Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Актёр Александр БАЛУЕВ рассказал «Ведомостям» о Голливуде, старой театральной школе и внутреннем цензоре

С 60-летием Александра Балуева поздравляет директор «Красного факела» Александр Кулябин.

Александра Балуева любит военная форма: достаточно вспомнить его звёздных военных — «красивых-здоровенных», — по которым мечтательно вздыхали российские женщины, тоскующие по сильному плечу. В реальной жизни Александр Николаевич — глубокий собеседник, тонко чувствующий все процессы, которые происходят в современном общест­ве и не боящийся высказать собственное мнение. Мы встретились с артистом в маленькой гримёрке «Красного факела» — вот уже 9 лет Александр Николаевич два раза в месяц прилетает в Новосибирск, чтобы выйти на сцену в роли лермонтовского Арбенина.

— Александр Николаевич, количество сыгранных вами «Маскарадов» уже приближается к сотни. Что значит для вас эта новосибирская история?

— Для меня эта история стала частью моей жизни — дважды в месяц я сажусь в самолёт, лечу в Новосибирск, еду из аэропорта в театр, а потом выхожу на сцену прекрасного театра «Красный факел». За десять лет нигде в Новосибирске так и не побывал, года два назад сходил в ваш дельфинарий — мне понравилось. А так — небо-дорога-театр. Десять лет назад я приезжал в Новосибирск со своим антрепризным спектаклем и мне передали, что режиссёр «Красного факела» хочет со мной встретиться — есть интересное предложение. Я согласился на встречу с Тимофеем и помню, что сразу сказал: да, я буду играть Арбенина. Наверное, потому, что такой материал для актёра большая редкость, классикой такого уровня нас не часто режиссёры жалуют, поэтому если такой подарок судьбы случился, то, как говорится, надо брать.

— В своё время вы ушли из театра Советской Армии на вольные, но трудные хлеба антрепризы. Как считаете, в сегодняшней ситуации, когда на репертуарную политику российских театров, бывает, оказывает давление государство, можно ли сохранить «внутреннюю свободу» в антрепризе?

— Да, вы правы отчасти: играя в антрепризе, которой ты руководишь, получаешь «льготу на свободу» — ты предоставлен сам себе, сам выбираешь репертуар, сам подбираешь актёрский состав, всё сам, одним словом. И здесь самое главное — слушать своего внутреннего цензора. Иначе рискуешь пуститься во все тяжкие — с матерками на сцене и голыми задницами. Нынешний театр, да, испытывает давление со стороны власти. Может быть, поэтому некоторые спектакли так вызывающи и провокационны — как протест. Но, всё равно, я уверен, что многим из нас не хватает внутреннего цензора. Той силы, которая не позволит себе хамского отношения к зрителю. Его трудно в себе воспитать, но нужно стараться.

— Сейчас всё чаще можно услышать, что молодые актёры перестали быть личнос­тями и представляют собой какой-то стереотипный усреднённый актёрский вариант — все на одно лицо и играют одинаково. Это влияние новой театральной школы?

— Нет больше в России театральной школы. Сплошная профанация, стереотипы и штампы. Ушла та чудесная актёрская школа, где за каждым преподавателем стояла история, где каждый был — Личностью. Глубина ушла. Старые мастера знали код, который мог настроить любого ученика на погружение в себя. Мой учитель, Евгений Вениаминович Радомысленский, как-то на четвёртом курсе школы-студии МХАТ привел меня в учебный театр, посадил одного посреди сцены на стул, зажёг фонарь и говорит: «Слушай тишину». Я думаю: «Как тишину? Машины по улице Горького едут, ещё какой-то шум слышен...» Но я посидел и что-то такое особенное почувствовал… Всё в них было особенное. Само их присутствие рядом — это и была школа, они просто были, они просто приходили к нам на занятия. И для нас пребывание рядом с ними было пропуском в их мир. Помню, как после «Спецназа» я пугал домашних попытками любой вопрос решить силой. А потом вспоминал людей ушедшей эпохи: Софью Пилявскую, Павла Массальского, Михаила Тарханова. И отпускало вот это всё. Массальский был точно из ушедшего века, он из потрясающей, вымирающей породы. Мне не хватает таких людей.

— Бытует мнение, что актёру с каждым разом труднее выходить из роли и иногда он даже сам не понимает: где он настоящий? Как вы считаете, есть в этом доля правды?

— Некоторые актёры любят в интервью напустить тумана и сказать, что вот я сыграл Гамлета и до сих пор не могу выйти из этого образа. Или: мне так трудно выходить из образа моего героя, что я потом три дня пью или болею. На мой взгляд, это всё кривляния. Актёр — это обычная профессия. Если ты не можешь распрощаться со своим сценическим образом, значит, ты плохой актёр. Значит, ты непрофессионал и не умеешь пользоваться техниками. Актёр — это никакое не волшебство. Это профессия: зашёл в образ — вышел. А не можешь выйти — иди в детский сад аниматором, детям будет радость.

— Вы один из немногих российских артистов, по которому действительно плакал Голливуд.

