого качества товары и услуги, в том числе, социальные. В сельских территориях невозможно воспроизводство качественных трудовых ресурсов, культивируется тип феодально-вассальных отношений, отсутствуют механизмы обратной связи, социального контроля и участия в институтах гражданского общества. Эта часть населения потеряна для любых инновационных прорывов, она исключена из процессов преобразований.

Каждый год население сельской местности сокращается за счёт миграции и отходничества. Но на массовый исход из сельской местности способна только наиболее мобильная часть населения – чтобы найти работу в городе, нужно обладать какими-то компетенциями, а их нет.

Доля трудоспособного населения, работающего «вахтовым методом» от числа трудоспособного населения, фактически проживающего в населённом пункте:

• от 1 до 10% а – 264 с/с (61,5%);
• от 10 до 20% — 49 с/с (11,4%);
• от 20 до 30 % — 18 с/с (4,2%);
• от 30 до 40% — 12 с/с (2,3%);
• от 40 до 50% — 3 с/с (0,5%);
• от 50 до 60% — 2 с/с (0,5%);
• более 70% - 2 с/с (0,5%).

Все муниципальные образования, в которых наибольшее количество трудоспособного населения работает вахтовым методом, расположены в 30-40 км от районного центра и в 200-300 км от Новосибирска.

Но ещё большая часть населения имеет сельскую прописку, но фактически не живёт там – работает в городе.

В 150 МО от 25 до 50% трудоспособного населения являются отходниками;

от 50 до 75% – в 36 МО;

от 75 до 95% – в 5 МО.

В 8 МО существует парадоксальная статистика. В них более 100% населения трудоспособного возраста — отходники.

Кому мы прокладываем дороги, для кого содержим больницы, школы, клубы и библиотеки? От кого ждём освоения передовых профессий, роста производительности труда, осознанного участия в общественной жизни?

Сколько их бедных, немотивированных, зависимых от социальной помощи государства людей! Эти люди не принимают участия в процессе управления, когда бы получили реальные и символические выгоды от своего участия, лишены социальных лифтов, не имеют возможности изменить свой социальный статус, обладают низким пороговым значением социальных ожиданий, озабочены выживанием, но не развитием. Это послушное большинство, которое не только вписывается в современную управленческую модель, но и генерируется ею. Они удобны – молчат до поры, до времени, многого не требуют, не влияют на перераспределение ресурсов. Но, как мы увидели на этих трёх примерах – Колывань, Волоколамск, Кемерово – спокойствие это кажущееся. Когда #вседостало, #властьнеслышит, случился бунт. Потому что нормальных, повседневных взаимодействий не выстроено. Нет каналов обратной связи, нет механизмов включения граждан в процесс управления.

Нынешней административно-распределительной модели управления не нужно интеллектуальное сопровождение, экспертное сообщество, согласование интересов широких социальных слоев. Действует политика формальных договоренностей между ограниченным числом ресурсообеспеченных влиятельных групп, которым до недавних пор удавалось неформальными способами перераспределять между собой ресурсы. Создается иллюзия, что если между ними будет достигнут консенсус, то он автоматически экстраполируется на все общество, что эти, зачастую, кабинетно-договорные отношения безропотно примут все остальные. Только, где здесь развитие и ответственность за будущее страны?

Договорной тип принятия решений между «своими», вне рамок публичного поля, в процесс которого не допускается внешний рефлексивный элемент, совершаемый без учета огромного количества факторов влияния, без анализа социальных переменных, перспектив направлен не на достижение результатов, а на воспроизводство самой управленческой модели, с ее имманентными противоречиями и неэффективностью. Институты воспроизводят порочные практики, население не доверяет институтам и параллельно им развивает линейные, низовые формы солидарности – пока лишь для того, чтобы выжить. Между институтами и солидарностями пропасть все увеличивается. Чиновник в нынешней модели управления не имеет перспективного зрения, не мотивирован мыслить стратегически. Он нацелен не на достижение результата, а на процесс, который позволит ему сохранить свой статус-кво и сложившийся формат связей и отношений со «своими».

Между тем любые изменения и реформы возможны только в совместной деятельности людей, институтов, власти, в публичном поле. У нас же основная часть населения не является средой, открытой для инноваций, где могут воспроизводиться инновационные практики, механизмы самоорганизации, рождаться социальная ответственность за свою жизнь и жизнь своих детей.

Они являются потребителями государственных услуг, социальными наемниками. Стабильность их положения зависит лишь от суммы бонусов, обеспечивающих их физиологическое состояние. Но, в редких случаях, как в Колывани, Волоколамске или в Кемерове, они могут предъявить свои претензии. Они способны только на бунт, когда они почувствовали угрозу собственной безопасности, когда действия власти посягнули на самое главное – на их жизнь и здоровье. В повседневном, созидательном процессе эта энергия не используется.

Необходимо отказаться от доминирования отраслевого принципа организации структуры органа госуправления. На примере «сельского образа жизни» это наиболее наглядно. Метапредметность требует широкого многообразия применения управленческих практик и алгоритмов действия. Уже сейчас очевидно, что кратковременное увлечение теорией «государственного менеджмента» не принесло ожидаемых плодов, кроме усиления технократизма.

Совершенно очевидно, что существующая модель государственного управления на региональном уровне не работает. Общество сильно меняется и предъявляет совершенно другие требования к качеству управления. Сейчас наблюдается рост дифференциации социальной структуры общества, современные коммуникации рекрутируют в сферу общественно-государственных отношений значительное число людей, повышают их статус до уровня линейных экспертов, возрастает число рисков (экологических, политических, экономических, даже коммунально-бытовых). При этом нынешняя управленческая модель демонстрирует свою неспособность адекватно реагировать на эти изменения, учитывать многообразие интересов и потребностей различных социальных групп.

· Нам все равно придется прийти к реализации принципов публичной политики. А это уже совсем другая история.

Полная версия материала.