Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Прекрасный рассказчик, успешный менеджер, археолог и этнограф, — директор Новосибирского краеведческого музея Андрей ШАПОВАЛОВ об «Обратной перспективе», сибирских острогах, «доме Кирова» и идеальном посетителе.

Андрей Шаповалов родился в 1969 году, окончил Новосибирский государственный университет по специальности «история». В Новосибирском государственном краеведческом музее (НГКМ) работал хранителем археологической коллекции, затем руководителем отдела информатизации. Преподавал в НГПУ историю первобытного общества и этнологию, прикладную культурологию. Автор нескольких монографий и более 50 статей. С 2009 года — директор НГКМ. Кандидат исторических наук, член президиума Союза музеев России.

— Андрей Валерьевич, музей запустил на YouTube сериал, в котором рассказывает о своих сотрудниках и посетителях. Вышла уже третья серия. На сколько вас хватит?

— В проекте «Обратная перспектива и другие фокусы» мы снимаем два микросериала: видеоролики «Идеальный посетитель» — съёмки продлятся год, потом будет финал, мы пригласим всех героев, устроим голосование и выберем самого идеального посетителя; вторая история — видеоролики «Museum guys» — это ответы на часто задаваемые вопросы. Каждую неделю мы выкладываем по ролику. Есть такое представление в обществе, что музей — башня из пыльного стекла или витрина. Мы хотим сломать это представление.

— Кстати, какой самый часто задаваемый вопрос в музее?

— «Где касса?» Серьёзно! Люди приходят, встают перед вывеской с большими буквами «КАССА» и, поворачиваясь к охраннику, спрашивают: «А где здесь касса?»… В этом же проекте мы задумали фотоистории: несколько хороших фотографов вели репортажную съёмку в музее — снимали посетителей, на этих кадрах видны эмоции — восторг, удивление, интерес. Почему мы назвали проект «Обратной перспективой»? Хотим увидеть обратный фокус, показать отношение людей к музею.

— Как посетитель не задумывалась над тем, что кто-то может наблюдать за тобой, когда ты разглядываешь музейную выставку. Теперь буду знать.

— Музей — особо охраняемое учреждение, понятно, что у нас везде стоят видеокамеры. Сотрудники безопасности наблюдают за посетителями. Но этим проектом мы хотим показать: мы вас различаем, вы ведёте себя по-разному — и это нормально. Зрители видят в основном смотрителей и экскурсовода, а мы хотим показать и других сотрудников — бухгалтера, электрика. Их не видно, о них не знают, но они делают очень важное для общества дело.

— Михаил Пиотровский, директор Эрмитажа и президент Союза музеев России, говорит, что музеи в нашей стране по посещаемости обгоняют кинотеатры. А как у нас в Новосибирске?

— Сегодня Новосибирский краеведческий музей — самое посещаемое учреждение культуры. Посещаемость у нас выше, чем у любого кинотеатра в городе, мы давно перегнали филармонию и драмтеатры. Более того, к нам ходят больше людей, чем в оперный театр. Мы и структурно расширились — у нас появились новые филиалы. Стараемся быть открытыми, чуть ли не единственные в стране занимаемся гостеприимством как отраслью музейного дела.

— Как это можно увидеть? Кроме бесплатного входа на открытие выставок или Ночи музеев, какие ещё вы предлагаете «открытости»?

— Проводим внемузейные акции. Например, недавно молодые театральные драматурги и режиссёры ставили в стенах музея спектакль «Красная полынья». Он несколько сыроват, в нём довольно хорошая режиссёрская работа, но слабый драматургический материал. Это не значит, что мы не должны были поддержать этот проект. Изначально была задумка сделать спектакль в музейном пространстве, и мы сразу пошли навстречу. Мы готовы к сотрудничеству в разных жанрах и направлениях. Мне очень нравятся такие вещи, как, скажем, обращение к нам Генерального консульства ФРГ в Новосибирске с предложением отметить в музее день объединения Германии. А что касается гостеприимства, этой работы никто не видит — это тренинги с персоналом, специальные внутренние правила. В нашем музее посетитель главный. Мы музей для людей, а не для вещей. Это не значит, что мы плохо храним предметы, мы храним лучше многих, — но мы принципиально открыты людям.