— В 1990-х я попал в Голливуд. У меня не было мечты его покорить, я хотел, конечно, там работать, потому что всё это загадочное и непонятное, которое манит и тянет. Все эти огни рекламы, кадиллаки, женщины красивые, гламур потоком льётся. Когда ты туда попадаешь, всё становится обыденным, таким же, как здесь, всё то же самое, всё те же бесконечные ожидания выхода в кадр. Немножко побогаче условия быта, кинокорм неплохой, там едят бесконечно. Ну и начинаешь понимать, что жизнь в вечном глянце — это суррогат, а не жизнь. Что в итоге ты сам станешь таким целлулоидным мальчиком-зайчиком. Да, я снимался в одном фильме с Николь Кидман, здоровался за руку с Джорджем Клуни — и что? Что в этом такого особенного? Обычные люди. Я понял, что мне жалко свою жизнь посвящать этому бессмысленному делу — покорению Голливуда, поэтому я спокойно от этого отрёкся и вернулся на родину. Приглашения шли оттуда, но я на них не реагировал. Они мне казались бездарными и пошлыми. Всё это «русское клише», когда роль русского всегда отрицательная, когда твой герой обязательно тупица, пьянь, рвань, безграмотная, курящая. У меня была одна история в «Миротворце» — это фильм с Николь Кидман и Джорджем Клуни, в котором я играл генерала, поставляющего боеголовки. Была одна сцена, когда я вижу беженцев, и один серб меня спрашивает: мол, почему ты их так ненавидишь. Я должен ответить по сценарию: «Потому что они бедные». Я решил свою роль сделать крупнее, объёмнее и предлагаю режиссёру: «Давайте вместо "бедные", я скажу "стадо". Я их веду на бойню, а они идут, поэтому я их презираю». А он говорит — не положено, у нас в сценарии всё прописано. Скучно, да.

— Есть роли, которые вы мечтаете сыграть?

— Я занимаюсь той профессией, которая очень зависима от большого количества обстоятельств. Это и собственное ощущение возраста, и режиссура, и много чего ещё. Поэтому мечтать, не оглядываясь на эти обстоятельства, просто глупо и неправильно. Я давно перестал этим заниматься. Я полагаюсь только на Господа Бога, который даёт мне или не даёт ту или иную возможность. А я уже выбираю из этого то, что мне симпатично, близко, и то, что мне нравится. Конечно, с надеждой, что это также нравится и зрителю. Поэтому не мечтаю я о какой-то конкретной роли. И не жалею тоже, что не сыграл, к примеру, Гамлета. Некоторые, наверное, считают меня занудой, но я таков, каков есть.

— Как складывается ваша личная жизнь?

— Моя дочка Маруся живёт в Польше, с её мамой мы давно развелись, так уж случилось. Иногда думаю, что актёру, такому кочевому, как я, иметь семью вообще запрещено. Редкая женщина выдержит такой график. Ну и эгоисты мы, актёры, хорошие. Дочь люблю очень. Она сейчас начала интересоваться театром, играет в любительских спектаклях. Слушает корейский рок, весь день в телефоне — что они там ищут, непонятно. В общем, современная девочка у меня Маруся.

— Ваш отец — военный и, наверное, мечтал, что сын пойдёт по стопам отца. Вы сыграли много «военных» ролей и, может быть, таким образом уже исполнили семейную мечту?

— Да, я исполнил папину мечту. Не стал военным, так сыграл столько «военных» ролей, что на пять военных карьер точно хватило бы. В старшем школьном возрасте я был сущим шалопаем, курил, дрался, выпивал тайком. Отец на это дело долго закрывал глаза, а потом сказал: «Всё. Надоело. Пойдёшь в Суворовское училище». А к нам в гости его друг постоянно ходил, тоже военный. Так он всегда свой китель так аккуратно на стул вешал, так с него невидимые пылинки стряхивал, что мне не по себе становилось. И я вдруг испугался, что тоже вот таким стану. И буду каждый день китель на стул аккуратно вешать. И всё шалопайство как отрезало. Вчера ещё курил-дрался, сегодня — примерный мальчик. Главное — вовремя испугаться.

— Вопрос от нашего читателя, который обожает вас в роли белогвардейского офицера: как этот офицер, будучи одноруким, лихо зажигает спичку одной рукой?

— Какой приятный вопрос! (смеётся) Меня с этим коробком на площадке просто замучили. Сначала я пытался зажечь спичку сам. Все пальцы на правой руке обжёг, взмолился: ребята, ну не получается у меня одной рукой спички зажигать, давайте что-нибудь придумаем! Придумали. В одном дубле я коробок прижимал телом к столу, во втором его ко мне прижимал ассистент. Со стороны, наверное, смешно смотрелось. Стою я, сбоку на коленях стоит ассистент и прижимает рукой к моему поясу коробок. Но с какого-то сотого дубля у нас всё получилось.

— Александр Николаевич, мы с вами беседуем в канун новогодних праздников…

— Вас понял. Честно, я люблю Новый год. Люблю атмосферу детства, подарки. Считаю, что этот праздник нужно отмечать дома, с семьёй. Поэтому от всей души поздравляю ваших читателей с Новым годом, желаю теплоты, радости, любви. Будьте счастливы и берегите себя!

Наталия ДМИТРИЕВА | Фото Виктора ДМИТРИЕВА,
предоставлено пресс-службой театра «Красный факел»