Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Директор Музея города Елена ЩУКИНА о том, почему музей Юрия Кондратюка стал музеем Новосибирска, как прошло первое в России ночное открытие памятника и чем интересна калошница.

Музей города — один из самых молодых в Новосибирске, но по обилию идей, по количеству проводимых мероприятий он легко даст фору своим более «возрастным» коллегам, а на некоторых его экспонатах, кроме музейной пыли, есть самая настоящая космическая пыль. У такого необычного музея и директор должен быть необычный — и Елена Щукина своими рассказами только подтверждает это мнение.

— Елена Михайловна, когда вам впервые захотелось стать музейным работником?

— Интерес к музеям возник ещё в школе. Мне нравились история и иностранные языки, и я думала, что стану или переводчиком, или музейным экскурсоводом. Поступая в Новосибирский педуниверситет, долго думала, на какой пойти факультет, и выбрала в итоге исторический — проще совместить изучение языков с историей, чем историю с языками. Потом вышла замуж, и мы решили: муж работает, а я занимаюсь воспитанием детей. Детей у нас трое — сначала вместе родились две девочки, а через 15 лет ещё одна. Какое-то время между рождением детей я преподавала в школе историю с минимальной нагрузкой — два часа в неделю, и два года работала в производственном бюро по охране памятников. И только когда третья дочь немного подросла, в 1995 году я решила, что пора уже поработать серьёзно. А поскольку живём мы рядом с домом Юрия Кондратюка, где в то время был его мемориальный центр, то вопрос, куда пойти работать, для меня не стоял. Директору центра Владимиру Александровичу Поливанову я принесла целый список идей, и мы сразу нашли общий язык.

Постепенно мы поняли, что одной космонавтикой ограничиваться нельзя, и стали выходить на городские темы. Сначала это был Новосибирск конца двадцатых — начала тридцатых годов, времени, когда здесь жил Кондратюк. Стали подбирать материалы о том времени, помещали их в экспозицию, чтобы люди представляли, каким был город в то время, как здесь жили люди.

— Вы ожидали тогда, что возглавите музей?

— Заниматься организационной работой я очень не хотела — мне всегда были ближе исследования, работа над проектами. Но в 2003 году меня назначили директором. Время было непростое. Город нас не трогал: не мешал и не помогал. Говорили: «Сможете — выкарабкаетесь, не сможете — присоединим вас к другому музею». И выкарабкались: в 2006 году мэрия и спонсоры помогли нам привести внутренность здания в порядок и сделать новую экспозицию о Кондратюке. А в 2009 году управление культуры мэрии возглавил Владимир Ефимович Державец, который решил создать музей города. Мне сказали, что с чистого листа музей создавать не будут, а появится он на нашей базе. Так в 2010 году мы стали Музеем города Новосибирска, нам увеличили штаты и передали дополнительные площади.

Сама идея музея, кстати, не нова: ещё в 1943 году, в разгар войны, когда Новосибирску исполнилось 50 лет, юбилей хотели отметить открытием такого музея, но тогда это не получилось. Позднее к этому вопросу тоже возвращались. Многие говорили: у нас есть краеведческий музей, зачем его дублировать? Но история города настолько богата, что работы по её изучению хватит всем музеям без всякой конкуренции.

— Как вы пополняли фонды?

— Мы сразу решили: у нас будут сменные выставки на разные темы. Делать что-то стандартное не хотелось: настолько сама атмосфера здания по Советской, 24 пропитана духом оригинальности. Стали обращаться к горожанам, коллегам из других музеев с просьбой приносить предметы для выставок. А готовя выставки, мы всегда идём по трудному пути: не просто выставляем экспонаты, а преображаем пространство вокруг них. Например, придумали выставку «Забавы городской детворы» — о том, как дети отдыхали 50—100 лет назад. Мы устроили отдельные уголки для девочек и мальчиков, предлагая всем посетителям окунуться в детство. И когда видели молодёжь, которая зависала у нас на два часа, сидя на ковриках и играя с нашими экспонатами, то понимали — это высочайшая оценка! А приносили нам уникальные игрушки. Например, плюшевого медвежонка, который приехал в Новосибирск вместе с семьёй Журиных — одних из самых первых жителей города — и пережил четыре поколения детей. За 120 лет из пушистого он стал полностью лысым — из него выдернули весь ворс. К нему мы подобрали целую компанию «сородичей» — медвежат разных лет  — дали им в руки флажки с надписями «мне 80 лет», «мне 65 лет» и так далее. Это так впечатлило владельцев журинского медвежонка, что они заказали себе копию своего медведя в его первозданном виде.