— Есть музеи, которые грешат мифотворчеством, а есть музеи, которые существуют в рамках научных знаний и продолжают их развивать. Новосибирский краеведческий относится ко второй группе?

— Да. Когда мы говорим о музее как институте памяти, важно, чтобы мы говорили живым понятным языком, но на основе подлинных музейных предметов и правильных исторических фактов. Научная основа должна быть. Видите ли, где-то глубоко в душе я консерватор и считаю, что музей — это то, что находится в стенах и что связано с музейным предметом, поэтому не люблю уличные выставки, хотя сейчас это мировой тренд. Музей может выйти на улицу, но он не должен превращаться в уличный театр. Я был так воспитан: в музее посредством музейного предмета создаётся особая атмосфера, и ради этой особой атмосферы сюда должен прийти посетитель. Старую вещь сейчас можно увидеть где угодно — в ресторане, антикварном магазине, интернете. Но в музее мы должны заставить предметы говорить друг с другом и с посетителем.

— Вы сами когда эту особую музейную атмосферу впервые почувствовали? Как пришли в профессию?

— Мне повезло, я не поступил в университет в Ростове-на-Дону, вернулся домой и год до армии решил поработать. Хотелось быть ближе к истории, пришёл в Азовский краеведческий музей, попросился на работу, меня взяли. Это был прекрасный музей, где трудился хороший молодой коллектив, и это дало мне то самое особое ощущение — я полюбил музей… Не думал возвращаться, но так складывалось: каждый раз, когда я приходил работать в музей (а это уже третий в моей биографии), я приходил случайно.

— Видимо, не совсем случайно.

— Какая-то кармическая сила меня вела.

— Родом вы с Урала, начинали работать в Азове, а всю жизнь прожили в Сибири.

— Действительно, я родился на Урале, мне было семь лет, когда родители переехали в Азов, там я пошёл в школу, оттуда уходил в армию… Интересно вдруг обнаружить свои корни. Мои родители из ссыльных: дед — поволжский немец, бабушка — крымская швейцарка, из менонитов. В Крыму в своё время было несколько поселений менонитов, они при императоре служили в швейцарской гвардии. Я недавно был в этнографическом музее Симферополя, сам не очень знал эту историю — оказалось, у них есть целый раздел, посвящённый менонитам.

— На Урале живёт писатель Алексей Иванов, написавший роман «Тобол», где история становится основой для остросюжетного художественного действия…

— Первая книга, которую я прочитал у Алексея Иванова, была «Сердце пармы». События разворачиваются прямо по местам моего детства — Полюд-гора, которую видно из нашего дома. Это Северный Урал, я достаточно хорошо знал историю этих мест. А Иванову удалось связать их художественным сюжетом, он сделал историю, которую легко читать, сумел показать эпоху. И роман «Тобол» очень хорош, там, конечно, как историку, есть к чему придраться, но написано настолько хорошо и живо, что любой человек может представить историю.

— Почему у нас нет таких авторов? Или история не богатая?

— Почему нет, а Михаил Михайлович Щукин?

— Это скорее городская история.

— Тут ещё надо понимать, что у нас нет другой истории. Она очень локальна. Я об этом много лет думаю, и уже одного своего друга, который был когда-то довольно приличным журналистом, уговаривал написать роман про Сузун, про монетный двор, обещал помочь с фактурой. Он отказался, а я был прямо увлечён этой историей и, если бы меня оставили в покое месяцев на шесть, наверное, сам написал бы такой роман.

— Книгу о Сузунском медеплавильном заводе вы уже написали.

— Обычная историческая книга, а должен быть роман, а ещё лучше — детектив или настоящий сибирский нуар. К примеру, я много лет наблюдаю за Азовским музеем, сейчас это целый комплекс, один из крупнейших в России, так вот, писатель-азовчанин Григорий Мирошниченко написал две важные книги — «Азов» и «Осада Азова». Это художественные книги, очень живые: там есть и любовь, и война, и предательство —общеизвестная историческая канва. У нас, конечно, не такая богатая история. И всё-таки можно было написать про становление русской государственности в начале XVIII века здесь, на южной границе, и Колывано-Воскресенские заводы, как это всё было устроено. Есть известные персонажи, хорошая историческая фактура…

— Тем более что и этнический компонент — скажем, чатские татары у нас есть.