Потом предметы нам стали дарить, потом — предлагать старые вещи, которые некуда было девать при переездах  — например, старые трюмо. Однажды некая бабушка принесли нам маленький ученический портфель. Сказала: стоял около лавочки  — видимо, кто-то нёс его на мусорку да не донёс. Открыли, а внутри — тетрадки ученицы четвёртого класса школы №22 1942 года. Как сложила однажды девочка свои дневники-блокнотики-тетрадки, так всё там и осталось  — получился уникальный экспонат.

— Но больший упор вы делаете на экскурсии. Почему так сложилось?

— Мы же понимали, что в полном объёме историю города у себя всё равно не представим. И надо не ждать, пока к нам придут люди, а выходить к ним самим. А тут как раз к нам пришли работать ребята, которые стали водить экскурсии. При этом мы сразу пошли по непростому пути — наши экскурсии должны быть особенными. Упор мы сделали на историю повседневности. Официальные исторические факты можно и в интернете найти, а экскурсантам надо рассказывать глубже. Если говорим, что в доме был трактир — то мы должны рассказать и о том, какое меню там было. Где люди гуляли, где назначали свидания, во что играли дети — вот об этом мы и рассказываем. Каждая экскурсия — это серьёзная работа: определяем тему, подбираем для неё воспоминания старожилов, интересные факты, информацию из периодики того времени. И продумываем, как сделать так, чтобы экскурсанты были не пассивными слушателями, а участниками некоего действа. По ходу экскурсий мы с ними во что-то играем, можем что-то спеть.

Нам даже приходилось объясняться с властями, которые предъявляли претензии: почему ваш экскурсовод поёт блатные песни? Я отвечала: «Это экскурсия о пятидесятых годах, когда такие песни распевали мальчишки в каждом дворе! Тем более такие песни поют сейчас со сцены Кремлёвского дворца съездов. И мы знаем, через какие границы переступать нельзя». Непонимание исчезло.

Не сразу стали получаться речные экскурсии по Оби, которые часть экскурсантов воспринимала, видимо, как выезд на природу на шашлыки — приходили на экскурсии с пивом, с едой, просили поставить шансон. Но потом и к такому формату люди привыкли, убедившись, что от речного путешествия можно получить незабываемые впечатления. Одно только прохождение судна через шлюзы чего стоит — а ведь сколько жителей до сих пор не знает, как они работают!

Из последних наших проектов людей особенно заинтересовала экскурсия по зданию мэрии Новосибирска. Мы не просто рассказываем о здании, а даём возможность окунуться в жизнь тех, кто там работал. В зале заседаний экскурсанты получают мандаты, обсуждают насущные городские вопросы 1932 года, голосуют. А разве не интересно тут же узнать, что во дворе здания в то время китайцы чинили обувь? Или что там же устраивались гонки по вертикальной стене?

— Вы одними из первых в стране провели ночное открытие памятника…

— Это был 2012 год, когда РЖД подарили Новосибирску памятник Александру III, и нам предложили подумать, как его открыть. Как раз перед этим коллеги из Санкт-Петербурга рассказали об опыте Гатчины в проведении ночных симфонических концертов, которые собирали до шести тысяч человек. И мы тоже решили совместить открытие памятника с ночным концертом. Встал следующий вопрос: как сделать так, чтобы люди ждали открытия памятника? И мы стали собирать материал о предпоследнем императоре, заодно открыв многое для себя. Ведь что мы знали об Александре III из школьного курса? Только то, что он подписал указ о казни старшего брата Ленина. А когда стали вникать в тему, то увидели, что это был потрясающий человек. При нём не было войн (кроме небольшой стычки на границе в Средней Азии); за что его прозвали Миротворцем; он мог сказать, что Европа подождёт, пока русский царь ловит рыбу… И раз в две недели в течение двух месяцев мы выдавали в СМИ порцию информации об императоре. Попутно готовили открытие памятника — решили пригласить оркестр, поставить два панорамных экрана для видеорассказа об истории основания Новониколаевска и о самом Александре. Самым непростым было согласование мероприятия. Ведь людей могло прийти и триста человек, а могло и три тысячи. Владимир Городецкий, тогда ещё мэр Новосибирска, долго был против нашей идеи. Но всё изменилось, когда в Ночь музеев он увидел, какая очередь выстроилась к дому Кондратюка — от самого Госбанка. «Давай попробуем!» — сказал Владимир Филиппович. У области и руководства правоохранительных органов мы тоже нашли понимание. Теперь нашей задачей было всё организовать достойно. Но тут возникла ещё одна проблема: как сделать так, чтобы с памятника красиво упало полотно? Высота памятника — 18 метров с постаментом, парусность очень сильная, много выступов — шпага, рука. Дважды пытались набросить на памятник шёлковое полотно  — и дважды оно рвалось. «Если не придумаете, что с ним сделать — всех уволим!» — говорили нам.

Но в итоге у нас всё получилось. Прошло как по писаному: в течение двух часов играет музыка, поёт хор из ста человек, а ровно в полночь под увертюру Глинки «Славься!» полотно падает. С замиранием сердца мы видим, как полотно цепляется за шпагу и — красиво изгибается и плавно падает на землю.

И, что интересно, на открытии памятника было около пяти тысяч человек, но после мероприятия на площадке нашли только четыре бумажных стаканчика из-под кофе и больше ничего. После фестиваля фейерверков, который состоялся там же следующим вечером, набережную убирали два часа — туда люди шли уже с другим настроем. А потом было очень приятно читать, что в одночасье Новосибирск из сибирского города превратился в европейскую столицу.

— Писали, что представители Дома Романовых наградили вас своей медалью…

— Это медаль императорского ордена Святой Анны. Дело в том, что нашим памятником заинтересовался Эдвард Куликовский, праправнук Александра III. Сам он гражданин Дании, но его вторая супруга русская, и сам он живёт в Москве, где занимается бизнесом.  Между Новосибирским дворянским собранием и Куликовским был установлен контакт, и Эдвард приехал на открытие памятника. Он провёл в Новосибирске три дня, памятник ему понравился, и он признался, что сам не ожидал такого интереса горожан к его открытию. Причастные к этому мероприятию мужчины получили ордена, а поскольку по статусу этим орденом не награждают женщин, то я получила медаль.

— А ещё в 2014 году вы побывали в Америке — как раз тогда, когда отношения между нашими странами снова начали «холодать»…

— О, это необычная история! Дело в том, что один из друзей нашего музея — сотрудник Института химической кинетики и горения СО РАН, профессор Владимир Зарко  — специалист по ракетному топливу. Однажды, вернувшись из Штатов, он рассказал нам о Галерее международной космической славы в городе Аламогордо, куда вводят имена людей, внёсших вклад в развитие космонавтики, и предложил: «Давайте введём туда Кондратюка». Было это в 1997 году. Подготовили заявку, отправили в США, но не уложились в сроки. Повторили попытку через год — и опять что-то не срослось! Так и махнули на это рукой. И вдруг в марте 2014 года, в самый разгар обострения отношений с Украиной, получаем из Аламогордо письмо: Юрий Кондратюк номинирован в галерею, приглашаем вас на церемонию, все расходы и визу берём на себя. В мэрии сначала нас отпускать не хотели: дескать, Америка сейчас как-то не в тему. Но упирались несильно  — и поездка состоялась.