— Я как раз недавно познакомился с имамом, который в Юрт-Орах, недалеко от Колывани создаёт музейный комплекс чатских татар, ему всё село помогает. Дело в том, что чатские татары  наименее изученная татарская группа, их историю нужно ещё копать и изучать. Много лет этим занимается Сергей Владимирович Колонцов. Он настоящий краевед, а все краеведы — одержимые романтики. Им подчас не хватает научного хладнокровия. При всём своём уважении к краеведам — а они выполняют полезную роль в обществе — я как историк-профессионал отношусь к тому, что они говорят, с большим скептицизмом и недоверием, как к мечтателям.

— Думаю, и вы в некоторой степени мечтатель. Хотя бы в том, что сейчас в Чемальском районе по вашему проекту строится острог. Или он будет максимально приближен к историческому оборонительному строению?

— Это невозможно. Никто этих объектов не видел вживую. Есть графические реконструкции, сделанные по описаниям, в некоторых острогах проводили археологические работы, и есть планы — мы понимаем, как это выглядит на плоскости. Но когда ты начинаешь поднимать строение от фундамента, возникает немало вопросов. Для меня это очень хороший опыт, я в ходе этой реконструкции многое для себя выяснил как исследователь. Скажем, строим башни, а они все были казармами, то есть должны отапливаться — соответственно, они были низкими, чтобы беречь тепло, но и второй этаж не может быть высоким, потому что он связан с обламом… Не до фанатизма, конечно, но конструктивно всё должно быть убедительно. Мы ведь хотим создать музей, чтобы это был туристический объект, там частные инвестиции. Мне это прибыли не принесёт, я работаю за интерес.

— Это у вас третья стройка, если считать реконструкцию главного здания музея — бывшего Торгового корпуса постройки 1910 года, а ещё комплекс «Сузун-завод. Монетный двор»?

— Я проектировал и другие музеи, был автором экспозиции в Нижневартовском краеведческом, участвовал в создании Палеопарка на Алтае. Мне это интересно, не всё же унитазы закупать.

— И этим приходится заниматься, всё-таки семь филиалов! В чём плюсы и минусы такой централизации?

— Всего у нас на балансе десять зданий, в одном только Сузуне их четыре. Так сложилось исторически. В Сузуне, когда всё уже было построено, был вариант передачи муниципалитету. Но местные музеи живут несколько по иным законам, там нужно было прийти с другим опытом. Они же не могут привыкнуть к тому, что чиновники должны ходить в музей за деньги — как простые люди. Кроме того, должна быть программа, если мы строим музейно-туристический комплекс, то «туристический» здесь так же важно, как «музейный». Мы должны строить систему, работающую для туристов. Честно говоря, было просто жаль потраченных усилий. И когда администрация Сузунского района предложила, мы согласились. Кроме того, надо понимать, что возможности муниципального бюджета нельзя сравнивать с возможностями областного.

Музей спорта мы буквально спасали, там очень хорошая коллекция, мемориально-ценные качественные вещи. На моей памяти немало таких общественных музеев пропало. С музеем связи была та же история: «Ростелеком» предложил забрать, «иначе закроем и увезём на склад». Мы же могли взять коллекцию, положить в фонды и всё. Но нам выделили и помещение, и дополнительное финансирование. Это значит, что администрация области понимает наши нужды, ценит усилия, которые мы вкладываем в развитие музейного дела, и готова поддерживать нас дальше. На самом деле это правильно и известно из теории менеджмента: нужно поддерживать успешных. Если тебя поддерживают — значит, ты успешен.

— В историческом парке «Россия — Моя история» планировалось в своё время создать реставрационный цех.

— Не было такого. Там площадей мало даже для самого парка. Но вокруг него много зданий-памятников, и само это место перспективное с точки зрения развития города. Военные рано или поздно уйдут, памятники в таком состоянии, что ни один инвестор их не купит даже за дёшево, потому что расходы по содержанию и сохранению немалые. Поэтому рано или поздно министерство обороны передаст эти здания либо городу, либо области. Было бы неплохо создать там целый квартал рядом с Историческим парком. Уже поработала большая группа проектировщиков и разработчиков, есть концепция строительного освоения. Я больше всех говорил, наверное, потому, что у меня были очень конкретные предложения, есть предварительный проект, мы предлагаем в двух соседних зданиях сделать центр хранения и реставрации музейных коллекций. Он нам давно нужен, пять лет назад я первый раз написал концепцию этого здания, должно было начаться строительство, но грянул кризис. А что касается Исторического парка, он от нас со временем уйдёт в самостоятельное плавание. Сейчас с точки зрения государства это удобнее — филиалом быть дешевле: чтобы выполнить все государственные требования, нужно много персонала.

— Второй раз продляется бесплатное посещение в парке «Россия — Моя история». Будет ли третий?

— Когда стало известно, что заканчивается первый срок, сразу увеличилось количество посетителей. Это значит, что есть большая категория людей, которая за деньги не придёт. А поскольку всё-таки государство это финансирует, действует большая государственная программа, мы решили, что ещё на три месяца продлим такую возможность, — пусть все малоимущие, все, кто не хочет платить, придут, а потом мы уже будем работать с другими аудиториями.

— Мы все постоянно чему-то учимся: как говорил Конфуций, каждый человек мне учитель. История с домом-усадьбой, бывшим музеем Кирова, вас чему научила?

— Когда-то давно был большой бизнес-проект, планировалось построить гостиницу на месте этого дома, я единственный сказал «нет», после чего мы разработали новую концепции музея дома-усадьбы. Если бы это было вчера, я бы сказал «да». Сегодня глупо держать музей, посвящённый человеку, который не имеет к городу никакого отношения, который, собственно, кроме своей смерти, ничем не интересен, ничего хорошего он не сделал, был обычным сталинским ставленником, автором закона «о трёх колосках» — по сути, палачом. Почему мы должны сохранять память об этом человеке? Мы вместо мёртворождённого дитя пытаемся сделать хорошую вещь, но тут начинается такое! Я давно работаю в этой области и понимаю, что бьют всегда тех, кто что-то делает. Если кто-то хочет, чтобы там был музей Кирова, — ради бога, пусть будет принято государственное решение, и мы с удовольствием передадим здание. Я совсем не держусь за это место, потому что оно натурально проклятое. С тех пор как я пришёл сюда работать, мы приводим его в божеский вид, ежегодно решаем проблемы. Там не было туалета, дом не подключён к воде. Почему молчали эти люди, когда рядом был бордель и чуть ли не в парке у дома работал сутенёр. Просто мы попали в новый политический процесс: люди пытаются ловить рыбу в мутной воде, и бьются за какие-то свои интересы. Законы мы не нарушали — ни государственные, ни людские, ни божественные. Будет суд, значит, отвечу на суде.

— Чем будете удивлять в Ночь музеев в этом году?

— В Музее природы сделаем необычную программу: она будет непубличной, закрытой, заранее откроем продажу билетов; те, кто их приобретёт, проведут ночь в музее, за закрытыми дверями, — среди скелетов, чучел, камней, приведений. Хотим провести такой эксперимент. В здании на Красном будет работать несколько выставок, в том числе фотовыставка Антона Веселова.

Ночь музеев была придумана для музеев, а в нашей стране, и особенно в нашем городе, она постепенно превращается просто в городской праздник. Это всё очень далеко от задач Музейной ночи. Её цель в том, чтобы новые аудитории открыли для себя музейные пространства.

— А какой ваш идеальный посетитель?

— Я ещё не выбирал, у нас ведь есть свой план по съёмкам. Для меня идеальный посетитель — человек интересующийся. В нашем музее есть уникальная услуга — экскурсия с директором. Про неё никто не знает. Но одна компания заказала: как положено, через кассу. И вот я веду экскурсию, парень лет тридцати бесконечно задаёт вопросы, он меня, конечно, немного достал, с исторической точки зрения необразованный, но очень любознательный: его интересовало всё, вплоть до деталей, — и в конце концов он меня просто покорил. Когда человеку интересно и ему всё хочется знать, с ним и работать приятно.

Марина ШАБАНОВА | Фото Валерия ПАНОВА