Аламогордо — городок небольшой: 30 тысяч человек, вокруг пустыня, где когда-то начиналась американская космонавтика, есть свой университет. Меня поразило, что люди, услышав, что я из России, начинали радоваться и улыбаться. Когда перед этим постоянно слышишь о том, какие там все плохие, появляется диссонанс и начинаешь понимать, что политика политикой, а люди всегда остаются обычными людьми. В той самой галерее — 15 наших соотечественников, Кондратюк в ней стал 132-м. Кроме Юрия Васильевича, в галерею в тот год включили 12 человек — американскую астронавтку иранского происхождения Анюшу Ансари, Жюля Верна. А Кондратюка разместили рядом с Джоном Хуболтом, руководителем американской лунной программы. Удивило, что в тексте о Кондратюке говорилось: Армстронг ездил в Новосибирск, чтобы взять у дома Кондратюка горсть земли. Я говорю: «Это всего лишь легенда, землю Армстронг не брал!» Но создатели галереи ответили: «Нет, мы считаем, что должно быть именно так, поскольку именно Кондратюк рассчитал траекторию полёта к Луне!» А директор галереи на церемонии очень долго рассказывал о том, какое значение деятельность Кондратюка имела для всей мировой космонавтики.

— Какие музейные экспонаты для вас самые дорогие?

— Прежде всего — книга Кондратюка «Завоевание межпланетных пространств», которую мы отправляли на МКС. Это было в 2008 году, когда я, набравшись наглости, позвонила в Роскосмос и сделала им такое предложение. Теперь я понимаю, что это была большая дерзость со стороны маленького муниципального музея. Книга весит 150 граммов, по космическим меркам это очень много — лишнее топливо, лишние деньги. До этого на МКС отправляли только три книги. Но нас поддержали, я лично отвезла в Роскосмос книгу, она несколько месяцев проходила разные химические анализы и в октябре 2008 года отправилась на станцию вместе с её очередным экипажем. Вернулась она на грузовике «Прогресс». По почте книгу нам возвращать не стали, пригласили меня приехать забрать её лично. Теперь это уже не просто книга, а настоящая реликвия — со штемпелем почтового гашения, автографами, космической пылью.

Второй экспонат — симфонион: инструмент, на котором проигрываются музыкальные пластинки. Его подарил нам один из старожилов города. Поразило, в какой он сохранности  — даже до сих пор работает. Сохранились и пластинки к нему; когда мы ставим их и заводим инструмент — они начинают играть, и всех это удивляет.

Ещё водолазный костюм из нашего филиала — музея Советского района. Когда примеряешь этот костюм, с 18-килограммовой свинцовой нагрудной медалью, с металлическими ботинками на свинцовой подошве, — трудно даже представить, как во всём этом можно не просто двигаться, пусть даже и под водой, но ещё и что-то делать. А человек, который в нём работал, ещё жив — и от этого экспонат воспринимается совсем по-другому.

У нас есть практически полная подшивка «Ленинградской правды» блокадных лет — коллекция уникальная, даже в Петербурге таких всего две. На её приобретение нам выделяла деньги мэрия. Про Новосибирск в этих газетах ничего нет, но если знать, как наш город был связан с блокадным Ленинградом, сколько эвакуированных нашли у нас второй дом, то сразу проникаешься к этой подшивке особым трепетом.

Есть на первый взгляд предметы банальные, но для современных людей уже непонятные. Например, калошница. Часто показываем людям этот чугунный предмет наклонной конструкции с какими-то торчащими рожками и предлагаем угадать  — что это? Догадывается мало кто.

— Какие книги и фильмы вы любите?

— Пока не занималась Кондратюком — любила фантастику, а когда пришла в музей, когда стала общаться с учёными, космонавтами — поняла, что больше её читать не могу, это слишком скучно. Люблю исторические романы, особенно классические — Мережковский, Ян. Нравятся мемуары политиков, художников, с удовольствием прочитала мемуары Эйнштейна. А кино люблю о тридцатых-пятидесятых годах прошлого века. Думаю, что 1950-е — это особое время в нашей стране и во всём мире, проникнутое особым настроением — настроением победителей в войне. И оно ощущается, когда читаешь книги и периодику того времени, смотришь фильмы, позволяющие в него окунуться.

Виталий СОЛОВОВ | Фото Валерия ПАНОВА